— Однажды, — прервал неуверенный поток слов Эрик, оглянувшись, — мама рассказала мне притчу. Двоих евреев осудили и посадили в тюрьму. Один из них день и ночь молился, второй — спал. И когда первый, наконец, решился спросить почему он спит, второй ответил — потому что скоро ему понадобятся силы. Страшно было до того. А сейчас, сидя за решёткой, нет смысла опасаться.

Чарльз ускорил шаг, вслушиваясь в каждое слово Эрика. Он поравнялся с ним и повернул голову, чтобы взглянуть на друга слезящимися от холода глазами. Пар дыхания инеем оседал на ресницах и бровях.

— Мы как те пленные, Чарльз. Время страха миновало. Настало время для надежды. Скоро всё закончится, я чувствую это.

Чарльз сжал ладонь Эрика в своей и подтянул его ближе. Теперь они шли, засунув руки в один карман — Чарльза.

Несмотря на то, что разведка не дала никаких результатов, Чарльз нашёл, что искал.

***

Численность солдат продолжала таять — в отличие от снега. Морозы крепчали, и вместе с тем появлялось больше проблем: обморожения и пневмонию разбавляли серьёзные, порой смертельные ранения от бомбёжек авиации или наземной артиллерии. Однако сколько бы враг ни пытался, у него не получалось выкурить измотанные, но по-прежнему решительные дивизии союзников из леса.

Болезнь не обошла стороной и Чарльза. Он, находясь всегда в гуще событий, замерзая, недоедая, точно как и все, сдался и однажды разбудил Эрика сухим громким кашлем. Эрик тронул его влажный лоб ладонью и тут же полез в аптечку.

— Там ничего нет, Эрик, можешь не искать. Ты не вылечишь простуду морфием и не собьёшь температуру бинтами, — Чарльз горько усмехнулся и снова закашлялся, беспомощно прикрывая лицо руками. Отдышавшись, он продолжил: — Тебе лучше перебраться в другой окоп, я не хочу…

— Ты меня не заразишь. Я никогда не болею, — Эрик ещё раз пощупал мокрый лоб. — Тебя нужно отвезти в госпиталь.

— У них хватает дел, Эрик. Просто… мне надо поспать немного, всё будет хорошо. Пожалуйста, иди на улицу, ты нужен мне здоровым и невредимым.

Эрик поджал губы, но подчинился. Однако вовсе не потому, что был согласен с мнением Чарльза. Выбравшись из-под брезента, он поспешил к капитану.

— Сэр! Разрешите отправиться в город, санитар болен.

— Ксавье?

— Да, сэр. У него жар и, кажется, он начинает бредить.

Уилсон нахмурился и отложил бритву. Раз в несколько дней он совершал целый ритуал — растопив снег, брился, глядя в отражение в крохотном треснувшем зеркальце. Обычные солдаты были лишены подобной радости, некоторые даже успели отрастить бороды.

— Отвези его в госпиталь и поезжай сам. Отдохни. Мы справимся тут. Собери в городе лекарства, бери всё, что может пригодиться. Нам обещали снабжение, но мы можем прождать его ещё несколько недель.

— Есть, сэр!

— Скажи радисту, чтобы вызвал автомобиль.

Эрик отдал честь и вышел прочь. Командование располагалось чуть глубже в лесу; штаб построили из балок, накрыв крышу еловыми ветками, чтобы внутрь не залетал снег.

Он поднял голову и прищурился. Казалось, сегодня был первый солнечный день, но лучи не грели, сильнее обычного слепя глаза серебром снега. Эрик поспешил к радисту, затем — обратно в убежище, и ловко проскользнул внутрь.

Чарльз спал, свернувшись под двумя одеялами, и никак не отреагировал на возвращение Эрика. Только Артур, лежавший на ногах хозяина, поднял голову и вздохнул так тяжело, будто в полной мере понимал сложившуюся ситуацию.

Эрик снял каску и потёр глаза. Под брезентом было душно и сыро, воздух — затхлый, как в могиле. Просидев неподвижно несколько долгих минут, Эрик всё-таки решился разбудить друга, осторожно потрепав по плечу и погладив по щеке, лбу. Чарльз сморщил нос и разлепил глаза, но тут же их закрыл, тихо застонав.

— Уилсон распорядился, чтобы я отвёз тебя в лазарет. Кэссиди останется за…

— Эрик, Эрик, — Чарльз опять закашлялся, перебив его. — Это всего лишь простуда, я не умру, а вот без второго медика что-нибудь может случиться.

