Надо было спасаться, и как можно скорее.

– Это касается только меня и Эмори. – Чтобы скорее завершить разговор, я добавила: – И Иисуса.

Мама больше ничего не сказала. Но, открывая входную дверь, я чувствовала на себе мамин взгляд.

Спустившись с крыльца, я сразу побежала. Повернула направо, за угол, в противоположную сторону от старшей школы «Футхил». На часах было половина седьмого. Эмори возвращается с репетиций как раз в это время, и мне не хотелось встретить ее.

Тем же вечером я села за ноутбук и начала составлять список исповедей, которые мне больше всего понравились. В него вошли Кевин Андерсон, чьи довольно известные родители разошлись не по-хорошему и устроили громкий бракоразводный процесс, Бейли Парнелл, которой пришлось сменить старшую школу после того, как ее застали за употреблением наркотиков в женском туалете на втором году обучения, Скайлар Багатти, с восьми лет страдающая от нервозности и депрессии. И конечно, Кейтлин с ее историей о загадочном слухе.

Я отлично помнила, как они стояли за кафедрой и рассказывали свои истории и как я думала, что и в «Завете» им следует опасаться злых сплетен. Но в то же время мне вспоминалось выражение гордости на лице папы. Несмотря на все недочеты нашей школы, он создал нечто уникальное.

Подобных исповедей я слышала множество, но эти четыре зацепили меня больше всего, а работать с несколькими историями всегда проще, чем сразу с десятком или около того. Я написала каждому отдельное сообщение, объяснила, что мы с Аароном собираем материал для видео, и предложила встретиться завтра во время обеда в Роще – так называли окруженную деревьями небольшую поляну на краю кампуса. За следующие двадцать минут мне пришли ответные сообщения: все четверо ответили согласием.

Я посмотрела на экран и улыбнулась. На душе стало немного легче. Пока неизвестно, насколько моя идея удачная, но я, по крайней мере, делаю хоть что-то. В отличие от папы.

День 278-й, осталось 159

– Ай! – Я дернулась и сердито взглянула на отражение Шарлотты в зеркале.

– Сиди смирно. Ты все испортишь.

Шарлотта потянула за очередную прядь, обернула ее вокруг другой и закрепила невидимкой.

– Ты уж слишком изящную прическу не делай, ладно? Я все-таки иду на матч по лакроссу, а не на выпускной.

– Доверься мне. Делается она сложно, а выглядит проще некуда. – Шарлотта принялась заплетать косу. – О-о… Подожди-ка. Хочешь, я вплету бело-зеленую ленту?

– Нет уж, спасибо!

– Почему нет?

– Э-э… Может, потому, что я не первоклашка?

Шарлотта посмотрела на меня наигранно-изумленным взглядом.

– Похоже, кому-то не хватает духа любви к родной школе!

– Шутишь?

Я ткнула пальцем в огромные белые цифры «тридцать четыре» у меня на груди. В них было столько «духа любви к родной школе», сколько вообще может поместиться в одного человека.

Шарлотта закончила заплетать косу и протянула мне свою пудреницу.

– Вот, взгляни.

Я развернулась спиной к высокому зеркалу и посмотрела в крошечное зеркальце в пудренице.

– Ого! Извини, что я в тебе сомневалась.

Шарлотта закрепляла очередную прядь, когда в дверь постучали.

– Войдите, – сказала я, думая, что это мама. А когда обернулась и открыла рот, чтобы спросить, почему она так рано вернулась с работы, увидела Дэвида. – О… Привет.

– Привет. – Он сложил руки на груди, словно хвастаясь перед нами своими накачанными мышцами. – Я только что из Нью-Йорка.

Я стиснула пудреницу в кулаке.

– Вот ищу твою маму. Услышал голоса и решил, что она здесь, с тобой. Привет, Шарлотта!

– Привет, Дэвид! – чересчур дружелюбно отозвалась она.

– Работа в городе. Будет в восемь.

Я всегда отвечала Куску Дерьма так коротко, как только могла. Он не заслуживал полных предложений.

– А, ясно… Не думал, что она так сильно задержится. Иначе заехал бы в свой лофт[6] по пути из аэропорта.

