Шум от собственного дыхания заглушал все остальные звуки. С горем пополам, удалось ввалиться в квартиру. Я тут же закрылась и даже накинула цепочку. Для надежности. Только после этого смогла с облегчением выдохнуть, привалившись спиной к стене.

— Катенька, открой.

Отрицательно помотала головой, словно женщина могла видеть сквозь двери, и зажала кулак зубами, чтобы не заскулить.

— Открой!

Я вздрогнула и разрыдалась громче. Попятилась в комнату. Вызвать полицию?

— Я все равно до тебя доберусь! Все равно! Поняла? — закричала сумасшедшая.

Одно время слышалась ругань, женщина продолжала колотить в дверь ногами. Не знаю, сколько это все длилось, но когда все стихло я на цыпочках подошла ближе. Тишина.

Страх потихоньку отпускал. Если бы не собака…

Кто эта женщина? Она говорила, что я сломала ее жизнь… Но как такое возможно? У меня даже друзей нет, врагам откуда взяться?

Я разулась. Поставила замшевые полусапожки под вешалку. Где им было и место. В квартире царил порядок. Странный, больной порядок. Если мне было плохо — я убирала, если одиноко — убирала, если грустно — убирала. Получалось, что почти все свободное время единственное, чем я занималась — уборка. Квартира давила почти что стерильной чистотой.

Даже мама, навещая меня, всегда удивлялась, как такая бестолочь, которая ленится даже суп себе сварить — может содержать квартиру в идеальном порядке? Разве стоило ей объяснять, что готовить я не люблю по другим причинам? Есть в одиночестве сомнительное удовольствие. Аптечная же чистота из-за нехватки живого общения.

Пройдя в кухню, включила электрочайник, вытащила пиццу из холодильника и поставила разогреваться в микроволновку. В дальнем углу кухни, настенная подставка крепко держала маленький телевизор. Хозяйка квартиры, у которой я снимала однушку, неплохо укомплектовала ее прежде, чем загибать такую баснословную цену. Но жить я предпочитала в удобстве, даже если впроголодь. Комфорт — это мне своеобразная компенсация за одиночество.

Привычно включила телевизор и попала на новостной канал. Диктор серьезным тоном как раз вещал о событиях прошедшего дня.

Я любила пить крепкий чай. Вот и сейчас не стала отказывать себе в удовольствии. Густой пар поднимался от чашки, укутывал и словно грел пальцы. Мда. Долго же я буду приходить в себя! Хорошо еще, завтра суббота — на работу не нужно.

— Около десяти часов вечера в метро произошел взрыв.

Нехорошее предчувствие заставило меня повернуть голову и уставиться в экран. Мелькали ужасные кадры. И как только такое разрешают пускать в эфир? Больше всего меня поразили множество тел, накрытых простынями. Традиционно белыми.

— Взрыв пришелся на центральной ветке. В районе станции «Влатошки». Ведется расследование. В результате взрыва пострадало около сотни человек. Мы обещаем держать вас в курсе последних событий. Оставайтесь с нами.

Чашка выскользнула из рук. Кипяток ошпарил пальцы на ногах, а я почти не почувствовала.

Именно на этой станции Нина зашла в метро.

— И как я только уговорила себя на такое?

Такси медленно продвигалось по городу. За окном мелькали знакомые улицы, места, здания. Все это сейчас казалось неимоверно далеким и чужим, будто покрытое тонким слоем пыли. Неужели это мой город? Ничего к нему не чувствую.

— Катя, мы уже это обсуждали, — сказала мама. — Мне необходимо поехать.

— Тебе — да. Но зачем ехать мне?

Мама осуждающе зыркнула из-под черной прозрачной вуали на шляпке.

— Тетю Эллу надо поддержать! В такое тяжелое для нее время! Неужели ты сможешь быть такой бесчувственной, когда у моей подруги горе?

— Но я даже ее не знаю! — не унималась я.

— Ничего, дорогая, я вас познакомлю.

Вот тебе и заявочки! Особенно наше знакомство будет к месту на центральном кладбище. Только маму, казалось, совершенно не беспокоили подобные пустяки.

