А еще у Резеды было совершенно выдающееся, по мнению Маши, качество: невероятная свобода от любых шаблонов и комплексов. Имея впечатляющий вес и формы, она спокойно надевала на себя поперечные полоски и одежду со всяческими воланами – ну просто потому, что такие расцветка и покрой ей нравились. Не изнуряла себя диетами в угоду моде. Спокойно женила на себе мужика почти на десять лет младше себя. В общем, могла все то, что так не давалось всю жизнь Маше: та в душе оставалась робким подростком, зависящим от мнения и оценок окружающих, это в ней с возрастом не менялось.

Петюнчик, в смысле Петр Яковлевич, муж Резеды, занимался как раз второй, туристической, половиной их семейного бизнеса. Когда они с Резедой встретились, его конторка уже довольно прочно стояла на ногах, хотя и не была особенно большой. Он помог Резеде с открытием ее собственного дела, снял ей две комнаты на этаже рядом со своим агентством «Вперед, Travel» и много участвовал в делах агентства жены, особенно в первые годы. Не то чтобы он что-то понимал в брачном деле. Но вот в бухгалтерии, налогах разбирался отлично.

Маша и Геля работали в брачной части этой компании почти с самого ее открытия, Маша – менеджером, Геля – помощником главбуха. Работой своей они обе были довольны, быстро подружились между собою, несмотря на некоторое несходство характеров и жизненных обстоятельств.

Маша – энергичная, худощавая и спортивная шатенка (КМС по легкой атлетике, но это в далеком прошлом) – была одинока, саркастична и романтична одновременно. Саркастичность ее была скорее внешней, слегка наигранной – надо же было как-то маскировать свою неуверенность в себе. Она легко влюблялась, в отношениях с мужчинами была очень пылкой, чувствительной и совсем не самоуверенной – психолог по одному из своих образований, она была тем самым «сапожником без сапог». Несмотря на то что Маша была очень хороша собой, замуж она так ни разу и не вышла, детьми не обзавелась. Сначала ей казалось неправильным рожать без мужа и, соответственно, отца ребенка, вопреки воцарившейся моде в этой области. А потом, когда они с подругой начали свой собственный бизнес, эта тема вообще как-то замылилась, отступила на задний план: построение собственного бизнеса, сколь угодно малого, история очень занимательная сама по себе, вполне способна заменить личную жизнь.

Романы у нее в прошлом, конечно, были, как и попытки создать семью, – этих, последних, было аж две. Первый раз она прожила с мужчиной два года, больше не выдержала густого компота из маниакальной ревности и такого же маниакального, болезненного вранья. Единственный шанс ужиться с такими людьми – быть на одной волне, не удивляться, не ахать, не возмущаться, не воспитывать, а играть по их правилам. Осознав это, Маша поняла, что шансов у нее нет: ревнива она была всего лишь в меру, а с враньем у нее с детства не складывалось. Даже сыграть то, что требовалось, но в реальной действительности у нее отсутствовало, она не смогла бы: театральными способностями судьба ее тоже обделила, в школьной самодеятельности ничего ответственнее роли «пятой снежинки во втором ряду» ей не доверяли. Помучилась и сбежала.

Следующая Машина попытка найти свою вторую половинку была более долгой, они прожили с Сергеем шесть лет. Но в итоге тоже не срослось: очень уж они были разные. Сергей приехал из маленького городка, семья его была очень бедной и многодетной, он в ней считался настоящим героем: единственный из всех получил высшее образование, обосновался в Москве – как тут не гордиться? Каждые праздники положено было проводить у него на родине, там всегда было чем заняться: то сажать картошку, то ее выкапывать, то капусту солить, то сорняки полоть, благо угодья его родни были размером с поля небольшого колхоза.

В Москве рекомендовалось жить так: с работы – домой, на всякие глупости типа походов в кино или на концерт либо тем паче покупки книг, денег не тратить. Средства (с ударением на «а») надо было копить, чтобы потом купить что-нибудь практичное и нужное, «чтобы не хуже чем у людей в дому было». Хорошая, в принципе, стратегия. Хотя кто те самые люди, на которых надлежало равняться, ей было не очень понятно – в ее окружении таких не было. Но Маша, человек сугубо городской, легкомысленный и ветреный, долго такой малопонятной для нее жизни выдержать не смогла и опять сбежала.

