© В. В. Тен, 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Новая книга Виктора Тена развивает идеи, впервые изложенные им в книге «Из пены морской. Инверсионная теория антропогенеза» (2005) и серии статей в рецензируемых журналах. Автор переосмысливает всю трудную историю психофизиологии с тех пор, когда она еще не оформилась как наука. Признаюсь, мне не приходилось видеть книг, где проблема истока сознания, поставленная Декартом и не решенная до наших дней, была бы изложена столь емко и столь кратко. При этом автор поднимает и переворачивает пласты, в которых давно никто не «копался». Проявляя на зависть свободное владение материалом, он переосмысливает наследие Л. Леви-Брюля, Э. Кречмера, Ж. Пиаже, А. Валлона, В. Джемса, В. Кёлера, Ч. Шеррингтона, З. Фрейда, К. Юнга и других известных психологов и психофизиологов. Он удивляет находками и проникает в самую суть.

Импонирует, что автор подчеркивает вклад российских ученых: И. Павлова, В. Бехтерева, А. Введенского, А. Ухтомского, Б. Поршнева и других. Как выпускнику факультета психологии МГУ мне был крайне интересен пересмотр позиции Л. Выготского, ведь на факультете был и остается его «культ». Книгу смело можно считать добротным учебником по истории психофизиологии. При этом в книге представлены и последние открытия в области нейрофизиологии, психофизиологии, психоанализа (Ж. Лакан, Д. Деннет, Д. Чалмерс и др.).

Если обсуждать концепцию книги, то она, безусловно, состоятельна и может послужить основой для дальнейших открытий в решении трудных проблем сознания. Многие идеи Виктора Тена, на мой взгляд, парадоксальны до гениальности. Предложенное им решение происхождения сознания ново, интересно и правдоподобно.

В. Тен разговаривает с читателем просто как с умным человеком, без политесов и беспредельного пиетета к авторитетам, чего избегают исследователи, опасающиеся за свою карьеру. Это значит, что он пишет не ради карьеры в науке, а ради самой науки, что в наши дни тоже редкость.

Можно привести целый список мыслителей, начиная с Будды, Сократа и Лао Цзы, в трудах и опытах которых проблема истока и сущности сознания не просто явлена, но является главной темой. О научном мышлении следует говорить начиная с Декарта, ибо до него предметом раздумий являлось не сознание, а дух и душа. Это знание являлось эзотерическим и выходило на духовные практики.

Во времена Декарта монополию на предметную область духовного крепко держала в своих руках церковь. Любая попытка иной – не богословской – постановки вопроса рассматривалась в качестве сурово наказуемой ереси.

Декарт избежал обвинения, обозначив мышление в качестве «другой» субстанции, что формально не означало покушения на предмет теологии. Предмет был не изменен, но подменен. Душа, предмет богословия, отошла на второй план, на первый план вышло мышление, и благодаря этому стала возможна светская наука.

Благодаря Декарту была создана видимость, будто наука, занимаясь мышлением, души не касается. Формально это выглядело не более чем обособление предмета науки от предмета теологии. Богословы проглядели, когда у них очень хитро отобрали монополию, внешне даже не покушаясь на нее. Не последнюю роль в успехе уловки Декарта сыграло то обстоятельство, что полемическая часть его сочинений была направлена против набиравшего силу эмпиризма (Локк и др.), с которым церковь тоже боролась. Хитер был Декарт: боролся с церковью, на словах попирая ее врагов.

Впрочем, он в самом деле видел узколобость английского эмпиризма, который потом перейдет в английский позитивизм, потом произведет на свет американский бихевиоризм и прочие довольно скучные явления, которые можно в лучшем случае считать мелкой наукой по фактологии и большой глупостью по идеологии.

Знание Декарта основывалось на первичном принципе очевидности, основанном на непосредственной достоверности. То, что очевидно (ideae clarae), первенствует над приобретенным посредством опыта, который всегда вторичен. Эмпиризм же доказывал первичность опыта.

Что первично, что дано нам, как познающим субъектам, до опыта? Мысль, что Я есть. Рефлексия мышления о себе самом является, согласно Декарту, самым убедительным доказательством существования (cogito ergo sum). Это и есть первая субстанция по Декарту. «…Я – субстанция, вся сущность которой состоит в мышлении…» – пишет он. (Декарт, 1989. С. 269.) Вторая субстанция – это внешний мир, бытие во всей его целостности. Декарт много думал, чем, в самом главном пункте, различаются Мысль и Бытие, и пришел к выводу, что это отсутствие или наличие протяженности. Мысль не имеет протяженности, она бесконечна и неизмерима. Главным признаком второй субстанции является наличие измеряемых объектов. Отсюда позднейшие искажения идей Декарта французскими материалистами, которые вторую субстанцию Декарта назвали «материей», подразумевая вещный мир, который можно потрогать и взвесить. Но Декарт имел в виду не это. Он читал Платона, Плотина и отнюдь не был уверен в материальной вещности второй субстанции. А вот протяженность есть, она очевидна, потому что все вещи занимают места, поэтому он так и назвал вторую субстанцию: «протяженность».

Массы, возможно, нет, а протяженность есть, потому что материя имеет место быть, тогда как мысль есть, не имея места быть. Вот такой парадокс, друг гения Декарта.

«…В истине положения Я мыслю, следовательно, я существую меня убеждает единственно ясное представление, что для мышления надо существовать, – пишет Декарт. – Я заключил, что можно взять за общее правило следующее: все представляемое нами вполне ясно и отчетливо, – истинно». (Декарт, 1989. С. 269.)

Сознание не исчерпывается мышлением, как считал Декарт. Не все феномены сознания можно отождествлять с мышлением, основным признаком которого, согласно Декарту, является логос. Существуют гипнотические состояния сознания, когда мышление расщепляется. Существует т. н. «парадоксальный сон», когда объективно регистрируются ЭЭГ-паттерны бодрствования, столь же ярко выраженные ритмы и те же самые ритмы, что и во время интенсивного мышления, но о мышлении в глубоком сне говорить не приходится, а парадоксальный сон является самой глубокой фазой сна. Существует шизофреническое сознание, где тоже отсутствует Я как константа. Отсутствует Я у детей до определенного возраста, а также у многих первобытных людей. Теряется Я также в состояниях транса и экстаза, вызываемого разными причинами, включая наркотическое опьянение. «Экстаз» означает буквально «выход из себя», а «транс» – это сокращение от «трансценденция», т. е. выход в «другое» сознание. То, что Декарт провозгласил в качестве первичной очевидности, – это качество взрослого, логически мыслящего, нормального человека в состоянии бодрствования, четко осознающего свое Я.

Выходит, что начало, предложенное Декартом, – это на самом деле не начало, несмотря на его доопытную очевидность. Это достижение долгого пути развития сознания, но именно поэтому с него и следует начинать реконструкцию пути, пройденного человечеством к самому себе, к своему Я, к обретению логического мышления. Об этом пишет сам Декарт:

«Подобно тому как плоды собирают не с корней и не со ствола дерева, а только с концов его ветвей, так и особая полезность философии зависит от тех ее частей, которые могут быть изучены только под конец». (Декарт, 1989. С. 309.) В его времена вся наука называлась философией.