— Я не хожу на похороны, ты же знаешь! Мне потом снятся кошмары! — пожаловалась, нисколько не приукрасив действительность.

А еще Нина погибла в том метро… Я до сих пор не отошла от этого известия.

Подумать только, у нее осталось трое детей! Как глупо устроена смерть! И, как бы к ней ни готовился, она всегда приходит не вовремя.

Нина погибла, пройдя со мной лишнюю остановку. Что если бы она зашла в подземку возле здания университета, как всегда делала, осталась бы жива?

На самом деле, ответ на этот вопрос я получить не хотела.

Ведь тогда вина в ее смерти была бы на мне. Я — причина того, что Нина именно в то время возвращалась домой. Я — роковое стечение обстоятельств. Случайная убийца.

Ни-на по-гиб-ла.

Возле кафедры до сих пор стояла ее фотография, перевязанная черной ленточкой, и две красные розы, хотя прошло уже больше месяца. Улицы подморозили первые холода ноября. Проведение похорон оплатил университет. А я даже не пошла на кладбище. Не смогла заставить себя.

Не пошла на похороны единственного человека, который хорошо ко мне относился! А вот сейчас еду на церемонию погребения того, кого даже не знала!

И кто я после этого?

Лицемерка.

— Хочешь, я буду держать тебя за руку? Тогда не будет страшно, — предложила мама.

— Я что маленькая?

— Конечно, не маленькая! — мама раздраженно закатила глаза и откинулась на спинку сидения. — В двадцать пять лет маленькой назвать язык не повернется. Ну, не хочешь — как хочешь. Тогда просто не будешь заглядывать в гроб. Делов-то!

Спорить с мамой было так же бесполезно, как доказывать хирургу, что при гангрене не нужна ампутация. Поэтому я просто смиренно уставилась в окно.

— Единственный племянник! Поверить не могу! — мама утерла черным платком сухие уголки глаз. К чему этот спектакль? — Даже не представляю, как справляется моя бедная Эллочка?

Ответ ей не требовался. Я прекрасно узнала интонацию, которой она говорила только тогда, когда хотела вызвать у меня жалость. Настроить на необходимый лад, чтобы потом поставить очередное невыполнимое условие.

— А почему папа не поехал с тобой?

— Он занят.

Это прозвучало сухо, с толикой едва уловимой горечи в голосе, но я заметила.

— Что-то случилось?

Она пожала плечами, старательно пытаясь вложить в этот жест, как можно больше беспечности. Не получилось. Спустя мгновение мама уже вздрагивала от еле сдерживаемых рыданий.

— Ничего особенного, Катя. Просто он подал на развод.

— Что?! Почему?

Мама зарыдала, уткнувшись лицом в ладони. В ее всхлипах слышалась неподдельная горечь, обида и боль. Такой я видела ее впервые. Да и вообще не припомню, чтобы она плакала когда-то!

Всегда безупречная во всем: идеальная хозяйка, идеальная жена, идеальная мать… Да почти что богиня во всех смыслах! В последнее время я стала думать, что у нее и эмоций-то нет, а тут…

Что у них там происходит?

Только сейчас я заметила редкую проседь в густых, жгуче-черных волосах матери, небрежный, на скорую руку макияж и два ногтя с потрескавшимся маникюром на правой руке. Эти детали отчетливо выбивались из образа идеальной женщины. Похоже, мама действительно переживала.

— Почему ты мне не сказала?

— Дети не должны знать о проблемах родителей. Это неправильно, — сжала пальцы в замок она.

— Мама, но как же так? Я не понимаю. Вы почти тридцать лет вместе!

— Леня сказал, что я всегда на него давила. И он хоть на старости лет хочет пожить для себя.

— Мне очень жаль, — честно призналась. Семейная идиллия рушилась прямо на глазах. — Может, вы еще помиритесь?

— Как знать…

Мои идеальные родители разводятся! Никак не укладывалось в голове…

Я хотела расспросить о многом, задать кучу вопросов, поддержать или утешить, но мама сделала категорический жест, показывая, что разговор окончен. Больше она не была намерена приоткрывать мне душу. Но я хотя бы узнала, что она у нее есть.

Мама утерла слезы, привела в порядок макияж и из простой женщины вновь превратилась в идеальную.