Пышка опомнилась и кинулась вслед мужчинам.

– Ты с ума сошел? Ты чего Алика трогаешь? Я сейчас милицию вызову!

– Женщина, милицию вам вызвать не удастся. Ее отменили, – насмешливо, не оборачиваясь, проинформировал Пивасикову заступницу Грек, продолжая конвоировать несчастного пьянчужку к дверям вагона. Пышка бежала следом, острые каблуки ее босоножек то и дело предательски подворачивались, не давая их хозяйке развить нужную скорость.

«Господи, он его сейчас бить, что ли, будет?» Маша совсем растерялась. Как поступить? Выйти с ними, ведь из-за нее конфликт? Да почему из-за нее-то?! Она вообще не виновата, сами рюкзак уронили, следить за своим имуществом надо, а не скандалить в общественном месте. «Не пойду я никуда! И так влетела в это шапито, ни сном ни духом того не желая. Продолжают пусть без меня. Грек этот еще… Уголовник, наверное. Вон лысый и уверенный такой. Прямо сразу: „Пойдем!“ Ему мало показалось, что эта парочка и так его испугалась, – поволок жалкого Пивасика на улицу. Нет, надо оставаться в вагоне, иначе попадешь под раздачу. Пусть сами разбираются, авось справятся. От меня толку мало в драке, а вот неприятностей себе вполне могу нажить!»

Тем временем трио вышло на перрон и остановилось прямо перед окном, рядом с которым сидела Маша. Толстое стекло не позволяло ей услышать, о чем они говорили. Все происходящее, хорошо освещенное пучком света из-под уличного фонаря, выглядело как театральная пантомима. Мужчины стояли друг напротив друга, Грек угрожающе наклонил корпус в сторону Пивасика, тот будто уменьшился в размерах, повернул голову чуть вниз и вбок, засунул руки в карманы. Пышка скакала вокруг мужчин, темпераментно размахивая руками, но на уважительном расстоянии от Грека. Электричка издала резкий гудок, и трио на перроне постепенно уплыло назад.

Электричка прогудела прощально и скрылась в темноте, вильнув темным хвостом с красным сигнальным огоньком. Илья и пара не слишком трезвых попутчиков остались на перроне в одиночестве: по причине позднего времени электричка была последней в этом направлении, никого больше вокруг не было. Лязгающие звуки поезда растворились в душной летней ночи. Убедившись в своей безопасности, из темных Сокольников по ту сторону дороги закричала какая-то ночная птица.

Илья повернулся к пьяному мужику.

– Ну, чего ты там выступал-то? Чего к девушке приставал?

Видно было, что и мужик, и женщина, его сопровождавшая, изрядно напуганы. Они озирались по сторонам в поисках поддержки и молчали. Вокруг было пустынно, помощи было взяться неоткуда: ночь почти, перрон был совершенно пуст. «Какой странный этот лысый! Вроде бы интеллигентик сраный, но так уверенно себя ведет. И лысый опять же… Может, сидел?»

Когда молчание уже чересчур затянулось, толстый мужик севшим от волнения голосом решил побыстрее разрешить ситуацию:

– Чего не так-то? Чего ты нас сюда вытащил? Она сама виновата, пиво мне разбила.

– Вы его сами разбили. Весь мозг вынесли, орали всю дорогу. Аккуратнее надо было быть, – назидательно и уверенно сообщил лысый.

У нетрезвой женщины совсем сдали нервы. Ей стало страшно за спутника.

– Да ладно тебе!.. Ну, всяко бывает, что ж, мы не люди, что ли?… Давай до свидания, да?

«Идиотская, конечно, ситуация, – думал Илья. – Чего я завелся, зачем их сюда тащил? Вечно это мое желание на красивую женщину впечатление произвести. Не бить же его теперь, дурака этого пьяного, в самом деле? Надо как-то на тормозах спускать да расходиться. Что это за остановка? – Он посмотрел по сторонам и увидел вывеску „Москва-3“. – А, ну тут минут пятнадцать быстрым шагом до „Алексеевской“, еще успею на метро, если быстро здесь весь этот цирк свернуть».

– Ну, мы пойдем? – заискивающе глядя на него, спросила нетрезвая спутница бузотера.

