Может, если повторять это как можно чаще, но странный осадок на сердце исчезнет?

Он убил Керал. Он убил Керал. Он убил Керал, а не безоружную девушку… Нет, стало только хуже.

Оливер, словно прочитав мысли, вновь коснулся его плеча и улыбнулся. Ил нахмурился только больше. Насмотрелся он на эту улыбку, спасибо, хватит с него. На какие грабли он точно снова не наступит, так на дружбу с инсивом. И плевать он хотел, кто там и из-за чего ревел в подушку! Не его дело…

— Лица такие не корчи, — фыркнул подселенец. Расщелина начала расширяться, и он уже мог не протискиваться бочком.

— А ты не притворяйся, что разговор со мной хуже пытки, — отразил Оли.

— Я и не притворяюсь. Это по твоей части.

— Конечно, ведь это я упорно делал вид, что ничего не чувствую.

Ил развернулся к опенулу лицом. Оливер стоял на расстоянии явно меньшем вытянутой руки и смотрел со странной смесью гордости и обиды. Совесть бережно сдула пылинки с воспоминаний годовалой давности и затолкала прямо в горло. Внутри шевельнулось что-то, что должно было давно исчезнуть, вытравиться во время сражения на Каннорском хребте, что осталось в той, первой половине жизни, когда Ил наивно полагал, что война ведется только между лагерями, а не между их солдатами. Когда он верил, что не бывает запретной дружбы или любви.

Ведь похоже, что в их время кого угодно можно только ненавидеть.

Оли развел руками:

— Эрики здесь нет. Можешь говорить все, что хочешь. Все, что у тебя на душе.

Сзади послышался оглушительный свист, и в проеме ярко вспыхнул на пару секунд огонь. Ил вздрогнул и отвернул глаза от отражения искр в чужом янтарном амулете.

— Ты серьезно хочешь сейчас поговорить? — раздраженно покривился он, вытащил клинок из ножен и продвинулся дальше.

К сражению словно влекло магнитом. Ил так долго и усиленно себя убеждал, что бежать от битвы — позор, что сейчас просто не мог по-иному. От мысли отсидеться в безопасности хотелось хорошенько себе врезать.

— Да, серьезно, — кивнул Оливер, как будто не понял намека. Хотя уж он-то точно понял, чертов фанат двойных смыслов. — В иной раз у нас может не возникнуть возможности оказаться наедине. Ты можешь сейчас убежать и… все. Я тебя больше никогда не увижу.

По спине мурашки побежали, но Ил попытался не подавать виду.

— Я сегодня умирать не собирался, — отшутился он.

— Не сегодня, так через месяц. Сколько ты там себе отрезал. — Оливер цокнул языком и придвинулся ближе. — Или хотел отрезать.

— Да вы с Анель точно одна кровь! Говори нормально, у меня загадки уже поперек горла стоят. Я не понимаю твоих головоломок.

— Нормально? Хорошо. Я знаю, зачем Анель дала тебя яд.

Сердце замерло в груди.

— И… что? — нахмурился Ил, не поворачивая головы. — Если бы ты не проболтался, она бы его вообще не дала. Так что не удивил.

— Ты поэтому так волнуешься?

— Что? С чего ты взял?! Я не волнуюсь.

— Пальцы. — Оливер кивнул на чужие руки. Подселенец тоже опустил взгляд. Инсив трепетно, как будто говорил о чем-то тайном и прекрасном, продолжил, — Дрожат, как будто хотят сжаться в кулаки, но ты сдерживаешь их, чтобы не подавать виду. Точно так же они дрожали перед тем, как ты мне врезал, тогда, год назад, навсегда прогоняя из своей жизни. — Он машинально потер щеку, и Ил почувствовал легкий укол совести. Но вот еще! Не будет он перед «желтым» извиняться! — Я знаю тебя слишком хорошо. Но за год что-то в тебе все-таки изменилось. Поэтому просто хотел уточнить кое-что.

Подселенец обернулся за выход из расщелины, тяжело вздохнул и сунул клинок обратно в ножны. Его все равно не переубедишь, лучше уж разобраться со всем сейчас, одним движением, как сдирать пропитавшийся кровью старый бинт.

— Надолго?

— Один вопрос, — тихо сказал Оли, как будто сомневался. — Ты ведь не собирался сделать… это?

Храбрый инсив, нечего сказать. Не может назвать вещи своими именами.

