Находка

Генеральная уборка была в самом разгаре, когда Ринка зацепилась взглядом за сундук, занимавший место в углу. Бабка умерла год назад, а она до сих пор так и не разобрала вещи, хранившийся в нем. Сундук был большой, облезлый, обитый по углам узкими металлическими полосками, такой, какие показывают в фильмах про пиратов.

Девушка подняла крышку, и старые петли завизжали, как тетки на нахала, собирающего пролезть без очереди; изнутри пахнуло затхлостью - вентиляционная система в сундуке не предусматривалась. Выуживая по одной старые квитанции, поломанные карандаши, развалившийся зонт и пожелтевшие от времени таблетки, она отправляла ненужный хлам в большую коробку из-под печенья. На самом дне, среди мятого серпантина и побитого молью вязания, обнаружилась старая потрепанная книга.

К литературе Дарина относилась уважительно. Она с детских лет знала, что книги нельзя рвать, загибать в них углы, разрисовывать страницы, поэтому держалась от них как можно дальше. Правда, ей на длительный срок пришлось смириться с существованием школьных учебников, но теперь-то уж ее никто не заставит читать. Теперь она сама себе председатель - захочет, и определит в утиль недрогнувшей рукой, а захочет - возьмет и прочитает. И ведь зачем-то хранили эту затертую, с неровными распухшими краями книгу, на самом дне сундука.

Ринка раскрыла ее наугад. По хате пробежал шелест, где-то тихонько заскрипело, застукало. Учитывая ветхое состояние ее хатынки, разнообразие звуков не удивляло, тут не только сквозняки свободно гуляли, но и мыши под полом - не менее свободно, а на чердаке вообще любили проказничать куницы.

Она полистала желтые, местами рассыпавшиеся от старости страницы. Буквы на них были старинные, с загогулинами, и картинки странные - то значки какие-то, то растения...

- Рецепты, что ли? - предположила девушка, и начала читать с середины. - Взять меру корня имбиря, меру овса, настоянного на самогоне, две меры мать-и-мачехи... А, травник!

На здоровье она не жаловалась, поэтому захлопнула книгу и запихнула на прежнее место в сундук, ну, не выбрасывать же - литература все-таки!

Уборка неожиданно растянулась еще на несколько дней. Постоянно находились какие-то недоделки, а работать одновременно быстро и качественно не получалось. Но Ринка спешила закончить все до майских праздников - вот тогда она и отдохнет, и повеселится.

Девятого мая в райцентре давали концерт. Поскольку развлечений в сельской местности мало, то гулять шли все, кто мог. А чего там идти-то, всего шесть километров пешком.

В назначенный день она принарядилась в голубое платье, оставшееся после выпускного (она его всего пару раз надевала), подкрасила губы и повесила на плечо новую сумку. Нужно было поторопиться, чтобы успеть занять место до начала концерта, так как все желающие повысить свой культурный уровень обычно не вмещались в маленьком клубе. По дороге ее подобрал знакомый дедок на жигуленке, бодреньком, как и его хозяин, так что вскоре они были на месте.

У дверей уже толпился народ. Активные девицы, привлекая внимание сине-зелеными тенями и начесами на голове, мелькали на каждом шагу, девушки поскромнее скучковались в сторонке, лузали семечки и завистливо обсуждали модниц. Веселые парни, попыхивая сигаретами, успевали зацепить и тех, и других. Мужики, выбритые по случаю, надевшие чистые рубашки и почти еще трезвые, периодически отлучались к ларьку с пивом или к чайной, в которой чай не продавался, зато были вино и водка. Их жены, приветливо улыбаясь по сторонам, косились на супругов, но героически молчали, чтобы не портить праздник.

Ринка вошла в здание клуба, обвешанное шариками и, почему-то, новогодними гирляндами и застыла на месте. Прямо перед ней стоял незнакомый, невероятно красивый парень. Высокий, загорелый, с кудрявыми темными волосами, в модных джинсах и фирменной футболке, он над чем-то смеялся вместе с сельскими ребятами, демонстрируя полный рот белоснежных зубов. Такими ровными и крепкими на вид зубами в их селе мог похвастаться только славноизвестный жеребец Тайфун, который регулярно их использовал для усмирения нерадивых кобылиц и пьяных трактористов.

