не прямоговорение, здесь говорение внутрь – и глубоко! – всего, что мо-

жет слышать. Клинковое говорение (как в военном деле – «кинжальный

огонь», т. е. огонь на расстоянии прямого выстрела). В этом стихотворе-

нии – прямые слова, они прямее прямой речи. Это уже язык рока, судьбы,

самой земли и природы.

Поэзия Майи Никулиной, как я уже отмечал, циклична. Но циклич-

ность эта спорадическая (циклы иногда создавались не сразу – дописы-

вались и составлялись сами так, как это должно было быть по суровым и

точным законам поэзии и поэтической книги).

Майя Петровна любит Блока. Она обороняет от ругателей и ниспро-

вергателей этого гениального поэта (хотя я считаю, что у нас было два

Блока: первый – стихотворец, второй – гениальный поэт; первый напи-

сал – много, и это многое часто невнятно, смутно и, что греха таить, без-

вкусно; второй создал немного – но страшно, гибельно хорошо!). Мыш-

ление Блока, как известно и очевидно, является цикличным, точнее, его

поэтическое  мышление  и  выговаривание  стихов  (современники  Блока

свидетельствовали, что Александр Александрович произносил свои стихи

как раз наоборот – сплошняком, почти без пауз так, как читают вслух газе-

ту). Возможно, здесь и не обошлось без влияния великого поэта, но я все-

таки думаю (и – уверен), что цикличность поэзии Маий Никулиной – явле-

ние конститутивное и, что важно, системообразующее. Повторю: у Майи

Никулиной нет слабых стихов. Каждое ее стихотворение – это духовный

поступок. Тогда каждый из восьми циклов обязан выражать и отмечать

нечто  сверхважное,  абсолютно  глубокое-высокое  и  тотально  духовное.

Если стихотворение – поступок, то цикл – это целая деятельность, это уже

не поступок (шаг, прыжок, полет, падение), а поступь (или неокончаемый

взлет, путь без конца). Цикл стихотворений в силу своей арифметической,

а затем и геометрической прогрессии роста энергии и смысла есть тот са-

мый Паскалев круг, центр которого нигде, а окружность везде.

Циклы создавались в разное время жизни, судьбы и поэзии. Пере-

числю их: «Танец» (4 стихотворения); «Севастополь» (3 стихотворения);

404

«Письма»  (6  стихотворений);  Без  названия  (первое  –  «Надо  же  сраму

такому  случиться…»;  3  стихотворения);  «Катулл»  (5  стихотворений);

«Г.  Ш.»  (5  стихотворений);  «Разговоры  со  степью»  (8  стихотворений);

«Днестровский лиман» (4 стихотворения). К данному ряду циклов мож-

но также отнести длинное стихотворение (с поэмно-эпической интона-

цией) «Объяснительная записка» (208 строк). Всего 38 стихотворений и

1 стихотворение-поэма. Набирается на целую книгу. И такую книгу не-

обходимо издать, т. к. эти 39 стихотворений суть ключевые номинаторы

и выразители судьбы поэта, жизни и судьбы, души человека-поэта Майи

Никулиной. Никулинские стихотворные циклы – это не просто темати-

ческие единства текстов, они сердечно, интеллектуально и душевно зна-

чимые для поэта поэтические комплексы, системы, если хотите, друзы

поэтико-кристаллических образований. (По Майе Никулиной, стихотво-

рение растет, как кристаллы. Значит, циклы стихотворений – это тексто-

вые совокупности, появившиеся на свет как друзы горного хрусталя.)

Если  внимательно  прочитать  все,  написанное  и  созданное  Майей

Никулиной, взглянуть на ее стихи, прозу, публицистику, научную прозу

и литературную критику с точки зрения порождения мысли, то окажется,

что Майя Никулина как человек, личность, художник, мыслитель и поэт

обладает, как человек эпохи Возрождения (Леонардо да Винчи), универ-

сальным мышлением и, безусловно, комплексной, универсальной языко-

вой и текстовой способностью.

