- Оно цельное, толстое и совсем вросло, – повторил Шуйра слова эльфа, который бинтовал его ожог. – Чтобы достать, надо разрезать ноздрю и снова сшить, а на сегодня с тебя… то есть, с меня, и так хватит. Приду завтра.

- Как же тебе его вставляли? – Макалаурэ осторожно прикоснулся к кольцу и тотчас же отдернул руку. – Сейчас больно?

- Так же: разрезали, вставили, сшили. Не имею возможности знать. Если больно, я уже привык.

Собеседник почему-то вздохнул. Легонько, коротко потрепал Шуйру по голове, как сам «орчонок» иногда гладил в лесу оленят, и поднялся с тахты.

- Отдыхай. Завтра никуда не ходи, я пришлю к тебе. Дверь не запираю, ты не пленник. Но разгуливать по крепости без лишней нужды пока не стоит.

Шуйра кивнул, а на прощание сказал:

- Я все равно когда-нибудь прозрею и изреку нужные для примирения слова. И даже Владыка мне не помешает!

- Хорошо, – очень серьезно сказал Макалаурэ от дверей. – Но сперва обсуди их со мной. Вдруг ты найдешь слова, которые уже кто-то изрек без особого успеха?..

Доставать кольцо из носа было настолько больно, что под конец Шуйре начало казаться, будто злые эльфы все-таки решили его запытать, но в силу своего коварства создают видимость оказания ценной услуги. Не помог даже мутный сладковатый отвар, который должен был облегчить боль. Шуйра сильно хотел спать, но все чувствовал.

Наконец, он остался лежать на тахте в одиночестве, укутанный двумя пледами, с большим компрессом на многострадальном носу, и медленно приходить в себя. То ли от отвара, что ли от того, что очень много крови из развороченного носа вытекло, комната величаво кружилась, а перед глазами мелькали какие-то навязчивые картинки, из которых следовало, что Шуйра вот прямо сейчас, не слезая с тахты, полетит на Луну, чтобы рассказать тамошним оркам, какие на самом деле эльфы добрые и умные, а еще что концентрация чести в разуме индивида не зависит только лишь от восприятия чувственной реакции на момент окружающей обстановки…

«Что же все так качается-то, тахта разгоняется, но никак не наберет нужную для прилунения высоту…»

Вспотевшего лба коснулась мокрая тряпочка. Шуйра с трудом сфокусировал взгляд и увидел лицо однорукого призрака. Наверное, у «орчонка» сделался очень испуганный вид, потому как посетитель чуть прищурил холодные серые глаза и негромко произнес:

- Не бойся. Ничего плохого я с тобой не сделаю, просто посижу рядом.

- Зачем? – с трудом спросил Шуйра непослушными губами.

- Макалаурэ сказал, что сегодня тебя от «красоты» избавили, и попросил за тобой приглядеть.

Много позже, от того же Макалаурэ, который на самом деле никого ни о чем не просил, Шуйра узнал, что Майтимо, лорда Нельяфинвэ, тоже когда-то избавляли от похожей «красоты». И лишь тогда сумел предположить истинные причины этого визита. Но сейчас Шуйра ни о чем таком не догадывался, поэтому поверил, кивнул. Компресс тут же предпринял попытку к бегству, сполз набок, неприятно холодя щеку.

- Не вертись, – тяжелая рука, на этот раз без латной перчатки, ловко поправила свободолюбивый компресс и снова взялась за тряпочку, вытерев пот не только со лба, но и с висков, подбородка, шеи.

- Благодарю тебя, о, однорукий призрак, – проговорил Шуйра, мешая квенья с черным наречием.

Послышался смех.

- Да уж, так меня еще никто не благодарил… Послушай, Андалайтэ. Одноруких призраков здесь нет, ты будешь звать меня Нельяфинвэ. Или лорд Нельяфинвэ, зависит от официальности обстановки. Договорились? Да не кивай ты, опять компресс слетит.

- Лорд Нельяфинвэ, – повторил Шуйра, пробуя имя на вкус. – А почему ты вчера сказал, что я – «одно лицо»? Это значит, я имею с кем-то общие черты?

- Имеешь… – мокрая тряпочка опять коснулась лба, но как-то рассеянно. – Пожалуй, будет лучше тебе это знать. У меня был вестовой, Тириндир. Мы давно и хорошо знали друг друга. А у Тириндира была жена, Тулиэль. Семь дюжин лет назад они зачали ребенка. Спустя полгода Тириндир погиб. Повез письмо и не вернулся. Тулиэль до последнего ждала его, но на границе тогда было совсем неспокойно, там не место беременной женщине. Ее отправили подальше, в Хитлум. Но на полпути отряд, с которым она ехала, атаковали орки. Больше о ее судьбе ничего не известно. Ну а ты, Андалайтэ, вылитый Тириндир, только помоложе, разумеется.

