Оказавшись напротив дивана, Баки принялся разглядывать Зимнего, смотрел в его расслабленное, умиротворенное лицо, разметавшиеся длинные волосы, улыбался щетине, которая скрывала ямочку на подбородке. Баки давно не видел своего отражения, но раз Брок говорил, что они похожи, Баки верил. А потом Баки разглядел металлический протез. Он даже не сразу поверил, что такое возможно, но Брок говорил, что Зимний этим протезом может крошить асфальт и гнуть литые балки. Не верить Броку у Баки причин не было.

Подойдя еще ближе, Баки хотел откинуть плед, чтобы посмотреть на Зимнего целиком, ведь другой возможности у него могло и не предвидеться, но что-то пошло не так.

Только Баки тронул одеяло, как Зимний схватил его своей жуткой рукой, резко распахнул глаза и уставился на Баки. Они смотрели друг на друга, казалось, целую вечность, а потом Баки почувствовал, как его затягивает, словно в кроличью нору Алису из старой сказки, затягивает неотвратимо. Он потерялся, где он, а где тот, другой, все вокруг мельтешило, словно в калейдоскопе, Баки проваливался и проваливался, пока не провалился окончательно, пока не почувствовал себя единым целым с этим странным человеком, которого, рискуя жизнью, привел в свой дом Брок.

Было темно, казалось, тяжело приходят в равновесие раскачанные весы двух личностей, которые невероятным образом слились в одну. Было странно и отчего-то радостно, вот только кто он, Баки сейчас бы не ответил.

Он чувствовал, как течет время, чувствовал, что он лежит на диване, и его распахнутые глаза буравят потолок, он просто смотрел и заново ощущал мир вокруг себя, пытаясь разобраться в воспоминаниях, своих и Зимнего. Баки словно смотрел длинный непонятный фильм о том, что пришлось пережить ему и не ему одновременно.

Сколько это длилось, он не знал, но когда окончательно пришел в себя, за окнами занимался рассвет, серо-розовые сумерки лежали за окнами едва видимым туманом. Баки поднялся и пошел в спальню к Броку. Он хотел почувствовать его рядом с собой наконец-то полно, но боялся разбудить.

Было странно, но бесшумный стелющийся шаг, которым он никогда не умел ходить, получился у него легко и просто, словно всю жизнь он только так и передвигался. Баки мягко опустился на кровать Брока, как обычно это делал, но сейчас матрас изрядно просел под его весом, и Брок проснулся. Резко обернулся, наставляя пистолет на Баки.

— А, это ты, — Брок зевнул и убрал оружие, — чего тебе?

— Брок, — Баки обрадовался так, что сам не мог поверить в реальность происходящего. — Брок, это я, Баки.

— Баки? — не понял Брок, вглядываясь в темноту перед собой, не веря, что эта небритая рожа — его Баки. — Зимний, не дури.

— Брок, — Баки уселся на кровати на пятки, включив ночник и улыбнулся так, как мог улыбаться только ему, — теперь это мое тело. Теперь это я.

— Баки? — недоверчиво спросил Брок. — Серьезно? Но… Как?

— Я не знаю, меня словно всосало в это тело, — принялся сбивчиво объяснять Баки. — Я … Я подошел, а он схватил меня за руку и… И я…

Баки только сейчас начал осознавать, что к нему пришли не его воспоминания, а этого Зимнего Солдата, и они были такими ужасными, что стало страшно. А еще Баки вспомнил, что это действительно он, тот, сорвавшийся с поезда, искалеченный, но не сломленный, со стертой памятью, которая сейчас прорывалась наружу клочками. Но Баки не стал обращать внимания на всю эту память, он сгреб Брока в объятия, только сейчас осознав, что устрашающего вида протез слушается идеально. Баки прижимал Брока к себе и просто дышал, пытаясь успокоиться, унять бешено колотящееся сердце, наконец осознать, что снова жив, что нашел свое тело, которое без него было просто куклой. Что это за магия, Баки не знал, он вообще особо не верил в магию, но сейчас, вновь обретя целостность своих души и тела, он готов был поверить во что угодно.

