— Если бы вы только знали, насколько все сложно… — мама устало покачала головой и закрыла глаза, беззвучно продолжая двигать губами.

Она уже была на грани засыпания. Такое часто случалось после приступов. Ее настолько клонит в сон, что она может уснуть на полу слове, а во время засыпания у мамы начинается бред. Так было и сейчас. Доктор предупредил нас об этом, но я никогда не слушала слова мамы перед засыпанием. Сегодня же я обратила внимание и эти слова навсегда остались в памяти.

«Отец бы гордился вами…»

***

Я закрыла дверь маминой комнаты, напоследок проверив спит она или нет. Грудь мамы вздымала, и слышалось тихое сопение. Я улыбнулась и медленно, стараясь не произнести ни звука, прикрыла дверь., а затем спустилась на террасу перед домом.

На улице снова шел дождь. Хотя всего несколько минут, я готова поклясться, что светило солнце. Ливень был не такой неистовый как тот, что обрушился на нас с Джексоном на пляже. Более спокойный. Дарящий лесу особое очарование — грани исчезали, становились размытыми.

Я вдохнула приятный воздух в легкие и закрыла глаза, шагнув в стену воды. От неожиданности из груди словно выпустили весь воздух и на секунду было чувство, будто я задыхаюсь. Хватило всего одного мига, чтобы платье промокло насквозь. Приятная прохлада вытесняла из головы ненужные мысли.

Ноги практически утонули в траве и размокшей почве. На меня словно напало детство и я словно ошалевшая принялась кружить перед домом. Вокруг не было ни души, поэтому я могла спокойно вести себя так, как мне только заблагоразумится.

Слух стал настолько чутким, что я даже расслышала скрип двери дома и тут же остановилась. Это был Томас. Томас — мой любимый и единственный старший брат. Тот, что всегда веселил меня, когда мне было грустно, и у которого никогда не было секретов от родной сестры.

Но теперь все изменилось.

За последнюю пару лет он превратился в совершенно другого человека. Человека, который больше не утешает меня, не веселит, да и, кажется, вовсе забыл про существование меня и нашей мамы.

Я прекрасно понимала, что во мне говорит лишь слепая ревность, но, в то же время, она и не была беспочвенной. Он не доверял мне — на мое место стала Фелисс.

Разочарование накрыло меня волной и я мгновенно выпрямив спину направилась на крыльцо. На лице брата было написано замешательство. Когда я поднялась по ступенькам и принялась отжимать свои волосы и сарафан, он спросил:

— Почему ты остановилась?

Я смерила его равнодушным взглядом.

Равнодушие — даже это слово ранит меня. Именно это я зачастую улавливаю в голосе Томаса. Именно оно подливает масло в огонь. Я никогда не говорила ему о своих обидах и не собиралась. Лучше сохранить тот хрупкий баланс, что все еще остался между нами, чем разрушить все основательно.

Говорят, что между близнецами есть особые нити, особая связь. Наши нити стали толщиной с паутинку, да и не прочнее ее. Казалось, что даже легкий ветерок способен ее порвать.

Я откинула волосы за спину и собиралась молча войти в дом. Я слишком устала, чтобы выслушивать вторую порцию упреков. Не успела я и открыть двери, как Том схватил меня за руку. Я вскрикнула, хотя было даже не больно. Я повернулась к нему лицом и вскинула бровь:

— Чего тебе?

— Что с тобой происходит? — недоуменно спросил брат.

Новая волна возмущения нахлынула на меня, а я слишком устала, чтобы противостоять ей.

— Значит, со мной? — хмыкнула я, вырвав свое запястье, скрестила руки на груди и пожала плечами. — Будь по-твоему.

Он сделал вид, будто вообще меня не слышал.

— Почему и куда ты ушла сегодня? — спросил от требовательно.

— А с каких это пор ты стал интересоваться нами?

Том начал злиться, когда это происходило, у него мгновенно темнели глаза. Но он никогда не злился на меня. Да и серьезных ссор между нами никогда не было. Никогда бы не подумала, что он способен таким взглядом смотреть на меня.

— Что ты имеешь в виду? — сквозь зубы процедил он.

Я вздернула подбородок и заговорила увереннее. Хотелось довести его так же, как он разозлил меня. Он не отличался самообладанием, в отличие от меня.

