Матушка отчего-то улыбнулась. Но тут же снова сделалась встревоженной и в который раз спросила:
- Юрочка, я не прошу сказать, с каким именно заданием вас отправили к этой обде, но ты только намекни: это очень опасно? Почему послали именно вас, таких молодых? Почему летит Дашенька? Она и пары лет агентом не проработала.
- Все будет в порядке, мама, – в который раз насупился Юрген. – Это обычная командировка, просто длиннее прочих. Вот увидишь, уже к весне вернемся. Мы соберемся точно так же, как теперь, здесь, в саду, только сливы будут не запорошены снегом, а убраны цветами. Мы снова будем жечь ароматный костер, взметнется дым, и наш смех услышат даже Небеса.
Мама смотрела на него, а в ее фиолетовых глазах стояли слезы. И от этих невыплаканных слез Юре делалось не по себе. В последний раз мама плакала, когда он женился на Даше, а жизнь Раферии висела на волоске.
- В самом деле, – пришел на помощь Юргену папа, – не стоит провожать детей с таким лицом, им еще работать, пользу родине приносить. Ты устала, просто устала.
- Вы можете пойти в дом, там мягкая тахта, – негромко посоветовал отец Дарьянэ.
- Я не устала, – мама Юргена попыталась улыбнуться. – Уже не лето, середина осени. Я замерзла, должно быть, замерзли мои мысли и дыхание. Наверное, действительно лучше посидеть не на улице. Юра, ты с нами?
- Нет, мне не холодно.
- В таком случае, мы вас на некоторое время оставим, – отец Юргена встал и отодвинул скамейку, помогая подняться жене. Вскоре они скрылись в доме.
Юра и отец Дарьянэ остались сидеть вдвоем. Каждый украдкой наблюдал, как играют девочки. Пожилой сильф первым нарушил молчание. Он вдруг словно постарел на много лет, будто в одночасье сделался прозрачным. Его светло-зеленые глаза, точь в точь как у обеих дочерей, смотрели со скрываемым прежде беспокойством.
- Юра, вы уже взрослый, умный, ответственный юноша. И за все время нашего знакомства я ни на миг не усомнился в вашем благородстве и порядочности.
К своему стыду, Юрген по канцелярской привычке тотчас же просчитал, что раз внезапно хвалят, то будут о чем-нибудь просить. К примеру, о щекотливой услуге. И если он согласится, то потом сможет благодарного просителя использовать в своих целях.
- Что вы, не стоит. Я агент тайной канцелярии, мой долг быть таким, как вы описали, – чудовищная ложь, но об этом знают только свои.
- Именно поэтому я и хочу вас попросить, – в голосе отца Дарьянэ отчетливо послышалась мольба. – Присмотрите за моей дочерью там, в стране людей. Я знаю, что вы добры к ней, хотя так и не стали ее мужем по-настоящему...
- К чему эти просьбы? – от смущения получилось резче, чем следовало. – Я и без того за ней присмотрю. Говорю же – долг...
- Вы не ради долга, вы ради моего сердца присмотрите. Даша еще совсем ребенок... – как раз в этот момент раздался победный крик Дарьянэ, взметающей вокруг зазевавшейся Рафуши вихрь снежинок. – Она наивна, чиста, порывиста, а я слишком хорошо знаю, насколько грязна и опасна политика. Сберегите для меня Дашу, – он внезапно почти перегнулся через стол, схватил Юру за руку и посмотрел ему в лицо. – Что-то нехорошее грядет. Нехорошее для всех нас.
Рука у отца Дарьянэ была сухой и холодной, а взгляд – пронзительным, почти как у Липки, когда тот не притворялся.
- Чем хотите клянусь... – тихо начал Юрген.
- Не клянись! Клятвы и проклятия слишком дорого обходятся нашим семьям. Просто пообещай... присмотреть.
- Я обещаю. Обещаю, все будет хорошо. Право, зачем вы так, Принамкский край уже не тот, что в древности, мы живем в современном мире, эпоха кровожадный войн осталась в далеком прошлом.
- Скажи это тем, кто сейчас покупает у нас доски для войны. Ах, Юра, дайте Небеса, чтобы тебе не пришлось увидеть небо в огне... – он спохватился. – Но я не хочу нагнетать обстановку. Все-таки, мы празднуем день рождения твоей сестры.
- И вашей дочери.
- Да... Не сиди ты со стариком, иди, повеселись. Видишь же, девочки совсем с ума сходят.
