Поэтому, опираясь на созданный в Поволжье, на Урале и в Сибири внушительный промышленный потенциал и крупные победы на фронтах, Москва на излёте зимы 1942/43 г., принимает важное политическое решение: настал момент окончательно изгнать захватчиков за пределы СССР и перенести боевые действия на их территорию. К концу 1943 г. Красной Армии предстояло полностью очистить оккупированную часть страны от неприятеля. Однако двадцать месяцев кровопролитной борьбы не прошли даром. В документах Ставки начинает прослеживаться, особенно после второго захвата немцами Харькова, стремление отойти от шапкозакидательских подходов при решении стратегических проблем, как это было в начале 1942 г., и более взвешено оценивать и потенциал страны, и возможности Германии. Хотя Кремль и понимал, что в ходе войны уже произошли глубинные изменения, тем не менее эйфория, наблюдавшаяся у советского командования после полного уничтожения группировки Паулюса, стала не так резко отражаться на крупных решениях Ставки. Политическое руководство СССР нацеливало страну и вооруженные силы прежде всего на тяжелую борьбу с сильным и ещё далеко не разгромленным противником. Это наглядно продемонстрировал приказ И.В. Сталина № 95 от 23 февраля 1943 г.: «Враг потерпел поражение, но ещё не побеждён. Немецко-фашистская армия переживает кризис ввиду полученных от Красной Армии ударов, но это ещё не значит, что она не может оправиться. Борьба с немецкими захватчиками ещё не кончена – она только разворачивается и разгорается. Глупо было бы полагать,> что немцы покинут без боя хотя бы километр нашей земли. Красной Армии предстоит суровая борьба против коварного, жестокого и пока ещё сильного врага»[8]. И буквально через несколько дней после оглашения этого документа обострившаяся обстановка на южном и юго-западном направлениях советско-германского фронта только подтвердит точность оценок противника, данных в нём.
Первые крупные шаги по подготовке к достижению поставленной цели 1943 г. – освобождение страны – Ставка предпринимает уже 29 января: отдаётся распоряжение о начале концентрации военных ресурсов и формировании войсковых резервов, причём и фронтовых, и стратегических, т.е. начинает создаваться «инструментарий» для решения намеченных масштабных задач. Командованию Юго-Западного, Южного и Северо-Кавказского фронтов была направлена директива о формировании ими постоянных резервов[9], а командованию Донского фронта – о выводе в резерв Ставки управления 57А, армейских частей и учреждений[10].
В этом важном и в то же время сложном вопросе Москва планировала опереться в том числе и на помощь своих союзников. Из США и Англии в это время поступало не только продовольствие, дефицитные сырьё и материалы, но и вооружение, транспорт, бронетехника и самолеты. Г.К. Жуков в частной беседе откровенно признавал: «Нельзя отрицать, что американцы нам гнали столько материалов, без которых мы бы не могли формировать свои резервы и не могли бы продолжать войну… У нас не было взрывчатки, пороха. Не было чем снаряжать винтовочные патроны. Американцы по-настоящему выручили нас с порохом, взрывчаткой. А сколько они нам гнали листовой стали! Разве мы могли бы быстро наладить производство танков, если бы не американская помощь сталью?»[11]. Однако уже в начале весны 1943 г. этот канал поставок будет существенно сокращён и полностью восстановится лишь в августе, т.е. после завершения Курской битвы. Эта ситуация ещё раз подтвердит сформировавшееся у И.В. Сталина стойкое убеждение в том, что союзники в любой момент могут подвести, поэтому в жестокой борьбе с нацистами следует рассчитывать главным образом лишь на собственные силы, несмотря на то что народ уже принёс на алтарь Победы колоссальные и трудно восполнимые жертвы.
Следующий шаг по созданию фундамента будущих побед был сделан 1 марта. Заместитель командующего БТ и МВ Красной Армии генерал-лейтенант Н.И. Бирюков получает распоряжение от И.В. Сталина: усилить общевойсковые армии, намеченные к выводу в резерв Ставки. Для этого в их штат следовало включить по два отдельных танковых полка НПП, как правило, смешанного состава (39Т-70 и Т-34). В то время это были немалые силы, они поступали в резерв командармов и существенно расширяли их возможности прежде всего при наступлении. А через 10 суток последовал новый приказ: вывести с фронта в район Острогожск, Старый и Новый Оскол, Алексеевка, Касторное и немедленно восстановить семь танковых и мехкорпусов[12]. Логическим завершением первого этапа этого процесса стало подписание Верховным Главнокомандующим 11 марта директивы о формировании с 13 марта Резервного фронта в составе трех общевойсковых армий (2-й резервной, 24 и 66А) и трёх танковых корпусов (4 гв., 3 и 10 тк). Первоначально его управление должно было разворачиваться на базе штаба Брянского фронта, который упразднялся, а войска передавались на усиление вновь созданного в районе Курска Центрального фронта. Однако из-за обострения обстановки под Харьковом реализацию этого решения временно пришлось приостановить, а затем корректировать. Хотя запущенный механизм вывода с фронтов крупных соединений и объединений, включённых в резерв Ставки, и их восстановления в тыловых районах полностью не прерывался.
Уже 30 марта, когда стало ясно, что контрудар Манштейна блокирован, Москва вновь возвращается к вопросу восстановления важнейшего инструмента будущих масштабных операций – подвижных соединений. В это время Ставка потребовала, чтобы с 5 по 20 апреля были приведены в боевую готовность ещё 5 танковых и мехкорпусов (1 гв. мк, 2, 23, 2 гв., 5 гв. тк)[13]. А к организационной работе по созданию Резервного фронта удалось вернуться ещё раньше. Судя по принимавшимся решениям, И.В. Сталин придавал этому вопросу очень большое значение. Для его создания он привлек наиболее опытные, показавшие свою эффективность кадры, в том числе и из гражданской сферы. «27 марта 1943 г. во втором часу ночи я приехал к Сталину по его вызову на ближнюю дачу в Волынском, – вспоминал член Политбюро ЦК ВКП (б) А.И. Микоян. – Он рассказал, что, по данным нашей разведки, гитлеровцы концентрируют крупные силы для наступления в районе Курского выступа. «По-видимому, – сказал Сталин, – они попытаются овладеть стратегической инициативой, имея дальний прицел на Москву. Чтобы этого не допустить, нам надо срочно организовать крепкий Резервный фронт, который мы могли бы ввести в бой в наиболее острый и решающий момент сражения и при дальнейшем переходе в контрнаступление».
Вопрос этот, судя по всему, уже был хорошо им обдуман и обсужден в Ставке, потому что он тут же высказал конкретные соображения не только о назначении и характере этого фронта, но и о районе, где он должен был формироваться, а также и о порядке комплектования его личного состава. Резервный фронт, по его мнению, следовало формировать прежде всего за счет тех воинских частей, которые после боёв отводились в тыл для доукомплектования личным составом и военной техникой.
«Дело это очень важное и необходимое для дальнейших перспектив войны, – продолжал Сталин. – Надо, чтобы ты как член ГКО взял на себя организацию этого Резервного фронта, благо в твоих руках сосредоточены наши материальные ресурсы. Подбором командного состава фронта, как обычно, будет заниматься Генштаб, а все остальное – за тобой».
Такое поручение было для меня не только неожиданным, но и необычным, поскольку делами войсковых формирований я до тех пор не занимался, ведая с начала войны снабжением Красной Армии в целом: вещевым имуществом, довольствием, горючим и артиллерийскими снарядами»[14].