— Все семейство Иллеа уже ждет не дождется тебя. Так почему бы тебе не вернуться туда снова и забыть о нас? Ведь именно так ты и сделал два месяца назад. Забыл о нас и с концами! Так вот и продолжай!

Томас прищурил глаза, но промолчал. Мне и большего не нужно было.

— Мама не находила себе места! Послала кучу писем… но нет! Ты даже не соизволил ответить на них! Я уже привыкла к этому, но ты для разнообразия подумал бы хотя бы о матери? Она и без того больна! Ты обвиняешь меня в эгоизме, но сам за собой этого никогда не замечал!

Том шумно выдохнул и указал на меня пальцем:

— Не перегибай палку, Ри! Прекрати ломать комедию! — он развел руками. — Я понятия не имею, что с тобой происходит! И, если бы я только мог все тебе объяснить… Но я…

— Всю жизнь, — тихо прервала его я, не смотря на непреодолимое желание закричать во весь голос. — Всю свою жизнь, я была примерной дочерью. Не нарушала правил, не хранила секретов, я заслужила… Заслужила!.. доверие мамы! Но тебе все сходило с рук… ты постоянно что-то творил, но тебе все сходило с рук! А я совершила одну ошибку, всего одну! И ты тут же обвиняешь меня в эгоизме! В то время как эгоизм — это твоя основная составляющая! Я всегда жила в тени твоего обширного эго! Всегда! Но лишь потому, что меня это устраивало! Времена изменились, и я больше не собираюсь прикрывать тебя и уж, тем более, защищать. Ты сделал свой выбор — и он, к сожалению, пал не на нас. Я тоже сделала выбор.

Я не кричала, голос мой был предельно спокоен, хоть и некоторые слова я буквально прошипела. Томас смотрел на меня во все глаза. Никогда не видела у него настолько потерянного вида. В голове зазвенел звоночек триумфа, но в то же время в груди противно заныло.

Не дожидаясь контратаки с его стороны, я, хлопнув дверью, вошла в дом. Томас не пошел за мной, не сказал ни слова, не сделал ни шага, лишь растеряно остался на террасе. Отлично. Значит, ему было просто навсего нечем возразить. Обычно, я была невероятно рада, когда была права в своих суждениях, но не в это раз. В этот раз я не почувствовала ничего кроме пустоты.

***

Я открыла глаза. Солнце освещало комнату сквозь неплотную ткань темно-синих штор. На кровати рядом никого не было. После моей тирады я почувствовала себя слишком опустошенной, поэтому направилась прямиком в комнату мамы, устроилась на самом краю кровати, чтобы, ни в коем случае, не потревожить, и мгновенно уснула.

Мама должно быть встала…

Встала!

Я, все еще до конца не проснувшись, вскочила с кровати. Голова неожиданно закружилась, и я едва не сбила руками все, что стояло поблизости. Как только я пришла в норму, я едва ли не бегом покинула комнату.

Уже когда я спускалась по лестнице, когда ощутила приятный запах печеностей. Тонкий аромат привел меня прямиком на кухню, где у плиты облаченная в боевой фартук стояла мама. По лицу самопроизвольно расплылась улыбка. Пройдя всего два шага, я заключила ее в объятия.

— Доброе утро, милая, — не оборачиваясь, пропела мама.

В ответ я лишь покрепче обняла ее. Я просто обожала ее голос, особенно, когда она пела. Даже, когда она просто нараспев разговаривала. Я тоже обладала голосом, но до мамы мне еще очень далеко.

— Садись за стол, оладьи уже на подходе, — проворковала мама и грациозным движением поставила тарелку на стол.

Она сегодня была в отличном настроении. Мне большего и не нужно. У мамы часто бывают перепады настроения, в такие моменты она, как никогда, нуждается в поддержке. Снова вдохнув приятный запах ванили и шоколада, я улыбнулась.

Только когда я повернулась лицом к столу, улыбка моя померкла. Томас сидел за столом и смотрел на меня. Надо же, я успела забыть про вчерашнюю стычку. Ну, что ж, выражение лица брата вернуло меня в реальность.

Я села на стул напротив Тома и уткнулась носом в тарелку.