Циклы стихотворений также являются организаторами, концентра-

торами и выразителями различных и/или всех сторон сложнейшего нику-

линского хронотопа (время – место). Прежде всего ясно, что пространство

и время у Майи Никулиной неразрывны, но автономны: иногда место не

нуждается во времени, но время всегда прирастает к определенной точке

пространства. Если место называется точно и определенно (Тира, Сева-

стополь, Херсонес, Балаклавское шоссе, страна (Россия), горы, долины

(Урал, который никогда не номинируется прямо: именование происходит

опосредованно  через  камень,  лес  и  т.  п.),  море,  река,  Крым  (создается

странное впечатление, что Урал и Крым в сознании поэта существуют

неразрывно, в цельном единстве); Греция (Древняя) называется (указыва-

ется) также не прямо, а антропонимично (Одиссей, Дафнис, Хлоя); Рим

(Древний) – то же самое (Лесбия, Катулл); и главный номинатор места

(«оператор») – «земля», земля вообще, земля вся, земля как мать и твердь,

и суша, и берег, и остров, и город, и страна, и сад, и дом, и огород, и рас-

тительный  мир  (животных  в  стихах  немного:  птицы,  олень),  широкий

антропомир  –  люди  (их  очень  много:  и  незнакомцы,  и  общеизвестные

Шуберт, Моцарт, Шопен, и друзья Г. Шнайдер, Ю. Казарин – указание и

405

наименование посвящением и т. д.)), – итак, если место у Майи Никули-

ной определено, то время для поэта сущность более вольная, самоволь-

ная, неуправляемая – свободная. Время историческое – явно циклично.

Хмельной Катулл по городу идет…

Он болен, хмур, он долго не протянет…

Хотя еще влюблен, еще буянит

И даже плачет у ее ворот.

Спалит свои тетрадки сгоряча,

Шальной бокал невесело пригубит…

– Ах, Лесбия… она тебя не любит…

Она других целует по ночам.

Еще не так, не крайняя беда…

Ну, закричишь, ну, бросишь в реку камень –

И всхлипнет ночь, и поплывет кругами

Большого Тибра темная вода.

Сомнет траву у дальних берегов…

И мир другой, и песни не похожи…

Но точно так же весел и тревожен

Дремучий воздух вечных городов.

И люди умирают от забот,

И кони задыхаются от бега,

И вздрагивает старый звездочет,

Поняв судьбу измученного века.

Вчерашние веселые бои

И завтрашний, последний и кровавый…

Какой рассвет сегодня небывалый….

О римляне, о смертники мои…

Катулл прежде всего воспринимается как время, которое идет по го-

роду, то есть пересекает, пронзает пространство. Безусловно, здесь исто-

рическое время явлено, утверждено и выпущено на волю. «Измученный

век» (на излете Римской империи) глядится в темные воды (физическое

время – пространство!) Тибра, то есть в зеркало пространства. Так и есть:

время и пространство зеркальны, хронос и топос поочередно смотрятся

друг во друга, и, видя, себя, ужасаясь или восторгаясь, наблюдают своего

визави, замечая и в нем страшные или чудесные изменения. Хмельной

Катулл по городу идет, – а на дворе, на улице – Россия: это Кабаков, Вер-

ников и Казарин идут по Екатеринбургу, это Блок идет по Петербургу, это

Пушкин идет по Москве, это Иванов Иван Иваныч идет по Сысерти. Они

406

идут и вдыхают «дремучий воздух вечных городов» (гениальное поэти-

ческое определение состояния исторического времени!). Круг замкнулся:

Катулл – Кабаков (Сергей, Серега) – чудо состоялось, цикл времени осво-

ен, вербализован и стал частью литературы, поэзии, культуры.

Время земли тоже циклично (времена года: осень – зима – весна –

лето – осень…), и этот временной круг земли впускает в себя круг исто-

рического времени.

Любовь к земле, вскормившей белый свет

И солнцем озарившей наши лица, —

Покуда это множится и длится,

Душа права, и смерти в жизни нет.

И смерть права.

И, вспомнив наконец

Слепой предел судьбы своей скудельной,

Легко самоуверенный певец

Переложил на голос плач свирельный.