Нельяфинвэ говорил отрывисто, будто подбирая слова. И смотрел не на Шуйру, а куда-то в сторону. А у самого Шуйры снова стояло перед глазами первое воспоминание: черные волосы на заплеванном, окровавленном полу, запах гнили, холодеющие родные руки и тихий отчаянный шепот.

Незаметно для себя Шуйра заснул, и, кажется, беззвучно плакал во сне, а мокрая мягкая тряпочка вытирала его слезы.

- Эй, «орчонок»!

Шуйра вздрогнул и обернулся. Ну, точно. Двое юношей, его ровесники. Раймондил – наглое холеное лицо, чуть раскосые синие глаза. Орикон – светловолосый, тонкие губы брезгливо поджаты.

Уже несколько недель как Шуйра окреп и освоился настолько, что стал свободно покидать комнату, подолгу сиживать в библиотеке, ходить на кухню за едой, совершать прогулки около крепости и общаться с другими эльфами. С последним-то и не заладилось. К Шуйре относились по-разному. Кто-то украдкой жалел, кто-то предпочитал не замечать, но в целом отношение было настороженное. Все прекрасно знали, откуда взялся Шуйра, и не ждали от бывшего орка ничего хорошего. Но юноша, считавший нормой постоянную ругань и тумаки, считал, что все прекрасно, даже слишком, а многих косых взглядов просто не понимал. Как не понимал, почему долгие беседы с ним изредка заводит по-прежнему один лишь Макалаурэ.

Но Раймондил и Орикон – другое. Эти сразу начали относиться к Шуйре хуже прочих. Косых взглядов бросали вдвое больше, демонстративно морщили носы и уходили, когда он появлялся рядом, да и вообще, по мелочам. Но Шуйра не знал, что это считается обидным, вот и не обижался. Но когда его вот так окликали – не любил. Позовут и уйдут, посмеиваясь, чего звали, спрашивается?

В этот раз все было иначе. Насмешники приблизились.

- Чего вам? – спросил Шуйра. Он неплохо освоил разговорный квенья, хотя и литературный не позабыл.

- Слышь, «орчонок», почему у тебя рваный нос? – громко поинтересовался Раймондил. – Чихнул, да столько гнили вышло, что ноздри не выдержали?

Нос у Шуйры был уже не рваный, даже шрама почти не осталось, но обитатели крепости все равно помнили, каким он был пару дюжин дней назад. И знали, почему.

- Ты чего из себя квендо строишь? – Орикон, судя по всему, задал риторический вопрос, поэтому отвечать смысла не было. – Думаешь, лорд Канафинвэ тебя пожалел, так никто и не увидит твою поганую сущность?

Жалостливого лорда Канафинвэ Шуйра еще ни разу не видел, но когда он спрашивал про это у Макалаурэ, тот почему-то усмехался и говорил, что уверен, лорд не против «орчонка» в крепости.

- Препоганую, – подхватил Раймондил. – Что, «орчонок», много эльфов ятаганом зарубил?

- А может, ты и лорда зарубить хочешь? – прищурился Орикон.

Вот этого Шуйра терпеть не собирался. Молча врезал им обоим, изо всех сил, как полагается. Орикон пошатнулся, хватаясь за хрустнувший нос, Раймондил выхватил меч. Шуйра пожалел, что у него тоже нет меча или хотя бы кинжала. Его оружие давным-давно отобрали, а другого Макалаурэ не дал, сказал, оно в крепости не нужно. Ошибался…

Драться Шуйра умел хорошо, и с вооруженным противником в том числе. Интересно, а у эльфов тоже не принято осенью сородичей убивать? Вроде бы не только осенью, а вообще. Но сейчас, наверное, можно. Только бы меч отобрать…

Силы все-таки были неравны. Очухался Орикон, и вскоре Шуйре больно заломили руки за спиной, а к горлу приставили холодную сталь клинка.

- Ах ты, тварь, – прошипел Раймондил, сплевывая кровь. У него под левым глазом наливался цветом здоровенный синяк. У Шуйры – тоже, но под правым.

- Да что ты с орком разговариваешь, – Орикон прижал к носу платок. – К лорду его!