– Да валите отсюда уже! И чтобы больше в электричке не скандалили! – решил он педагогически верно закрыть тему.

Баба радостно вцепилась в своего мужчину и поволокла его в сторону лестницы с перрона. Тот едва успевал переставлять ноги и бурчал недовольно: «Поразведутся, бл…, безопасные джедаи!»

Главной своей бедой Илья всю жизнь почитал собственную яркую, просто-таки бьющую в глаза внешность: высокий, атлетичный, с лицом будто из рекламы дорогой одежды для мужчин. Еще с подросткового возраста, где бы он ни появился, все присутствующие поворачивались к нему. Класса с седьмого Илья уже стал яблоком раздора не только для одноклассниц, но и для девчонок из всей своей параллели. Потом так же было и в институте – на него западали не только сокурсницы, но и преподавательницы, из тех, что помоложе.

Обычно мужчины повышенным вниманием к себе очень гордятся. Илья же, наоборот, зачастую тяготился таким положением дел: насколько его любили женщины, настолько же не любили мужики. В школьном возрасте это очень мешало: дружба с другими мальчишками была для него куда важнее популярности у девочек. Поэтому в какой-то момент он взял и побрился налысо – убрал свою красивую шевелюру, нивелировав таким образом гламурность внешности. Женский пол, ему симпатизировавший, сначала расстроился: жаль терять такую красоту, сглупил парень. Но потом все пришли к выводу, что он теперь очень похож на молодого Марлона Брандо и ему это очень идет. А пацаны поржали, и на отношениях с ними содеянное не сказалось никак.

Илья сначала огорчился, что запланированное не сработало, а потом постепенно привык брить голову, его эта процедура как-то успокаивала. Так что отпусти он теперь волосы, его, наверное, и узнавать бы перестали: неотъемлемая часть имиджа, так сказать.

Учился Илья отлично, в семье сложилась такая традиция: много поколений его предков были образованными людьми, немало добившимися в жизни. Уважительное отношение к учебе, к знаниям, к выбору и освоению профессии так крепко укоренилось, что появлявшимся детям никто особенно и не внушал, что учиться надо хорошо, к знаниям относиться нужно серьезно. И удивительное дело, подобная стратегия срабатывала: дети вырастали разумными, благополучными, легко учились, не выматывая родителям нервы в процессе, сами все, что нужно, сдавали, сами поступали, без всех этих часто встречающихся мук с репетиторами и дополнительными занятиями, срочными поисками знакомств накануне вступительных экзаменов. Не без сбоев, конечно, были и исключения, но определенная тенденция в их роду явно просматривалась.

Была у Ильи, правда, и еще одна особенность: он был хвастлив. Мало просто отличиться – нужно, чтобы за всем наблюдали зрители, свидетели его торжества. И тут привлекательность тоже работала на него: быть красивым человеком – уже половина успеха. Красивому быть на виду, быть замеченным совсем не сложно. Отец гордился сыном, по простоте своей не замечая особенностей сыновней натуры. Мать, особа более сложная и мудрая, все эти нюансы давно подметила и частенько подтрунивала над Ильей, но, уважая трудолюбие сына и его в общем-то заслуженные победы, не давила, не гасила в нем желания покрасоваться, не считая это большой проблемой.

Профессию Илья себе выбрал востребованную, но не оригинальную: адвокат. Закончил с отличными результатами юрфак знаменитого Московского университета и долго стажировался в одной известной, что у всех на слуху, адвокатской конторе. Но там развернуться в полную силу было трудно. Шел он туда вдохновленный возможностями проявить себя, блеснуть в полную силу своими знаниями и талантом. Илья видел себя в мечтах блестящим защитником, несущим помощь и освобождение своим подзащитным, – Робин Гудом, Суперменом и Генри Резником в одном флаконе. Однако действительность в первый же день опрокинула его мечты: Илье вручили огромную стопку бумаг, работа с которыми должна была стать его основным занятием на неопределенно долгий срок. И максимум публичности – развезти по судам исковые заявления, проследив за правильностью их регистрации в канцелярии. А блеск речей и слезы благодарных клиентов – это все сильно потом, как оказалось.