Но это были еще не все визуальные достоинства парня: в ухе у него было маленькое серебряное колечко - дело в сельской местности небывалое, а потому очень притягательное. И Ринка сразу поняла, что вот он - тот, кому отныне принадлежит ее сердце.

Неизвестно, сколько бы она так стояла, созерцая идеал, если бы ее не подтолкнули в спину рьяные фанаты концерта самодеятельности, стремящиеся устроиться поближе к сцене. Она прижалась к двери, пока ее не затолкали, а потом нашла себе свободное место на скамейке, поставленной у выхода ввиду нехватки деревянных клубовских кресел, и оттуда имела возможность вблизи любоваться парнем. Но новая персона заинтересовала не только ее, девичьи взгляды горели со всех сторон, а некоторые из скромных представительниц слабого пола вертелись рядом в надежде, что их представят.

Особенно нагло себя вела Машка Бондаренко, девушка симпатичная, фигуристая и уверенная в себе; ее уверенность еще больше подкреплялась тем, что Машка имела замечательный высокий голос и была неизменной солисткой мероприятий. Да, куда уж до нее Ринке, с ее носом картошкой, усыпанным веснушками, и рыжеватыми волосами, собранными в хвост. Правда, зеленые глаза с коричневыми вкраплениями были очень даже ничего, но все равно ей с Машкой не тягаться, ни внешностью, ни характером.

- Машка, иди к нам! - наконец-то заметил певунью один из парней. - Что ты, выступаешь сегодня?

- Ага. Куда ж без меня, - заявила та, игриво взглянув на незнакомца и поправив рукой светлый локон. - А про шо вы тут лялякаете? Смотрю - друг у вас новый...

Их тут же познакомили, и Даринка услышала имя парня - Владлен. И ведь как оно ему подходит! Такое же красивое и необычное.

Начался концерт. По счастливой случайности, Владлен сел впереди, буквально в метре от нее, и Ринка не столько смотрела на сцену, сколько на парня, покорившего ее сердце.

После первоклассника, который так старательно читал стихи про родное село, что иногда от усердия начинал подвывать, объявили Машку. Зал захлопал как ненормальный - то ли Машку так сильно любили, то ли колхозники пытались таким образом навсегда покончить с поэзией, демонстрируя горячую любовь к певческому искусству.

Девица уверенно выплыла на сцену, одернула мини-юбку, окинула взглядом зал и запела. Пела она действительно хорошо, голосок переливался и летел под самую крышу. Но то, как она моргала бесстыжими голубыми глазками в сторону Владлена, отбивало напрочь все желание признавать ее талант. А когда после аплодисментов она решила исполнить лично от себе еще одну песню (хотя "бис" ей никто не кричал), и запела "Ой, мамцю, люблю Гриця", откровенно давая понять, кто сейчас в зале является этим самым Грицем, Ринка от злости так вцепилась ногтями в деревянную скамейку, что загнала с десяток заноз.

- Когда ж ты заглохнешь, курица! - в сердцах прошептала она.

В это самое мгновение Машка дала петуха. Не в том смысле, что закукарекала. Просто ее высокий голос совсем в ненужном месте взлетел еще выше, под самый потолок, пискнул и замолчал. Но девушка не растерялась, кивнула остановившемуся, было, баянисту и начала с того же куплета. И снова на злополучном месте голос понесло не в ту степь. В зале раздался смех. Машка стушевалась,- не привыкла она, чтоб над ее талантом насмехалась. Девичье лицо покрылось пятнами, потом его цвет вдруг выровнялся, приобретя равномерный алый оттенок, и певунья, растерянно покрутив головой, рванула за кулисы.

Зато народ веселился еще долго. Дарина тоже никак не могла остановиться, такого удовольствия от концерта она не получала уже давно. Конферансье пытался объявить следующий номер, но новый взрыв хохота, в ответ на выкрик какого-нибудь острослова, заглушал даже голос в микрофоне.