Я прикрыла глаза, притворяясь, что задремала, и поэтому так и не поняла, откуда взялся огромный чёрный джип, догнавший нас на очередном повороте дороги.

Резкий толчок сзади. Жалобный лязг сминаемого железа. Детский визг.

Вся кровь застыла у меня в жилах. Я могла только смотреть на Стива широко раскрытыми глазами, упёршись одной рукой в дверцу, а другой – в лобовое стекло, оцепенело слушая, как он свирепо матерится, прибавляя и прибавляя скорость.

Придя в себя наконец, я отчаянно вскрикнула:

– Они что, с ума сошли?! Здесь же дети, дети!

– Тихо! – рявкнул Стив, пригибаясь к рулю. – Может, оторвемся…

Джип снова догнал нас. Стив резко повернул руль, и толчок получился слабым, но чужая машина опять приблизилась. Они будто играли с нами – так хищник играет с пойманной, беззащитной добычей.

Обливаясь ледяным потом, я изо всех сил цеплялась за что попало. Дети! Они молчали там, сзади… они, наверно, все поняли гораздо раньше меня…

«Лендровер» принадлежал Движению, это было известно всем в Оглале. Наши преследователи не знали только, что в машине не Джеффри, не Игл, а просто несколько перепуганных детей с учительницей и за рулём – парень, который взялся нам помочь. Но какая разница?

Мы всё равно должны были умереть здесь, на этой горной дороге.

Закрывая глаза, я воочию видела, как «лендровер» срывается вниз и летит, летит в пропасть, угрожающе разверзшуюся за редкими корявыми кустами и зарослями ежевики. Никто ничем не поможет. Никто ничего не докажет. Просто ещё одна катастрофа в горах.

На следующем повороте джип занесло, и мы наконец оторвались от преследователей. Стив ещё прибавил скорость, свернул и вдруг резко затормозил у нависшего над дорогой утёса.

– Люк! – крикнул он. – Уходите, живо! Подымайтесь туда! И ты, Птичка, выкатывайся!

Распахнулась дверца, и дети посыпались из машины горохом, спеша вскарабкаться на утёс. Стив бешено глянул на меня:

– Чего ждёшь?! А-а, т-твою мать…

Джип снова выскочил из-за поворота, и Стив рванул машину с места так, что из-под колёс с хрустом полетел гравий, а меня швырнула на лобовое стекло – я едва успела выставить перед собой руки. И погнал машину вперёд, уводя преследователей подальше от детей. Так куропатка уводит собак от выводка.

«Лендровер» сотрясался от толчков, Стив, цедя ругательства, выжимал из него всё, что мог.

Удар!

Переворачиваясь, мир наполнился скрежетом, болью, чернотой…

***

Нас спасла огромная старая сосна, растопырившая почти голые ветви на склоне холма. Врезавшись в неё, «лендровер» не полетел вниз, на дно пропасти, где змеилась речка, почти пересохшая в такую жару, а застрял у края обрыва.

Сияла луна – кроваво-красная охотничья луна, и было очень светло – почти как днём.

Из моей рассечённой скулы на блузку капала кровь, а на руках, которыми я всё ещё конвульсивно цеплялась за дверцу, уже проступали синяки.

Но мы были живы.

Пока живы.

Смотреть вниз я не могла – голова шла кругом. Я смотрела на Стива, ноги которого были намертво зажаты между рулём и сиденьем искалеченной машины, и молилась. Что ещё мне оставалось делать?

Его веки дрогнули, и тёмные глаза в упор взглянули на меня. Облизнув губы, он хрипло проронил:

– Чего ты там бормочешь, дурёха?

– Ты… ноги сильно повредил? – запинаясь, спросила я.

Стив задумчиво глянул вниз и чуть пошевелился. Потом нехотя пробормотал:

– На месте ноги. Только как в капкане грёбаном. Ничего, надо только дождаться, когда твои цыплята приведут сюда кого-нибудь. – Он снова остро глянул на меня, сдвинув брови. – А ты какого хуя не вылезла с ними, когда я велел?

– Вот ещё! – ответила я срывавшимся голосом.

– Если выберемся – выдеру, – мрачно пообещал он.

– В-вот ещё… – упрямо повторила я и закусила саднившую губу. В животе у меня похолодело.

Если выберемся…

Да пусть бы он хоть всю шкуру с меня спустил… лишь бы остался жив!

Стив скрипнул зубами и посмотрел на край обрыва, который был совсем рядом, а потом опять на меня:

– Чуешь?

