Литмир - Электронная Библиотека

– Почему существование, а не жизнь?

– Я тебя на кухне жду.

Они сидели напротив, две женщины, у которых насильно отобрали близкого человека, вынудив относиться теперь к жизни как к воровке, позарившейся на чужое. Без него было пусто и в огромной квартире, и в душе.

Кажется, им даже поговорить не о чем. А ведь это не так. Но только слова не идут на ум, потому что обеим одинаково тяжко. И поделиться горем нет никакой возможности, так как оно уже общее и неделимое. Во всяком случае, между ними. Это все равно, что себе своего горя добавить.

– Асенька, почему ты не ешь?

– Я пытаюсь, но плохо получается.

Когда Асе в детстве не хотелось есть, заставить ее было невозможно. И тогда, если дома не было отца, с которым Ася и без уговоров могла съесть что угодно, даже ненавистную гречку, которую теперь обожала, матушка приглашала с улицы кого-нибудь из детей и сажала за стол рядом с дочкой. Видя, с каким удовольствием подружка или дружок уминает невкусную, на ее взгляд, еду, Ася неожиданно для себя начинала облизываться, и у нее появлялся такой аппетит, что матушка только диву давалась.

А может, и сейчас кого-нибудь пригласить в гости? Нет, не поможет. Никого не хочется ни видеть, ни слышать.

– Я потом поем. Когда захочу. – Ася отодвинула тарелку с тушеным мясом и овощами.

– А если нет, будешь голодная ходить весь день? Может, хочешь чего-нибудь конкретного? Так скажи, я приготовлю.

– Хочу. Чтобы меня оставили в покое.

Ася вышла из-за стола и отправилась к себе. Вот зачем она обидела мать? Ей так же тяжело. Нагрубила просто так, походя, даже не задумываясь. А если не просто так? Что она имеет в виду? Что матери не так горько, как Асе?

Хотя бы и это. Как бы женщина ни любила своего мужа, у нее может, если она захочет, появиться и второй, и третий, и даже десятый. А вот второго отца не будет никогда. Он был один-единственный, и другого Асе уже никто не предоставит. Да ей никакой другой и не нужен.

Ну почему так тошно на душе? Что за дурные предчувствия не дают ей расслабиться? Ася набрала номер и назвалась.

– Асенька, привет! Ты как, пришла в себя после вчерашнего? Не передумала у нас работать?

– Еще думаю. Вся ночь впереди. Уля, а ты знаешь, что за работа мне предстоит? Вчера была такая запарка, что Зацепин мне ничего толком не успел объяснить.

– Тебе, подруга, повезло. Работа корреспондента «Отдела происшествий» вполне блатная. Сидишь себе и ждешь каких-нибудь происшествий. Как только что-то где-то случилось, мчишься на всех четырех туда, фиксируешь и возвращаешься в редакцию. Пишешь заметку, сдаешь, и ты свободна как… овечка: вроде на поле, а забор мешает. Зато никакой тебе политики, высказывания собственных мнений, которые могут не совпасть с мнением начальства. Не работа – мечта. Беготни, конечно, много, зато интересно, постоянно среди людей, новые лица, занятные истории. В общем, скучать не придется.

– А если никаких происшествий не будет?

– Значит, из Интернета у кого-нибудь передерешь. Все так делают. И никто не обижается. Так как сегодня ты у кого-то займешь информацию, а завтра кто-то воспользуется твоей. Своего рода взаимовыручка.

– А если в Интернете мне ничего не понравится?

– Придумаешь сама. Знаешь, какие истории выдумывала Мария Ивановна, вместо которой ты теперь будешь работать? Зачитаешься! Ехать ей, например, куда-то далеко не хочется, она возьмет и сочинит что-то совершенно потрясающее.

– По какой причине она уволилась?

– По пенсионной. Возраст подошел, вот больше и не захотела работать.

«Не могла эта старая бабка вести никакие журналистские расследования, – подумала Ася. – Значит, был кто-то еще».

– Если честно, то не такой я себе представляла работу журналиста. Да и по происшествиям ездить, наверное, не так уж и здорово. А вдруг это авария какая-нибудь. Значит – жертвы, трупы, кровь. Я ужасно боюсь крови… А еще кто-нибудь увольнялся из редакции? Может, его место не такое страшное?

