Эктотанк пропахал сквозь скопище человеческих огоньков – баррикаду республиканцев. За собой он оставлял алые вспышки мертвых душ. Потом они развернулись и нырнули в белый водоворот, не в силах противиться его натиску. Души исчезли в этой белизне, водоворот эктотанка расширился и двинулся дальше по улице, как голодная амеба.
Прямо к маячку Инес.
Питер бросился к эктофону. Схватился эфирными пальцами за электрический контур звонка и яростно его затряс. Безрезультатно. Молочный водоворот эктотанка маячил справа. Инес явно его не заметила – мешало невидимое для Питера здание.
Промелькнул глаз эктотанка – крохотное круглое оконце посреди белизны. Внутри яркими цветами бушевало пламя, уличные огни и разрушенные здания, словно к Питеру снова вернулось зрение живого человека. Его переполнило иррациональное желание нырнуть прямо в око. Ведь там он сразу оживет?
Но где-то на краешке сознания он по-прежнему цеплялся за электрический контур, три длинных гудка, три коротких и три длинных.
– Я пытаюсь вести машину, товарищ призрак, – сказала Инес. – Почему бы вам…
Ее голос разрушил чары.
– Сворачивай! – крикнул Питер. – Впереди эктотанк!
– Господи… – прошептала Инес, а потом закричала.
В телефоне послышались шумы, затем скрип тормозов.
Грузовик свернул вправо в тот самый миг, когда на Гран-Виа лавиной выкатился эктотанк. Инес неслась по улице как безумная, даже Питер едва поспевал за ней со скоростью мысли. Батарея республиканцев в здании «Телефоники» открыла огонь из советских эфиропушек. Они завизжали, как тысячи голосящих детей.
Наконец грузовик остановился. Питер выждал секунду и снова позвонил. Инес взяла трубку, но не заговорила, только быстро и тяжело дышала.
– Ты ранена? – спросил Питер.
– Нет.
– Почему ты остановилась?
– Посреди дороги яма, на месте метро. Черная дыра, как вход в ад. Может, оттуда и выползла эта штуковина. Матерь Божья, да она размером с дом, как… как… – ее голос сорвался. Питер уже решил, что она опять повесила трубку, и с облегчением вздохнул, когда она продолжила: – Никогда не видела ничего подобного. Как Папа Тейяр может благословлять фашистов, если они посылают в атаку на нас этих дьяволов?
– Это не дьявол. Внутри сидит человек, медиум. А видишь ты эктоплазму, духовную сущность, украденную у мертвых, которой он мысленно придает форму.
– Тогда его мысли одержимы дьяволом.
Извратив изобретение Лоджа и Маркони, эктотанки создали для того, чтобы переломить ход Великой войны: оружие, приобретающее тем больше мощи, чем больше оно убивает. Питер не знал, что Франко уже использует танки, которые поставляет ему Британия. Это вызовет ответ со стороны Советов, эскалацию конфликта. А значит, Питеру нужно спешить.
– Война выпускает дьяволов, сидящих внутри нас, – сказал Питер.
Инес глубоко вздохнула и всхлипнула.
– Что такое?
– Дьяволы и во мне, товарищ призрак. Если бы я и впрямь была смелой, как ты сказал, то сунула бы винтовку в рот и выстрелила, и пусть Бог разберется.
– И попала бы в республиканский рай?
Она безрадостно рассмеялась.
– Все знают, что он еще не готов. Погибшие просто угасают, если у них нет фашистских Билетов. Нет, отец Миаха из моей деревни прав. Единственный путь в рай – это вера и молитва. В детстве я воображала рай. Белый, с деревьями из сахарной ваты. Но он не для меня. Больше не для меня.
Как же он это упустил? Узел в искрах души Инес. Ее мысли постоянно крутились вокруг этого, снова и снова. Вот почему она согласилась поговорить с бесплотным голосом по телефону. Это не имело отношения к предательству республики.
Она просто нуждалась в исповеднике.
– Почему это? – мягко спросил Питер.
– Потому что я издевалась над статуей Христа в Хетафе.
Где-то вдали затихал визг эктотанка.
