Аргументы сторон, их точки зрения, приводившиеся факты стали ценнейшим источником информации для историков. Хотя, к сожалению, в полном объёме до специалистов и широкой общественности в 1960-е гг. они не дошли. «Компетентные органы» были не заинтересованы, чтобы этот спор двух уважаемых в стране полководцев вышел на широкую аудиторию, и, не вникая в суть дела, постарались его погасить, а на все документы, в том числе и письма[122], в лучшем случае лёг гриф «Для служебного пользования». Хотя, как ни странно, из мемуаров обоих маршалов вымарали не все. В результате читателю была представлена возможность узнать позицию К.К. Рокоссовского, которую он впоследствии подробно изложил в своих мемуарах, а разобраться в предложенной Г.К. Жукова оценке тех событий возможности не было. Так в общественном сознании закрепилось мнение о якобы «ошибке Ватутина», допущенной при подготовке к Курской битве. Недавно рассекреченные оперативные и отчётные документы обоих фронтов за 1943 г., хранящиеся в ЦАМО РФ, позволяют проанализировать эту проблему детально, с привлечением документов, ранее известных лишь узкому кругу лиц высшего командного звена Красной Армии.
Итак, при выработке замысла Курской оборонительной операции, работа над которой началась с середины апреля 1943 г., Н.Ф. Ватутину предстояло решить несколько важных и вместе с тем крайне сложных задач:
– определить наиболее вероятные направления главного и вспомогательного ударов противника;
– подготовить план действий войск фронта с целью безусловного решения задачи Ставки ВГК: остановить неприятеля не далее тактической полосы;
– разработать принципиальную схему сосредоточения сил и возведения оборонительных рубежей для блокирования вражеского наступления.
Все эти вопросы стояли и перед его соседом, К.К. Рокоссовским, но Н.Ф. Ватутин изначально оказался в более трудном положении. Чтобы удержать войска ГА «Юг» в тактической зоне, необходимо было создать в ней высокую плотность[123] сил и средств. А именно этого ему и не хватало. В полосе Центрального фронта было лишь три вероятных направления на участке протяженностью 95 км (или 31% полосы его обороны), где враг, перейдя в наступление, мог создать серьёзную угрозу, и 40 км, где он, вероятнее всего, мог нанести главный удар. А на юге Курской дуги неприятель был в состоянии использовать не менее четырёх направлений на участке до 170 км (или 69,4% полосы фронта), причем главный удар мог быть нанесен на участке протяженностью в 3 раза больше, в 111 км. При этом оба командующих получали примерно одинаковое количество войск и тяжелого вооружения: на 5 июля 1943 г. общая численность боевого состава Центрального фронта составила 467 179[124] военнослужащих при протяженности полосы обороны 306 км, т.е. 1526 человек на погонный км, а Воронежский – соответственно 417 451[125], 245 км, 1703. Поэтому цена ошибки в прогнозе Ватутина была значительно выше, чем Рокоссовского. Это заставляло его более тщательно и творчески подходить к планированию, в полном объёме использовать все возможности для укрепления рубежей своих войск.
Не располагая силами и средствами для создания высокой тактической плотности на всех вероятных направлениях удара неприятеля, не лишившись своих резервов, Н.Ф. Ватутин решил усиливать устойчивость обороны за счёт повышения оперативной плотности[126], т.е. увеличения её глубины в центре и на левом фланге фронта. Разработанный им план обороны был сложным и многоуровневым. Он имел не одну, а как минимум две первостепенных задачи:
а. остановить и обескровить противника в тактической зоне на мощных армейских полосах (изначально от войск требовалось задержать немцев на первых двух);
б. подготовить благоприятные условия (прежде всего создать удобный плацдарм) для развертывания ударных сил с целью перехода в контрнаступление на Харьков и далее к Днепру.
