нит – и все, все пойдет прахом (я знаю, как Майя Никулина реагирует на

подлость и прочие мерзости: холодно, молча, но бесповоротно и навсегда

забывает подлеца или мерзавца (чего ей это стоит!). Майя Петровна про-

стила столь бестактный и непрошенный подарок (а может быть, и бес-

полезный для нее – поэта истинного, но нужный и необходимый людям),

посерьезнела, побледнела, взяла книжку в руки, полистала – простила,

приняла. Уф, слава Богу! Пронесло. Майя Никулина никогда не заботи-

лась о своих изданиях. Не суетилась. Более достойного человека и поэта

(как человека) я не встречал. К наградам она равнодушна. Так и должно

быть. Майя Никулина удостоена нескольких литературных премий и на-

град. Одна из них – литературная премия им. П. П. Бажова, которой Майя

Петровна была удостоена за книгу о Бажове («Камень. Пещера. Гора»).

Явная тавтология: за книгу о Бажове – премию им. Бажова. Но культура

вообще тавтологична. И по вертикали (качество, содержание, поэтика),

и по горизонтали (эстетика, роды, жанры, виды искусства). Поэзия тоже

тавтологична (аллитерации дают фонетическую тавтологию; словообра-

зовательная сочетаемость – деривационную, этимологическую; Мандель-

штам, например, в этом отношении явно тавтологичен, и в этом его сила,

прелесть и красота). «Малахитовая шкатулка» – это «вещь в себе»: в лек-

сико-стилистической шкатулке располагается другая – явно фольклорная,

в которой размещается еще одна – более ценная – содержательная, ис-

полненная мастерства (в поливалентном состоянии: мастерство Бажова,

мастерство Данилы, мастерство Хозяйки, мастерство Земли, мастерство

Природы), в этой же шкатулке прячется самая главная (в которой, навер-

няка есть иные, совсем потаенные, не имеющие цены и доступа просто-

му, равнодушному глазу и уму), содержащая в себе начало и конец, между

коими клубятся в вечном и противоречивом единстве любовь, мука, вер-

ность слову и делу, жизнь горячая, живая и жизнь ледяная, «мертвая», –

все эти помещеньица (не этажами, не ярусами, а плотными неотрывны-

ми друг от друга слоями) не покоятся, но вырастают (как кристаллы) на

чем-то грандиозном, что хочется назвать душой и сердцем Земли, мира,

Вселенной, мироздания. Об этом и пишет в своей книге Майя Никулина.

Премия Бажова – первому бажововеду и бажововоду (Майя Петровна как

бы выводит Бажова из забвения, коим является любая литература – за-

читанная и замыленная цитированием и оглаживанием поверхностными

исследованиями шедевра). Премия – по праву. Премия – в точку. Так бы-

вает редко. Но у Майи Никулиной и в Майе Никулиной все уникально:

и жизнь, и судьба, и поэзия, и литература, и наука (слабое слово: лучше –

лингвоархеология).