— Сделать что? Выпить яд? Убить себя? — Ил закатил глаза и скрестил руки на груди. — Прекратить свою жизнь раньше срока? Отойти в мир иной? Отдаться в объятья смерти?..

Оливер с каждым словом бледнел, и подселенцу на мгновение даже стало его жаль. У инсивов все по-другому. Смерть для них — настоящая трагедия. Они неделями оплакивают погибших, едва ли не каждому роют могилу и через одного устраивают официальные прощания. Илу сложно это представить. Что после его смерти кто-то будет страдать, реветь, биться в истерике и рвать на себе волосы, что кто-то станет клясть богов, что забрали его так рано, что кто-то захочет броситься следом за телом в могилу — что кто-то вообще придет на похороны. Вернее, ему было сложно представить.

— Поначалу собирался, — все же ответил подселенец и передернул плечами. — Но потом передумал.

— Почему?

— Это уже второй вопрос, Оливер. Только не говори, что разучился считать!

— Из-за Эрики?

— Отстань!

— Из-за нее, верно?!

— Ну уж точно не из-за тебя!

Внутри что-то неприятно шевельнулось.

Эри — не инсив. И не каннор. Даже не ляр. Она не похожа ни на кого, и Ил понятия не имел, что у нее на душе. Но он помнил, сколько грусти плескалось в ее глазах, когда он рассказал о том, что тело Йенца погребли отдельно от братской могилы. И слышал, как она порой всхлипывала ночами и повторяла имя маленького лекаря. Эрика пропустила гибель незнакомого мальчишки сквозь себя, и огромная часть ее сердца оказалась изодрана. Что же с ней будет, если она потеряет кого-то более близкого?

Если бы Ил тогда решился, все на земле Лайтов бы поняли. Такое происходит, не он первый, не он последний — вон, сколько народу со скал сигает ежегодно! Да и Оливер бы свалил на Инсив, всем бы только плюсы. Но предложи Илу кто сейчас ампулу с ядом, он бы отказался. Как отказался прыгать с крыши после произошедшего на балу.

— Да я, в общем, и не надеялся, — поддержал никому не нужный диалог опенул. — Но я никуда не денусь из твоей жизни. Тебе нельзя переживать подобное одному, никому нельзя. От тебя отвернулся весь лагерь, в голове у тебя происходит такое, что мне и представить страшно. Про остальное и вовсе молчу… Ты можешь погибнуть в любой момент. И, если хочешь знать, что я д…

— Не хочу, Оливер. Мне все равно, что ты думаешь.

Ил глубоко вдохнул, зажмурился и тряхнул головой. Не отвлекаться. У него есть дела куда важнее смерти. Надо помочь лагерю и так, чтобы половина не полегла, пытаясь отмыть свои грехи предательской кровью.

— Но ты все-таки узнаешь, ящерка, — настойчиво продолжил опенул. Пальцы снова стиснули плечо. — Я думаю, что если бы ты не желал иметь со мной дел, то рассказал бы все кому-то еще. Однако, судя по всему, я вполне тебя устраиваю в роли палочки-выручалочки на те случаи, когда тебе требуется жилетка для успокоения или экспресс-доставка необходимых трав с Каннора.

Кулаки сжались сами собой. Держи себя в руках, Ил, сейчас не до потасовок.

— Чего тебе надо? Благодарности? Хорошо, спасибо, что помог, Оливер. И спасибо, что не рассказал Эрике о том, что происходит. И спасибо, что не подставил меня под удар, под который сам и подвел. Достаточно унижений для того, чтобы ты заткнулся?

Он уже собрался шагнуть дальше, но чужая рука дернула назад.

— Мне не нужно, чтобы ты унижался, — стоял на своем инсив. — Мне нужно, чтобы ты относится ко мне по-человечески.

— Ты мне по-человечески не нравишься, — не поворачиваясь лицом ответил Ил и в несколько быстрых шагов добрался до выхода из расщелины.

Да, скорее всего, это неправильно: так себя вести с тем, кто пару дней назад тебе помог. Но Оливер инсив! Надо напоминать себе об этом каждую секунду. Иначе Ил снова забудется. Лишняя улыбка, лишнее прикосновение, лишнее доброе слово — и все по новой. Их дружба прервалась в самый правильный момент. Лучше ее не возобновлять. Никогда. Заодно и Оли рыдать в подушки больше не будет… Хотя, Илу-то какое дело?! Инсивы рыдают по поводу и без, а Оливер типичнейший инсив!