— У тебя жар, Чарльз, тебе нужно выспаться и несколько дней полежать на нормальной кровати. Капитан отстранил нас от службы до твоего выздоровления, меня в том числе, поэтому нет смысла сопротивляться. Из города должна прийти машина, я всегда буду рядом.

— Эрик, иди к Уилсону и… скажи ему, — Чарльз кое-как сел и взялся за голову. — Чёрт, скажи ему, что я в порядке. В больнице и так не хватает коек, они бинтуют тряпками и кипятят использованные, а ты говоришь отослать туда меня.

Эрик ничего не ответил. Он откинул брезент, надел каску на голову и помог Чарльзу выбраться из ямы. Чарльз опёрся на друга и, всё ещё ворча, направился вместе с ним к подошедшему автомобилю, на котором они обычно транспортировали раненых в город.

Эрик знал, что в больнице действительно нет места и лекарств, но тёплое помещение и горячий суп поставят Чарльза на ноги быстрее, чем полусон на земле в снегах и крохотная порция ужина. В машине Эрик держал Чарльза за руку, позволив тому лечь себе на колени и задремать.

***

Чарльзу снился праздник. Яркие огни, восторженные крики зрителей, вспышки, озаряющие небо, липкие от карамельного яблока руки и губы. Он помнил, как долго Шерон отмывала его волосы от сахара и причитала, но затем всё повторялось — яблоко, карамель, фейерверки и люди. Они смеялись, шумели и воспевали Короля, в честь которого ежегодно взрывались сотни салютов.

Он приоткрыл глаза, спросонья пытаясь понять, где находится и что происходит. Казалось, видение продолжалось: за окном то и дело вспыхивали огни, гремела техника и выли люди. Чарльз сел и огляделся, медленно приходя в сознание, понимая, что это — война, и никакого праздника в честь её окончания не будет. Не в этом году.

— Тебе нужно отдыхать, ложись обратно.

Чарльз вздрогнул от неожиданности, не сразу заметив Эрика. Тот встал со стула, подошёл ближе и протянул руку, чтобы пощупать лоб. Температура не спала, но по крайней мере Чарльз не обливался потом и его больше не лихорадило, как вчера. Эрик присел рядом.

— Сколько времени прошло? Я ничего не помню.

— Уже второй день, Чарльз. Утром я отвёз Уилсону кое-какие припасы. Всё, что смог собрать в госпитале. А медсестра дала мне вот это, — он вытащил из кармана плитку шоколада, улыбаясь, как замышляющий шалость мальчишка. — Съешь, тебе станет лучше.

Эрик разломал лакомство на неровные кусочки и протянул Чарльзу несколько штук, сам взял один и положил упаковку с оставшимися прямо на кровать. Они уплетали шоколад и смотрели в окно, напряжённо прислушиваясь. Вскоре всё стихло, и город замер, но иногда под окнами ещё раздавался шорох колёс и топот ног.

— Полежи со мной?

Эрик кивнул, убрал шуршащую обёртку и снял ботинки. Чарльз отодвинулся, подтянув подушку так, чтобы Эрик тоже мог улечься, и приподнял одеяло, позволяя забраться к себе. Чарльз прижался к другу всем телом и уткнулся носом в его затылок.

— Ты был в душе и ничего мне не сказал? — насмешливо спросил он, принюхиваясь к крепкому запаху деревенского мыла, который источала тёплая кожа и пушистые волосы, забывшие о расчёске и ножницах.

— На улице соорудили душевые. Я сказал об этом капитану, но отправлять мыться всех по одному — бензина не напасёшься, а оставлять позиции нельзя. Поэтому — да, я готов к их ненависти. Заранее, — Эрик тихо фыркнул, положив ладонь Чарльза под свою щёку.

Чарльз улыбнулся и закрыл глаза. Прошло уже шесть лет с их первой встречи, и ничего, казалось, не изменилось. Над Эриком продолжали шутить, но ребята из их роты без колебаний отдали бы за него жизнь, как и сам Чарльз, разделявший эти чувства. Чарльз понимал, что их дружба и семья — то немногое, что у Эрика было настоящим и искренним. Вся остальная его жизнь была ложью, даже несмотря на то, что сам Эрик не лгал — не умел. Он молчал, недоговаривал, но никогда не обманывал.

— Завтра мы вернёмся в окопы. Только я тоже хочу принять душ.

Чарльз слышал, как Эрик подавил смешок, и крепче обнял его одной рукой. Температуры у Эрика не было, но он всегда был горячим, легче перенося холод, и всегда согревал Чарльза, просто сидя рядом.