За точку отсчёта генерал армии принял два на тот момент очевидных обстоятельства. Во-первых, главной целью первого этапа наступления неприятеля должен стать прорыв к Курску, самому крупному городу и административному центра в районе дуги. В докладе И.В. Сталину от 21 апреля 1943 г. он писал: «…Противник… нанесёт концентрические удары на северо-восток из района Борисовка-Белгород и на юго-восток из района Орла, чтобы окружить наши войска, расположенные западнее линии Белгород-Курск… Против Воронежского фронта предпримет главный удар из района Борисовка-Белгород в направлении на Старый Оскол и частью сил на Обоянь и Курск. Вспомогательные удары можно ожидать… на Волчанок; Новый Оскол и Суджа, Обоянь, Курск».[127] Это предположение оказалось на удивление точным. Напомню, в приказе № 6 от 15 апреля 1943 г. будет указано: «ГА «Юг» сосредоточенными силами наносит удар с рубежа Белгород-Томаровка, прорывает фронт Прилипы-Обоянь, соединяется у Курска и восточнее его с наступающей армией ГА «Центр». Для обеспечения прикрытия наступления с востока как можно быстрее достичь рубежа Нежигаль – р. Короча – Скородное – Тим»[128]. Как известно, Томаровка расположена рядом с Борисовкой, а реки Нежигаль, Короча и село Скородное находятся именно на старооскольском направлении. Следовательно, исходя из боевого построения Воронежского фронта, удары главной группировки (т.е. сил, создающих и внешний, и внутренний фронт окружения) можно было ожидать по его центру и левому флангу, а конкретно по обороне 40А (вспомогательный, для отвлечения сил обороняющихся), в стык 40 А и 6 гв. А, по 6 гв. и в стык с 7 гв. А (главный), а также в стык Воронежского и Юго-Западного фронтов (вспомогательный). Кстати, на последнем варианте вплоть до начала битвы будет настаивать Г.К. Жуков.
Во-вторых, выполнить этот замысел под силу только мощной танковой группировке. К.С. Москаленко вспоминал: «Ватутин… не однажды напоминал, что войсками группы армий «Юг» командовал Манштейн, опытный и хитрый враг. Николай Федорович рассказывал, что в ходе войны дважды сталкивался с ним: первый – на Северо-Западном фронте в 1941 г., а второй – на Юго-Западном в январе-марте 1943 г. Оба раза Манштейн применял один и тот же прием – танковый прорыв. Казалось маловероятным, что он применит его и на этот раз, но Ватутин требовал, чтобы войска были готовы к отражению танков»[129].
Наиболее удобными для массового применения бронетехники являлись лишь три участка:
– вдоль дороги Белгород – Обоянь (обоянское шоссе);
– по линии Белгород – Яковлево – Прохоровка – Марьино;
– междуречье Северского Донца и Разумной от Белгорода в общем направлении на г. Короча и далее на с. Скородное.
Причём два из них располагались в полосе обороны 6 гв. А, штаб которой так характеризовал район, где развернулись её войска: «По характеру естественных препятствий, имевшихся на местности перед передним краем армии; насчитывалось 28 км труднопроходимой для танков (противника. – З.В.) местности, 13 танкоопастных (для советской стороны. – З.В.) направлений шириной от 0,5 до 5 км с общим фронтом 38 км. … Из 13 танкоопастных направлений – 4 считались главными, имевшими общий фронт до 20 км… Это давало возможность противнику двинуть до 2000 танков одновременно, без учёта эшелонирования» [130].
Для сравнения: как уже отмечалось, план наступления на Курск ГА «Юг» кардинально менялся дважды. До майской встречи Гота с Манштейна в Богодухово наступать 4ТА предполагалось из района Томаровка – Белгород строго на Обоянь, а АГ «Кемпф» – одновременно от Белгорода черед Прохоровку и Корочу на Скородное. После изменения плана армия Гота должна была действовать по линии Томаровка – Яковлево – Прохоровка – Курск, а войска Кемпфа – Белгород— г. Короча-Скородное. Таким образом, в обоих случаях командование противника задействовало все три главных танкопроходимых «коридора», которые Н.Ф. Ватутин считал самыми опасными и вероятными для прорыва главной группировки противника[131]. Надо отметить, что генерал армии сразу (в апреле) с высокой точностью рассчитал ожидаемую численность немецкой танковой группировки, которая будет прорывать полосу его фронта. «…Следует ожидать, что противник сможет создать ударную группировку силою до 10 танковых дивизий и не менее шести пехотных, – отмечал Николай Фёдорович, – всего до 1500 танков, сосредоточения которых следует ожидать в районе Борисовка – Белгород – Муром – Казачья Лопань»[132]. На основе данных разведки предполагалось, что эти силы должны быть собраны в начале мая, когда закончится распутица и враг будет готов к наступлению. Напомним, что для реализации «Цитадели» в оперативном приказе № б от 15 апреля 1943 г. ГА «Юг» выделялись 7 пехотных, 9 танковых и моторизованных дивизий. В действительности же во время июльского наступления здесь будет введено в бой всего 9 танковых дивизий и 1508 бронеединиц[133], основная часть которых прибыла в его войска уже в мае.