Лофт? Заносчивый придурок. Неужели нельзя сказать просто «квартира»? Я еще крепче сжала пудреницу.

– А когда там ее великий благотворительный вечер? – небрежно бросил он. – В эту пятницу, да?

Он прекрасно знал когда. Не считая свадьбы, в последний месяц мама только и говорила что об этом благотворительном вечере. Неужели он в самом деле пытался завести светскую беседу?

– М-м, – промычала я.

– Хорошо. Тогда я обязательно останусь в городе. Она хотела переночевать у меня после этого мероприятия. – Он прислонился к дверной раме. – Вы куда-то идете?

– На школьный матч по лакроссу, – ответила Шарлотта.

– Здорово. Ну, повеселитесь там.

Он закрыл дверь. Я смогла перевести дыхание только после того, как услышала щелчок.

– Дэвид такой милый, – сказала Шарлотта. – Не понимаю, почему тебе он не нравится.

К горлу подкатила тошнота.

– Не называй его Дэвидом.

Шарлотта сощурилась:

– Ты правда хочешь, чтобы я сказала: «Кусок Дерьма такой милый»?

– Да, только без вот этой ошибочной «милой» детали.

– Знаешь, он через несколько месяцев станет твоим отчимом. Пора бы уже перестать обзывать его Куском Дерьма.

– Ни за что!

Я бросила тяжелый взгляд на ее отражение в зеркале. Шарлотта в ответ посмотрела на мое.

– Слышала, что он сказал? – Она опустила подбородок мне на плечо. – В пятницу весь дом будет в твоем распоряжении.

Когда я приехала на стадион, все друзья Люка уже сидели на трибунах в одежде цветов нашей команды – зеленого и белого, и не заметить их было невозможно. Мистера и миссис Калетти я увидела сразу. Они мне помахали. Больше на трибунах особо никого и не было, не считая родителей других парней из команды.

– Где все? – спросила я Эддисон.

– Мы на матче по лакроссу в Калифорнии, а не на футболе в Техасе.

Как только мы уселись, ко мне подвинулась Лара и воскликнула:

– Ничего себе! У тебя роскошная прическа. Сама так уложила?

– Не-а, это все Шарлотта. – Я вытащила телефон из заднего кармана и открыла страницу Шарлотты в Инстаграме. – Вот, посмотри. У нее очень хорошие обучающие видео. Все просто и понятно. – Я протянула Ларе телефон. Она изучила несколько записей, а потом передала телефон по кругу, чтобы все посмотрели.

Я расстегнула толстовку и продемонстрировала преобразившуюся куртку Люка.

Этим утром к нам в театр приехала профессиональная швея, чтобы подшить костюмы. Я показала ей куртку Люка и спросила, можно ли с ней что-нибудь сделать. Швея просияла и попросила дать ей минут пятнадцать. На моих глазах она разрезала и перешила куртку, превратив ее в симпатичное облегающее платье.

– Хочу такое же из куртки Доминика! – воскликнула Ава. Она завязала низ куртки в узел на бедре.

– Приходи ко мне в театр на обеде или после уроков. Там есть швейная машинка. Я все тебе сделаю.

Прозвучал свисток, затем раздался голос комментатора из динамиков.

Я посмотрела, как команды выбегают на поле, и призналась:

– Никогда не пойму, что происходит в этой игре.

– Это как хоккей на льду, – объяснила Ава.

– Ага, только я и про хоккей на льду ничего не знаю. – Она посмотрела на меня так, словно я сказала, что у меня на каждой ноге по восемь пальцев. – Что? Я не из спортивной семьи, как вы с Люком.

Мои родители никогда не увлекались спортом. Папа ни разу не играл со мной в мяч, даже летающий диск не бросал. Однако его убеждения, очевидно, изменились, потому что прошлым летом, когда я приехала в гости к нему и его новой семье, он повел нас всех на матч «Чикаго Кабс». У них были куплены билеты на весь сезон, и все неотрывно наблюдали за игрой. Я не знала, когда и что полагается кричать, и поэтому молча потягивала колу и загорала.

Эддисон показала на белую линию, разделяющую поле пополам.

– Ладно, слушай. Вот Люк. Он полузащитник, как и вон те двое на линии. Это значит, что они могут бегать по всему полю.