Брок не пытался оторвать от себя Баки, он сам прижимался к нему, уткнувшись в шею, похоже, он тоже не мог поверить в происходящее. Баки слышал, как частило сердце Брока, как он жарко дышал ему в шею, и от этих ощущений было невыносимо радостно, до щекотки где-то внутри желудка. Может быть, это были те самые пресловутые бабочки, о которых говорят влюбленные? Может быть, и так, но Баки сейчас было все равно, он просто был счастлив наконец возможности дотронуться до любимого человека.

— Баки… — Брок обхватил лицо Баки ладонями и прижался губами к губам в целомудренном поцелуе.

Сам Баки тоже не спешил, он был счастлив ощущать прикосновения Брока, чувствовать его всем, теперь живым, телом.

— Брок… — Баки провел живой ладонью по щеке Брока, огладил пальцами губы а потом повалил на кровать, положив голову Броку на плечо и устроившись у него под боком. — Спи.

— Нам придется уехать, — сказал Брок, устроившись и обнимая Баки, перебирая его длинные волосы. — Я вообще-то украл Зимнего у Гидры. Поэтому надо сваливать. И ребят за собой утащить.

— Завтра, — уверенно сказал Баки. — Мы уедем завтра.

Завтра наступило стремительно, и Баки утром было слегка неудобно, он давно отвык от живого тела, у которого были свои потребности. Приняв душ, пока Брок еще спал, Баки долго смотрел на себя в зеркало, оценивая, что новый он похож, конечно, на того, давнего, довоенного Баки, но отдаленно.

Зная, где у Брока лежат станки для бритья, Баки позаимствовал у него один и побрился. Снова стал рассматривать себя в зеркало — сходство стало более заметно. Оставалось что-то сделать с волосами, хотя бы в хвост их завязать, но у Брока даже резинки для волос не было. Но помимо собственного лица Баки занимал протез, который он тоже внимательно рассмотрел. Потрогал жуткие шрамы на груди, прохладный металл протеза, подвигал рукой, но протез ощущался, как нормальная рука за минусом осязания, которое было очень своеобразное, но какое именно, Баки не взялся бы описать.

Пока он крутился перед зеркалом, проснулся Брок, тихо подошел со спины и обнял, прижавшись щекой к живому плечу. А Баки отметил, что давно услышал его шаги, хотя раньше не обладал суперслухом.

— Доброе утро, — тихо сказал Баки, наслаждаясь прикосновениями. Он теперь вообще наслаждался каждой минутой, потому что мог чувствовать, не был бесплотным призраком, и ему это очень нравилось.

— Доброе, — ответил Брок. — Мы должны уехать не позднее полуночи, а у меня еще куча дел.

— Уедем. Только куда? — спросил Баки.

— В Байрос, — ответил Брок. — Я давно прикупил там себе домик у моря, подальше от чужих глаз.

— Байрос? — переспросил Баки.

— Да, Буэнос-Айрес, — подтвердил Брок. — Аргентина. Будем жить у теплого моря, где нас никто не найдет.

— Я люблю тебя, Брок, — тихо сказал Баки, развернувшись в объятиях. Он заглянул Броку в глаза, словно в омут рухнул, обнял, прижимаясь к Броку всем телом, наслаждаясь прикосновениями.

Он гладил обнаженные плечи Брока, чувствуя тепло его кожи, прижимался грудью к груди, слышал второе сердце и таял, растворялся в Броке.

— Я… да, Баки, я… Господи, наконец-то. Люблю тебя, — прошептал Брок ему в губы, снова целуя, не выпуская из своих объятий, и Баки таял, расплывался розовым сиропом в руках Брока. Как же ему сейчас было хорошо! Он даже не представлял, что так может быть, он так долго был призраком, что уже не верил, что чудо произойдет, и ему придется до конца времен быть бесплотной тенью, но Брок сделал невозможное — нашел “того, кто спит”. И вот Баки в живом теле, в своем теле, из которого его выкинуло, казалось бы, бессчетное количество лет назад.

Они замерли с Броком, прижимаясь, обнимая друг друга, почти не дыша, словно все это могло раствориться, как злая ведьма Запада от ведра воды. А потом словно сорвались, жадно целуясь, притискивая друг друга уже не нежно, а страстно, до боли. Дыхание из размеренного стало порывистым, частым, и было невыносимо прекрасно слышать стоны, еще пока короткие, жадные, жаждущие.

— Как же долго я тебя ждал, — рыкнул Брок, обхватывая Баки за голую задницу. — Мой. Весь мой…