– Еще Стас уволился, журналист. Но, как мне кажется, не сам. Лодырь был еще тот. Все время где-то пропадал. А когда появлялся в редакции, информацию приносил – кот наплакал. Работа у нас, сама понимаешь, коллективная, и никому не понравится, что на его горбу в рай кто-то пытается въехать. Вот ему и пришлось уйти.

– И где он сейчас?

– Не знаю. Болтается, наверное, без работы. Журналисту теперь нелегко устроиться, потому как кризис, будь он неладен. Я вообще не помню, чтобы мы когда-нибудь жили без кризиса. Прав Антоша: то мы в него входим, то из него выходим и никак выйти не можем, а там глядишь – и новый уже на носу.

– Спасибо, Уля, что поболтала со мной. Уже не так страшно будет завтра на новую работу выходить.

– Заходи на огонек, Асенька, если минутка найдется.

– Обязательно найду.

«Остается только узнать фамилию Стаса – Уле лучше больше не задавать о нем вопросов, чтобы не заподозрила чего, – разыскать его и убедиться хотя бы в том, что он жив, здоров и с ним все в порядке. А то, что он работу потерял, такая ерунда по сравнению с тем, как если бы он лишился жизни. И если выяснится, что со Стасом все ладушки, можно будет из головы дурные мысли выкинуть».

Ася побродила по комнатам, словно что-то разыскивая, но вспомнить то, что засело в ней, как заноза, и не давало покоя, не смогла. Ну почему так неспокойно на душе? Ведь с утра она чувствовала себя вполне сносно. Почему все так резко изменилось? Какая ускользающая мысль вторглась мимолетом в сознание и разрушила это благостное состояние после церкви?

Ах да, она рассматривала фотографии в альбоме. Ну и что? Ася видела их миллион раз, и ничего нового в них просто не могло быть. А если на что-то она, хоть и мельком, взглянула по-иному? Фотографии не изменились. Или изменились? Особенно тех, кто нас уже покинул. Неужели Асю расстроила одна из фотографий отца? Нет, не то. Значит, чья-то другая? И чего она мучается? Взять альбом и еще раз пролистать.

Ася села с альбомом за стол и уже более внимательно принялась разглядывать его содержимое. Останавливалась на каждой фотографии, всматривалась в родные и знакомые лица. Нет, она ошиблась. Дело совсем не в снимках. Добралась до самой последней странички и снова наткнулась на пакет с неудавшимися пробами фотообъектива.

Хотела сунуть пакет в альбом и забыть об этом странном предчувствии чего-то неуловимого и опасного для себя, но испугалась, что депрессия утянет ее в омуты беспросветной безысходности, и вывалила все снимки из пакета на стол. Разложив в несколько рядов, стала всматриваться, вспоминая далекий суматошный день.

Гостей тогда родители пригласили видимо-невидимо. Все-таки шестнадцать лет – возраст, когда окончательно прощаешься с детством и стоишь на пороге пугающей взрослости, а потому его следует отметить с размахом. Ася носилась с фотоаппаратом среди гостей, которые ей с удовольствием позировали. Да, поснимала она тогда, конечно, кучу народа. Наобещала, что всем вышлет снимки по почте, а как впоследствии глянула, что у нее получилось, решила поскорее забыть о своих намерениях, чтобы не позориться перед людьми.

Незнакомые лица лучше отложить в сторону, чтобы не мешались, все равно же она их прежде никогда не видела, да и потом тоже. Остались только свои: близкие и родственники. Из умерших – отец, бабушки и дедушки с обеих сторон. Из ныне здравствующих – мать и Следопыт. Жаль, что Ася себя пропустила. И никому даже в голову не пришло, что фотографировать в первую очередь нужно было саму именинницу. Ну да ладно, что уж теперь-то сожалеть.

А это что такое? Ася даже лупу взяла, чтобы лучше разглядеть. Какая странная фотография. На других все гости смотрят в объектив, а на этой… взгляд Следопыта направлен куда-то за спину фотографа. Его здесь трудно узнать. Спокойное и, как обычно, довольно равнодушное лицо преобразилось настолько, что можно прочесть по нему целую бурю эмоций: огонь в мимолетном пылком взгляде, вырвавшаяся на мгновение бушующая страсть, обожание и нежность, а также горечь и обида. Что за чудо чудное явилось ему? Что или, скорее всего, кого он увидел?

7
{"b":"645953","o":1}