– В тот день Матео собрал взвод, – объяснила Инес. – Сказал, что нужно казнить заключенного-фашиста. Мне хотелось отомстить за то, что сделали с моей матерью и братом в Гернике, я взяла винтовку и пошла с ним. Мы доехали до Хетафе в грузовике. По дороге все смеялись и шутили. Мы поднялись на холм, холм Ангелов. Под соснами было жарко и сухо. В чистом воздухе вдали был виден Мадрид. Лишь когда Матео завязал тряпкой глаза стоящей там большой статуе, я все поняла. Я прицелилась вместе с остальными. Я могла бы не стрелять, но не сумела бы их остановить. Я смотрела, как пули разрывают Его лицо, и рыдала.
Инес завела двигатель.
– Я сказала уже достаточно. Товарищам на фронте нужны мои пули и снаряды. Спасибо, что предупредил о дьявольской машине. Может быть, мы еще поговорим.
И Питер наконец-то узнал узел эмоций в ее душе. Парадокс. Она пыталась одновременно верить в противоречивые утверждения.
– Погоди, – сказал он. – Инес, я не думаю, что Бог уже завершил работу с тобой.
Инес помедлила. Ее душа заискрила гневом.
– Что ты знаешь о Боге, товарищ призрак?
– Я знаю, что такое испытание. В детстве я тоже видел горящий город.
Инес ничего не ответила, но искры ее души смягчились на оттенки фиолетового и зеленого.
– Во время Великой войны, – продолжил Питер, – когда немцы устраивали налеты на Лондон. Мне было пять. Сирены меня пугали, я прятался в подвале, даже когда налет заканчивался. Один раз, когда завыла сирена, отец поднял меня и поднес к окну своего кабинета. Я вырывался, начал плакать, но он держал крепко. Мама умоляла его уйти в укрытие. Он не слушал ее и заставил меня смотреть. На небе висела серебристая сигара. Вокруг нее танцевали лучи прожекторов. А внизу бушевал огонь, яркий, как солнце. Окна дрожали от далеких взрывов. Я чуть не обмочился. Хотелось спрятаться в объятьях матери. Но отец сказал, что я должен быть смелым. Появились эктолетуны. Люди с крыльями, как у мотылька, белыми и переливающимися. И они сбили дирижабль. Окружили его и стреляли, пока не пропороли брюхо. Оттуда пыхнуло горящим газом. Это было самое потрясающее, что я видел в жизни. И все это время отец меня держал. Дирижабль упал, как пустой мешок, паря над Темзой. Больше я никогда не боялся налетов.
– Прекрасная история, товарищ призрак, – сказала Инес. – Но я уже не испуганный ребенок.
Ее голос был резким, но искры души излучали мягкое сияние.
– Разве все мы не дети в глазах Господа? Может, я и не разделяю твою веру, Инес. Но я верю, что есть нечто большее, и оно держит нас на руках. И кем бы Он ни был, Богом Папы Тейяра, отца Миахи или вашим собственным, у Него есть для нас план. Он нас испытывает, но только чтобы заставить посмотреть в лицо своим страхам. И Он всегда прощает.
Инес снова остановила грузовик. Контур эктофона отключился. Без него Питер ощутил притяжение Страны вечного лета в направлении ката, ему пришлось держаться только силой воли, как пловцу на воде.
Он рассматривал формы мыслей Инес. Они распались в рой светлячков, а потом слились в одну зеленую сферу уверенности.
Контур эктофона снова вернулся, Инес опять взяла трубку. Сквозь шуршание помех как будто слышался ее плач. Но в голосе все равно звучали стальные нотки.
– Товарищ призрак, я не дура. Ты не друг республики. Но, возможно, ты последнее испытание, которое послал мне Господь. И я тоже тебя испытаю. Советы снабжают нас оружием, но платить за это приходится кровью. Теперь везде полно их шпионов. Говорят, они охотятся на Пятую колонну, но берут любого, кто не коммунист. Скажи мне вот что: твои хозяева приняли бы республику без русских? Могли бы мы и впрямь достичь в Испании мира?
Питер задумался.
– Да, – наконец ответил он. – Даю слово.
Это почти было правдой, как и рассказ об авианалете. Но подал он это лживо. А Питер Блум ненавидел ложь всеми фибрами своей бессмертной души.
Но сейчас оно того стоило. Душа Инес ярко заискрила надеждой, и ее отголоски наполнили Питера радостью. Жертвами этого искушения обычно и становились угасающие души. Тратили всю прану, прижимаясь поближе к живым, пока безжалостное притяжение Страны вечного лета не смывало все воспоминания и мысли, оставляя лишь пустой бездумный лусит, душу-камень.