А потом принесли приглашение в клуб, и Соня поняла, что не ошиблась. Павел больше не хотел встречать с ней Новый год. К счастью, тепла, которое он ей подарил, хватило, чтобы снова не впасть в отчаяние.
- Так это же замечательно! – воскликнула Соня, старательно улыбаясь. – Паша, это такой подарок! У тебя будет прекрасный Новый год!
Павел молчал, не сводя с нее тяжелого взгляда. Такого тяжелого, что Соня физически ощущала, как что-то давит на плечи.
- Да и я хотела встретить Новый год с Лео и Диной, - храбро продолжила она. – Не люблю все эти клубы и рестораны. Жаль, что тебя не будет рядом. Но ты же потом приедешь? У нас еще… - она нарочито стала считать дни до окончания договора, загибая пальцы и шевеля губами. – Еще вот сколько дней.
- Соня, прости…
Голос Павла прозвучал хрипло и так обреченно, что у нее перехватило дыхание. «Он за мной не приедет… И эта елка – для его детей, не для нас».
- Мне нечего прощать. Ты прав. Все хорошо. Тебе не нужно выбирать, потому что выбор очевиден, - все еще бодро отрапортовала она.
- Я не хочу выбирать.
- Тебе и не нужно! Паша, не нужно, я все поняла. Мне уйти сейчас? Или… помочь тебе нарядить елку? Что-то приготовить? Что они любят?
- Уйти?! - Он не скрывал своего удивления. – Соня, что за чушь?
И верно, она несла чушь. Елка, готовка… Зачем, если есть Карина? Карина… Раньше Павел никогда не называл бывшую жену по имени. Впрочем, он вообще о ней не говорил.
- Не хочу мешать, - выдавила Соня. – Но если что-то нужно…
По живому. Ее не выгоняют, но остаться – еще хуже. Соне казалось, что густые рубиновые капли крови уже падают на пол и исчезают, мгновенно впитываясь в чистый ламинат.
- Кому мешать? Соня! Ты не можешь уйти.
- Армани, - выдохнула она, освобождая Павла от всех обязательств.
В конце концов, только она может разорвать этот договор по правилам.
- Ты… ты…
Они как будто поменялись местами. Теперь Павел беззвучно открывал и закрывал рот, уставившись на нее в немом изумлении. А Соня затараторила, путаясь в словах:
- Паша, Пашенька, я не могу смотреть, как ты мучаешься. Это неправильно. Ты всегда мечтал. Лика Федоровна будет рада. А что там пара дней? Кому они нужны, да? Ты самый лучший, правда! Лучше тебя у меня никогда никого не было. И не будет. Да и вообще больше никого не будет. Но дети – важнее всего. Я понимаю, честное слово. Ты – молодец. Это такое чудо, и под Новый год. Вы с Кариной будете счастливы. Я желаю вам счастья и…
Павел шагнул к ней и грубо дернул за руку, разворачивая и прижимая спиной к стене. А потом наклонился и впился в губы поцелуем, заставляя замолчать и подчиниться. Соня застонала от боли – он не щадил ее, напоминая, кто тут хозяин.
- Соня! Еще одно слово…
Его почти звериный рык прозвучал, как волшебная музыка. Она не могла сопротивляться – и не хотела. Павел удерживал ее на месте взглядом, срывая одежду – нарочито грубо, хлестко. Его пальцы скрутили сосок, заставляя ее выгнуться от боли.
- И… что? – дерзко ответила она из чистого упрямства. – Ты все равно уйдешь к жене… Ай!
Чувствительный шлепок обрушился на голую ягодицу.
- Моя бывшая жена вышла замуж! – Павел наградил Соню еще одним шлепком. – И она беременна!
- Ай! – взвизгнула Соня от очередного шлепка и заплакала.
Павел в гневе и рукой мог выпороть так, как будто орудовал ремнем, но она плакала не от боли – от облегчения. И, пожалуй, от радости. Павел плевать хотел на стоп-слово, положившее конец договору. Он продолжает вести себя, как хозяин. И, значит, его отношение к ней глубже, чем простая договоренность. И он не уходит к бывшей жене!
- Сонечка, что же ты творишь… - Павел больше не бил. Он порывисто целовал ее лицо, одновременно пытаясь вытереть слезы. – Очень больно? Прости, маленькая.
Соня обняла его, прижимаясь всем телом.
- Не больно, нет. Не больно… - она судорожно вздохнула. – Паша, я люблю тебя.
