- Не иди за ним, в окно вылезай, – подал голос Майтимо, – Тенька ходит в крепость только через коридор.

Коридор Химрингской крепости, ведущий от самых ворот до главного зала, давно уже стал притчей во языцех. В его загадочной полутьме стопками и кучками гнездились груды разнообразного хлама от простого мусора до условно полезных вещиц «на черный день» и «а вдруг когда понадобится». Там соседствовали среди хлопьев паутины драгоценные клинки и порванные сандалии, конская упряжь и хрустальная посуда, вышитые гардины и позабытые артефакты. Как за столь короткий срок Майтимо ухитрился скопить такую прорву хлама в коридоре еще не до конца построенной крепости, оставалось загадкой. Редко кто отваживался зайти в главный зал напрямую. Разве что по незнанию или при попустительстве со стороны хозяина. А так все ходили окольными путями или влезали прямо в окно, благо оно находилось не слишком высоко от земли.

- Ходит? – поднял брови Финдекано. – А там можно ходить?

- Конечно, – ответил Тенька. – И не только ходить, но и находить множество замечательных вещей. Неделю назад, например, я обнаружил там отличные красные лыжи. «Нововятский завод», знаете такое? Нет? Ну ладно…

...Макалаурэ вернулся в Химринг заполночь, уставший, расхристанный, держа лютню на плече, как умаявшийся за день дровосек – топор. Майтимо понял, что брата нужно срочно спасать. Они с Финдекано усадили бледного менестреля за стол, налили травяного чаю с капища. Лишь после пятой кружки Макалаурэ заговорил, так и не выпустив лютни.

- Эти деятели облюбовали под полигон здоровенный пустырь и уставили его какими-то разномастными приспособлениями. Очень похоже на мастерскую отца, только предметов больше, и почти все незнакомые. Земля воронками изрыта – наверное, взрывчатку пробовали. Для начала Курво так подленько осведомился, дороги ли мне честь и благополучие нашей семьи. Я сглупил, ответил утвердительно, и под этим предлогом меня с лютней посадили в крошечную будку на ножках, обшитую со всех сторон алюминием, с ног до головы опутали какими-то веревками (Тенька называл их проводами), закрыли дверь и в таком виде заставили играть двенадцать часов подряд!

- Без перерыва, не выходя наружу? – ужаснулся Финдекано.

- С перерывами, – менестрель вдруг посмотрел на инструмент в своих руках, судя по лицу, очень удивился, что до сих пор его держит, и осторожно положил на соседний стул. – У них там несколько раз чего-то взрывалось, и, пока устраняли последствия, я отдыхал. А вылезать мне запретили. Тенька сказал, что вокруг будки поставлено недостоверно искаженное поле, притом для моего же блага, потому как если провода соприкоснутся с достоверным искажением, сгенерированым для обработки поступающих в реактор данных, то весь полигон взлетит на воздух. Курво, добрая душа, объяснил более понятно: “Не вылезай – убьет”. Это самое поле они наводили Моринготову тучу времени и не могли рассеивать каждые пару часов. А алюминий в будке гасит какие-то лучи, поэтому в ней безопасно.

Майтимо посчитал, что если его сдержанный брат начал поминать Врага, дело совсем плохо, и поставил на жаровню второй чайник, экстренный, на пятнадцать кружек. Макалаурэ, болезненно морщась, потер переносицу и продолжил душераздирающий рассказ:

- “Кано, сыграй нам что-нибудь веселое!” Мне проводами все локти натерло, лютни в темноте толком не вижу, а им веселое подавай. А сразу потом: “Теперь грустное, чтобы все окрестные лягушки обрыдались”. И им бесполезно объяснять, что после очень веселой песни не получится должным образом сыграть очень грустную, как и наоборот! Тенька вообще в музыке не смыслит, а Курво заладил: “Ты ж лучший, ты должен уметь”. Тьфу!

Майтимо быстро подменил опустевшую чашку в руках брата на полную. Макалаурэ посмотрел на чай так, словно мечтал в нем утопиться.

- А потом говорят: “Сыграй нам, Кано, песнь мироздания, но не халтурь, а чтобы точь в точь!” Я им что, Эру с хором Айнур?! Не выдержал, уточнил, играть ли мне еще и диссонанс Мелькора, чтобы совсем без различий. Курво хоть задумался, а Тенька просто не понимает. Играй, говорит, как было, а если не подойдет, переделаешь. Это нормально вообще? Ему песнь сотворения еще может не понравиться! Мало того, он ее перекроить на свой лад готов!