Тут и я наконец почувствовала запах бензина. Где-то под нами был, видимо, поврежден бензопровод, и свежие пары горючего просачивались наружу. Я отстраненно вспомнила, что утром на заправке бак «лендровера» залили доверху.

– Убирайся отсюда! – хрипло приказал Стив. – Ну?! Быстро!

Повернув голову, я спокойно ответила:

– Нет.

Страх и боль ушли совсем, голова стала ясной-ясной.

– Спятила?! – Стив тяжело дышал.

– Да.

Он ещё несколько секунд смотрел на меня и наконец закрыл глаза, откинув голову на спинку сиденья:

– Уоштело! Отлично. Я отправлюсь в места вечной охоты с цыпочкой под мышкой. – Он коротко хохотнул. – С белой целочкой. Да ещё и чокнутой.

– Ты недоволен? – Я изумилась тому, что голос мой не дрожал.

Стив снова рассмеялся:

– Матаийан! Я счастлив, бля. Ты, Птичка, и вправду спятила.

Я согласно кивнула и просто сказала:

– С тобой не страшно. Тебе ведь уже приходилось умирать. И убивать.

Стив на минуту опустил голову, а потом посмотрел на меня и так же просто подтвердил:

– Во Вьетнаме. Но я этим не горжусь. Я не за свою землю воевал, а пришёл на чужую. Как васичу… американец. – Он вдруг вызывающе прищурился: – Что ж ты не говоришь, будто я и есть американец?

– Потому что ты – Лакота, – пожала я плечами.

Стив чуть наклонился ко мне, продолжая напряжённо вглядываться в моё лицо, и заговорил снова:

– А ещё я мстил. За Литтла, когда его убили. Он был моим другом, Малыш Джереми, и пошёл во Вьетнам вместе со мной, когда я… – Он осёкся. – Неважно. Потом он погиб, и я знал, что убиваю за него. А потом… – Он надолго смолк и наконец пробормотал. – Ни к чему тебе это всё, Птичка.

– Пожалуйста, говори, – взмолилась я, невольно схватив его за руку, которую он тут же отдернул, хмурясь:

– Зачем тебе?

– Пожалуйста, рассказывай, – прошептала я. – Стив, пожалуйста.

Он тяжело усмехнулся:

– Уоштело, я расскажу. Мы как-то высадились в одной деревне… разведка передала, что там вьетконговцы. Наш взвод обторчался ещё в самолёте, и парни ворвались в эту сраную деревушку, как стая волков. Палили по всему, что движется. А я не стрелял. Мне нужен был настоящий враг, а не бабьё с ребятишками. А потом я услышал… – Он на мгновение замолчал. – Услышал, как кто-то визжит в сарае. Пушка в руке – зашёл. А там была девчонка, лет десяти, наверно, их же хрен разберёшь, гуков этих, мелкие все такие… Голая, в кровище. И лейтенант наш, Бейкер, там – уже ширинку застёгивает. Поглядел на меня, – зрачки во всю радужку, – заржал и говорит: «Что, тоже хочешь? Зови ребят!». Тут ещё двое наших за мной в дверь – тоже упоротые, суки, лыбятся. Девчонка эта в угол заползла, скулит там, как собачонка…

Он опять умолк, отрешённо глядя перед собой.

Я не дышала.

– Тогда я парней просто вырубил, а лейтенант начал рыпаться… его пристрелил. И выволок наружу, – продолжал Стив спокойно. – А тут и вправду вьетконговцы ударили нам в жопу, и начался настоящий бой. Когда мы из деревни выходили, нарвались на минное поле, там меня и располосовало. Отправили в госпиталь. Я думал, что те двое мудаков, которых я вырубил, меня сдадут, но нет. Совсем обдолбанные были тогда, видать, ничего не запомнили. Вот так эта война для меня и закончилась. – Он поднял голову. – Ну? Что скажешь, Птичка?

И я, не раздумывая, ответила:

– Скажу, что ты был прав.

Стив хрипло засмеялся, не сводя с меня глаз:

– Бешеная, точно. – И, оборвав смех, добавил едва слышно. – Зачем я тебе это рассказал? Я никому не рассказывал.

Он вдруг стремительно вскинул руку, сгребая в горсть волосы у меня на затылке и с силой притягивая меня к себе:

– Хватит болтать! Это наш пикник, малышка.

И его потрескавшиеся тёплые губы требовательно раскрыли мои – дрожащие и неумелые.

Я зажмурилась.

Так вот оно как… вот оно, значит… вот…