И Юра пошел. И ему правда было очень весело. Особенно когда он схватил обеих ветрогонок за руки и принялся кружить, помогая себе порывами ветра. Юргену не так блестяще давалась воздушная магия, как Дарьянэ и Рафуше, но все же он был чистокровным сильфом, безо всяких людей в родословной, как Липка. А потому и по облакам гулял прекрасно, и мог подговорить ветра, чтобы помогли проучить двух непоседливых шалуний, тут же записавших его в потешные враги...
На следующее утро агенты прикрепили к доскам загодя собранные вещи, залетели в четырнадцатый корпус за последними инструкциями и золотом для обды, а потом взяли курс на юго-запад, пробиваясь сквозь поднявшуюся метель.
В Принамкский край. Навстречу ветру, навстречу тем, кто рушит жизненные устои, превращая их в песчаные замки. Навстречу интригам, приключениям и всем тридцати четырем смерчам единовременно.
Навстречу обде.
====== Глава 5. Конец играм ======
И горе ей – увы, двойное горе,-
Той гордой силе, гордо-молодой,
Вступающей с решимостью во взоре,
С улыбкой на устах – в неравный бой.
Ф. Тютчев
Закатное ноябрьское небо вдоль и поперек исчертили яркие золотисто-оранжевые полосы. Солнце уже скрылось за каймой горизонта, но облака еще хранили его теплые, роскошные цвета и плыли неумолимо вслед за закатом, гонимые холодным ветром, перемежаясь сине-голубыми и серо-лиловыми хлопьями других облаков, которым не досталось солнечного касания. А с востока надвигалась черная и плотная туча, тяжелая, неповоротливая, уже накрывшая собой полнеба. Если ночь выдастся достаточно холодной – пойдет снег. А если нет – на округу обрушится очередной дождь, еще больше размоет глинистую сельскую дорогу, грязными ручьями потечет по тракту, зеленым мхом впитается в черные от влаги деревянные ограды и покроет маслянистым блеском заиндевелые камни крыш. Будет тонуть в глубоких лужах подгнившая листва, непременно заржавеет подъемный механизм на недостроенной стене, который местные умельцы собрать-то собрали, но ведь жира не напасешься смазывать, жир беречь надо, зима обещает быть тяжелой, голодной. В нынешнем году клубники с вишней много, яблок, пшеницы. Да вот только одними яблоками зимой сыт не будешь, а пшеницу на севере страны не выращивают, отдавая предпочтение овсу и ячменю, которые, как назло, уродились почти вдвое хуже положенного. И чтобы прокормиться, надо закупать дополнительное зерно у торговцев, организовывать ярмарки, а какие могут быть ярмарки, если денег на них не хватает? Налоги обде только Редим уплатил и несколько сел, прочие города успели отослать свою десятину в Фирондо, второй сбор лишь на следующий год можно делать. Среди селян богатых хватает, но поехать за покупками туда, где хозяйничают веды – слишком большой риск. Поэтому крупных партий зерна ждать не приходится, а на мелкие всех не прокормишь.
Об этом и о многом другом невесело размышляла Клима, идя по пустынной и размытой глинистой дороге села с планового совещания в доме старосты в “резиденцию”, как почетно называли с некоторых пор Тенькино жилище. Обда наотрез отказалась переезжать отсюда в какой-нибудь город, даже в героический Редим. Лучше жить в небольшом поселении, где каждый житель за тебя умрет, а не в холодной городской управе, где у каждой стены по дюжине ушей, в темных коридорах легко затаиться десятку убийц, а слуги больше жрут и сплетничают, чем приносят пользу. На дрессировку слуг у Климы пока не было ни времени, ни желания. Другое дело, нанять какую-нибудь сметливую девчонку для помощи Лернэ по хозяйству, но тут уже была против сама Тенькина сестра, не признававшая чужих людей в доме. Хотя Ристинка в этом вопросе в кои-то веки поддерживала Климу, они оказались в меньшинстве: Гера ожидаемо принял сторону Лернэ, а Тенька заявил, что если “сметливая девчонка” полезет убираться в его лаборатории, то пепел родственникам он не понесет. У Климы тогда мелькнула мысль нанять круглую сироту, но делиться ею обда благоразумно ни с кем не стала. Поэтому вопрос прислуги посчитали закрытым, и на кухне Лернэ помогала по-прежнему одна Ристинка, жутко этим недовольная, но бессильная что-нибудь сделать.