393

Майя  Никулина  как  истинный  поэт,  как  поэт  большой  не  просто

реализует  свой  дар  (как  подавляющее  большинство  иных,  рассчитыва-

ющих на какое-либо «место в литературе»), она отчетливо представляет

(ощущает, чувствует, осознает) свое место в поэзии. Если литература –

это процесс и развитие (спорадическое, замедляющееся, ускоряющееся,

взлетающее,  падающее,  останавливающееся  и  опять  воскрешающее),

то поэзия – это не процесс и не движение (в плане формальной поэтики

это может быть и не так, хотя и эта сторона – звучащая – не может вы-

йти за границы естественности мысли, воображения, речи, языка, текста,

плача, смеха, крика, вопля и т. п.), поэзия – не литература. Поэзия – это

естественное состояние глобальной просодически ментальной и духов-

ной связи всего со всем, всех со всем, всего со всеми, всех со всеми и

одного со всем перечисленным и в комплексном и единичном виде. Поэ-

зия  постоянна.  Она  есть  всегда.  Она  константа  и  доминанта  познания,

культуры и духовности (от «душа», вне какой-либо религиозности). Майя

Никулина как поэт есть часть безграничного организма – пространства –

сферы – шара – вещества поэзии (поэзия – это круг, центр которого вез-

де, а окружность – нигде: спасибо Паскалю). Майя Никулина как поэт

не искала свое место: талант, и крупный, такой, как у Майи Никулиной,

уже имеет свое место в поэзии – оно уже запланировано Природой, Кос-

мосом, Культурой, Познанием, оно уже есть, и оно не отменимо, и его

никто не может занять. Оно – никулинское. Не «где-то между тем-то и

этим-то», а свое место. Поэтово место в поэзии. Майя Никулина – как

подлинный, первородный поэт, поэт по определению – есть часть того,

что « былоестьбудет» в поэтосфере. Потому стихи Майи Никулиной – ор-

ганическая и структурообразующая часть всей поэзии (не только нацио-

нальной, языковой, но и поэзии невербальной).

Ты не друг мой любимый,

Не добрый брат,

Нас с тобою не страсть и не дом связали,

Мы с тобой породнились тому назад

Не измерено, сколько веков и далей.

Тогда хлеб был пресен

И беден кров,

И земля неоглядна, суха, сурова,

И цари отличались от пастухов

Только тяжестью крови и даром слова.

«Поэт – ты царь. Живи один…». Потому что и один – ты не один:

поэты видят, знают, узнают в толпе поэта сразу, интуитивно, душевно.

394

Тяжесть крови и дар слова соединяют поэтов нерушимой, прочнейшей,

невидимой связью: поэт всегда знает и ощущает, где, когда и какой поэт

существует, думает, мыслит, страдает, говорит. Майя Никулина понимает,

что в поэзии (в поэтосфере) времени нет. И смерти нет. Есть только звук

державный и смысл божественный.

Майя Никулина — автор пяти именованных книг: «Мой дом и сад»

(1969),  «Имена»  (1979),  «Душа  права»  (1983),  «Колея»  (1983),  «Бабья

трава» (1987). И в каждой книге есть шедевры. Именно они, ключевые

стихотворения, определяют и закрепляют положение поэта в поэзии и в

культуре. Названия же книг, если их выстроить в парадигму, в ряд, начи-

нают «работать» семантически и становятся интерпретативными, то есть

понимаемыми (естественно, вариантно, по-разному). Вот этот ряд: мой

дом и сад → имена → душа права → колея → бабья трава. («Душа права» –

книга московская, и Майе она, насколько я знаю и помню, не нравится.

В ней есть московско-редакторско-составительский и издательский про-

извол,  который  странным  образом  снижает  уровень  поэзии  (качества),

опускает его до общей литер-линии (ватерлинии) тогдашнего советско-

го стихотворчества). Онтологически этот ряд имен книг может означать

следующее:  познание,  фиксация  и  обживание  своего  места  и  времени

(дом = место, сад = время) → именование мира, то есть присвоение его с

последующим дарением → духовное освоение принятого, обжитого, на-

званного и даримого (раздариваемого) → двойная интерпретация, двой-

ной (если не множественный вообще): мой путь (куда?) — свободный и

несвободный, но – мой; и дорога, которую необходимо преодолевать и,

проходя ее, прокладывать свою; может быть, вообще проложить, прода-

вить, пробить свою колею → судьба, моя судьба, судьба России, страны

(тоже «баба», «женщина»), судьба (женщина) жизни (женщина), поэзии

(женщина),  смерти  (женщина),  любви  (женщина).  Естественно,  такое

понимание не является единственным и окончательным. Могут быть и

чисто поверхностные, литературно-социологические толкования. Но они

явно примитивны.

Так грозно во мне убывает природа,

Что время летит напрямик.

Но живы мои херсонесские своды,

Но крепко вросли в материк.

Но так на пределе, но так на просторе,

Но так у сплошных берегов,

Что манит и манит в огромное море

Дельфинья улыбка богов.

395

Все лучшие стихи Майи Никулиной – о времени (плохих, средних и