Зачем она это сказала?! Соня зажмурилась и замерла, а сердце заколотилось, как бешеное. Какая же она глупая!
Если бы Павел хоть что-то ответил! Даже рассмеялся бы ей в лицо! А он снова молчит. Нет ничего хуже этой тишины. Надо что-то сказать, отшутиться, сделать вид…
Павел отпустил ее.
- Соня, посмотри на меня.
Она с трудом открыла глаза. Ладно, пусть. Он же увидит, что ей стыдно за несдержанность – щеки уже пылают.
- Я хотела сказать…
Палец жестко надавил на губы, заставляя замолчать.
- И я люблю тебя, маленькая. – Он провел пальцами по шее и плечам. – Надо было купить тебе золото, как у Дины. Чтобы ты никогда не снимала.
Он говорил об ошейнике, и Соне снова стало стыдно – теперь из-за того, что она плохая рабыня: забыла надеть свой ошейник, когда вернулась домой. Но в ушах все равно звучало: «Я тебя люблю». И ни о чем другом думать не получалось.
- Накажи меня, - предложила Соня, едва держась на ногах. Павел накрыл ладонями обе груди и массировал их, заставляя ее стонать. – Накажи свою плохую девочку.
- За что же, маленькая? Что плохого ты сделала?
Одной рукой он придерживал ее за талию, другой гладил лобок.
- Обманывала… ох… - Соня переступила с ноги на ногу. – Дерзила… пыталась управлять… ох, Па-а-аша… и забыла про ошейник…
- М-м-м… Пожалуй, ты права. – В голосе Павла появились довольные и предвкушающие нотки. – Тебя следует наказать.
Внезапно он подхватил Соню и закинул к себе на плечо.
- Я даже скажу, как тебя накажу, - промурлыкал он, поднимаясь по лестнице в спальню.
- Как? – спросила счастливая Соня, когда он уложил ее на кровать.
- Залюблю так, что не сможешь встать, - пообещал Павел, раздеваясь.
Глава 28
Наутро Павел добродушно посмеивался, наблюдая за Соней. Упрямая саба все же решила встать, чтобы приготовить ему завтрак. Хотя, какое утро и какой завтрак? Уже наступило время обеда.
Мужественная девочка. Она хотя бы попыталась. Павел не дал ей далеко уйти – поймал на лестнице и уложил в кровать.
- И куда ты собралась, маленькая? – спросил он, усаживаясь рядом.
- Кофе сварить. Ты хочешь кофе?
От него не укрылось, что Соня с облегчением откинулась на подушку.
- Я умею варить кофе. Давай-ка честно, голова болит?
- Нет, голова не болит. Немножко кружится, как от усталости. Приятной, - поспешно добавила она, видимо, заметив, как Павел «изумленно» приподнял бровь.
Ему нравилось дразнить Соню. И ей тоже нравилась игра. Не могла же она думать, что он всерьез сердится?
- А где болит? – Он дотронулся до Сониных губ. – Здесь болит?
- Да…
- И здесь болит? – Пальцы погладили грудь.
- Да…
- И попка болит?
- Болит…
- И…
Соня вздрогнула и посмотрела на него умоляюще.
Павел любовался ею, гордый и довольный тем, что она счастлива. Это читалось во взгляде – умиротворенном, обожающем, немного пьяном.
- Сегодня ты отдыхаешь, - сообщил он и добавил прежде, чем она успела возразить: - Это приказ.
Нет, он не избивал ее ночью. У них не было сессии. Был только секс – грубый и жесткий, ванильный и мягкий. Разный. Ненасытный.
Павел и сам с удовольствием повалялся бы в кровати – просто так, обняв Сонечку и позволив ей сопеть на его груди. Но он же мужчина! Кто еще позаботится о его девочке?
Пожалуй, Соня впервые пила кофе в постели. А Павел наслаждался ее изумленным видом. Хорошо быть доминантном – можно вести себя так, как хочется. Безграничная власть утомляет, а забота о любимой сабе может доставить не меньшее наслаждение, чем ее покорность.
Он оторвался по полной: купал Соню в ванне с душистой пеной, кормил с ложечки, обрабатывал синяки. Потом они оба уснули, прижавшись друг к другу. А вечером вместе наряжали елку. Павел усадил Соню на диван и доверил ей важную миссию: вдевать ниточки в игрушки и руководить процессом.
- А это куда вешать? А это куда? – спрашивал он.