- В этом весь Тенька, – философски заметил Майтимо.

- Я с ним поговорю, – решил Финдекано.

- Бесполезно, он когда увлекается, забывает обо всем на свете. С него в таком состоянии станется лично к Валар заявиться.

Макалаурэ молча кивнул, присоединяясь к словам брата, и взялся за седьмую кружку.

- А ты сыграл-то? – полюбопытствовал Финдекано.

- Пришлось. Иначе они меня из будки не выпускали. Там ужасная акустика, словно тебе алюминиевый чан на голову надели и лютней по нему бьют, как дубиной. Удивительно, что у меня слух до сих пор не пропал! Я сейчас не про музыкальный слух, а про обычный. Просил не запирать будку – у них реакция не идет. Еще и Курво напирает, вылитый отец: “Хоть раз потрудись на благо семьи, ну что тебе стоит по струнам бренчать, ты все равно головой не думаешь”. Не разделяй нас стены, я бы не пожалел лютни, показал истинное назначение его собственной головы!

Майтимо и Финдекано переглянулись. ТАК менестреля на их памяти еще не доводили.

- Я не знаю, что за какофония у меня вышла, – продолжал выговариваться Макалаурэ. – Если это и имело что-то общее с песнью мироздания, то во всей красе мне удался лишь диссонанс Моринготто. Хотя, Теньку с Курво почему-то устроило. Должно быть, мои музыкальные мучения соответствовали их жажде искажать. А потом... потом они попросили меня повторить! И так пятнадцать раз. Майтимо, я в Ангамандо уйду! Там скверно, но хоть играть не заставляют!

- Ты чай-то пей, легче станет.

- Да он у меня из ушей скоро польется! Восьмая чашка уже!

- Кано, не принимай так близко к сердцу, все закончилось, мы тебя больше в обиду не дадим, – увещевал Майтимо, благо опыт имелся. Ненве в свое время три чайника выхлестал, чтобы успокоиться.

Под утро Макалаурэ удалось уболтать, немного привести в чувство и отправить отсыпаться в самую дальнюю и тихую комнату. А с рассветом снова прибежал Тенька – растрепанный, под глазами круги, но фанатичная улыбка – до ушей.

- Признавайся, зачем вы мучили Кано? – строго потребовал Майтимо.

- Мы?! – Тенька задумался. Невооруженным глазом было видно, как его разум возвращается из неведомых изобретательских далей к низменным проблемам бытия. – Да мы вроде с ним аккуратно обращались. Даже будку специально сделали, чтобы его не облучило разницей достоверного и недостоверного искажений. Она такая вредная, даже облысеть можно...

- Его эта будка в кошмарах преследует! А волосы выпадут сами собой, от нервов. Я половину твоего чая потратил, чтобы Кано смог спокойно уснуть!

- Да почему? – не понимал Тенька. – Мы ради него вчера целый день чин по чину соблюдали технику безопасности! Все разземлили, зачехлили, чугунную стружку замели под квантовый половик...

- А заставлять менестреля с тонкой душевной организацией играть двенадцать часов подряд в тесном замкнутом пространстве – это тоже вашей техникой безопасности предусмотрено?!

- Но иначе не получалось! И почему – подряд? С перерывами. Мы его даже покормили. Один раз. Кажется...

В облюбованный для переговоров зал вошел Финдекано, сладко потягиваясь. Посмотрел на Майтимо и Теньку. Поставил чайник.

- Кано еще спит? – спросил Майтимо.

- Кажется. Я к нему не заходил. Тенька, зачем вы с ним так скверно обошлись? Он от вас в Ангамандо готов удрать.

- Ни в коем случае! Кано нам еще очень нужен.

- И думать забудь! – отрезал Майтимо. – Не можете без подопытного менестреля – съездите в Дориат, за Даэроном.

- А потом синдар скажут, что мы не только кровожадные, но и любители пытать не хуже Моринготто, – возразил Финдекано, расставляя чашки.

- По-твоему, над моим родным братом издеваться можно, а над каким-то паршивым синдой с манией величия – нельзя?!