Были потом и другие романы, куда более короткие и несерьезные, но строить с мужчиной семью она уже как-то опасалась, даже на обычное совместное проживание сподвигнуть себя не могла. Мужчины же чувствовали эту Машину настороженность, недоверчивость, видели старательные попытки держать дистанцию между ней и ими и около Маши тоже надолго не задерживались, невзирая на всю ее внешнюю привлекательность. Постепенно Маша привыкла к этому своему одиночеству. Иногда только чувствовала некоторое беспокойство: детей хотелось, крепкой семьи, как у ее родителей, семейного уюта и теплого дома. Но маетные шевеления эти случались с ней все реже: с возрастом ее требования к мужчине рядом возрастали, тяга к свиванию гнезда угасала, а привычка к одинокой, только под свои желания заточенной жизни становилась, наоборот, больше и крепче.

Геля, Ангелина, была совсем другой. Такая… Вся с суффиксом «-оват-»: мягковатая, полноватая, хитроватая. То есть не мягкая, полная и хитрая, вовсе нет, это совсем другое. А немножко мягкая, чуть с лишним весом и с некоторой хитринкой. Светловолосая, легко ладящая с людьми, расчетливая, она вышла замуж еще в студенческие годы, раз и, похоже, навсегда. К моменту их встречи с Машей у нее был сын Максик. Потом появилась и дочь, но об этом позже.

Маша и Геля были ровесницами, им обеим было по тридцать три, когда они стартовали с собственным агентством. Можно было бы вспомнить про символику возраста, про Христа, но они все-таки девочки, поэтому просто: им было по тридцать три года. Два года до этого они дружили, ездили вместе на работу, благо жили на одной ветке метро, сплетничали, ходили друг к другу в гости, помогали и поддерживали друг друга, если вдруг случалась такая необходимость. А потом агентство «Вместе!» распалось.

Это случилось зимой, накануне Нового года, в самый канун праздничного корпоратива, к которому готовились все работники компании: даже если посчитать «туристов» вместе с «брачами», как называли друг друга сотрудники двух частей семейного бизнеса, коллектив все равно был небольшим, дружным и погулять умел широко, вкусно и с выдумкой.

С утра, когда дамы двух подразделений уже начали резать гидропонные помидоры и длинные китайские огурцы к новогоднему столу, никто не мог дозвониться Петру Яковлевичу. Резеду так рано никто не ждал: на рабочих празднествах она всегда появлялась не только нарядной, но и со сложными укладками на голове, поэтому все были готовы к тому, что увидят свою начальницу ближе к обеду, но зато при полном параде.

Петр появился в офисе лишь ближе к обеду – растерянный, встрепанный, с тревожным лицом.

– Резеда в больницу попала, – не то проговорил, не то выдохнул он. – Травма шейного отдела.

Ножи замерли над разделочными досками. Выпущенный от растерянности из руки Милы, офис-менеджера, недорезанный огурец упал на пол и покатился с неожиданным для продукта питания грохотом.

– Как же это случилось? – проявила сочувствие Маша. Не то чтобы ей нужна была эта информация, но было видно, что Петру нужно выговориться.

– Да Резеда с утра, как обычно, встала в позу. В смысле, на голову. Захожу в комнату, а она упала. Тумбочку сломала, вся нога разбита, и кровищи ужасть сколько! Я-то сначала думал, только нога, а потом смотрю: она ни рукой, ни ногой пошевелить не может, – начал рассказывать Петр. – Ну дальше – «Скорая», госпитализация. Я с ней, конечно, поехал, но потом, когда диагноз уже поставили, ее наверх, в реанимацию, отправили, а меня выставили. Вот я к вам и приехал, предупредить.

Корпоратив, конечно, был отменен. Сотрудники в печали и тревоге съели за обедом все закупленные к празднику продукты и в неурочное время разошлись по домам. В воздухе витали грядущие неприятности.