Я зажала рот рукой, чтобы сдержать вздох, но ничего не смогло заглушить вздох Риза. Я почувствовала это так же сильно, как и услышала. Он напрягся, крепче прижимая к себе.
— Мой отец?
С грустными глазами, Танни повернулась к нам и кивнула.
— Да. Хенслоу Спенсер — твой отец. Отец моего сына. Тогда-то я и узнала, что он может быть таким же безжалостным, как и очаровательным. Он дал мне на размышление два дня. Либо я никогда больше не увижу своего ребенка, либо буду смотреть на него глазами Хенслоу.
Он подал документы, в которых говорилось, что я негодная мать, и вложил в них все влияние семьи Спенсеров, которое было значительным уже тогда. Ему была предоставлена полная опека. Он сказал мне, что если я когда-либо захочу снова увидеть своего ребенка, то я не должна буду никому и никогда не рассказывать, что он мой сын. Хенслоу обещал устроить меня на работу к Малкольму и Мэри, где я буду работать домработницей, чтобы я могла видеть своего сына, когда он будет приезжать к ним в гости. Хенслоу обещал мне, что будет часто привозить сюда мальчика. И сдержал обещание. Или так, или я никогда больше не увидела бы своего ребенка. Я знала, что не смогу жить без него. И до сегодняшнего дня ни одна живая душа не подозревала, что мать его первенца, оказалась я.
Риз перестал дышать у меня за спиной. Я чувствовала легкую дрожь в его руках, которые держали меня, и я знала, что его мир только что рухнул… снова. Только на этот раз, чтобы возродиться в любви и нежности.
— Я рассказала тебе это для того, чтобы ты знал, что в этом мире существует человек, который готов пожертвовать всем ради тебя. Который способен отказаться от всего, что у него есть ради тебя.
Руки Риза медленно отпустили меня, и я почувствовала, как тепло его тела отступало, когда он обошел вокруг меня и направился к Танни. Наблюдая за разворачивающейся сценой, теперь уже другими глазами, я впервые увидела, как очертания глаз Танни повторяются с глазами Риза. Я увидела, что очертания линии плеч матери отражаются в линии массивных плеч сына. И я увидела особый свет, сияющий в ее лице, это была любовь. Материнская любовь. Она безмолвно присутствовала все время. Выжидала. Непоколебимая и истинная материнская любовь.
Когда Риз нежно окутал своей силой хрупкую фигурку матери, я поняла, что наш мир круто развернулся на 360 градусов. И, несмотря на всю боль и страдания, несмотря на ложь и притворство, все шло так, как и должно было быть. Что конец пути не предсказуем. Мы сами творим нашу жизнь. Наша жизнь — это череда решений в тот или иной момент.
Сила и благородство привели Риза сюда. В конечном итоге. Так же как и его мать. Так же как и меня. Мы все бросили вызов судьбе и сделали то, что должны были сделать для тех, кого мы любили, и, в конце концов, все получилось. В конце концов, любовь победила.
Так всегда бывает.
И так будет всегда.
Меня нужно было спасти. Даже когда я думала, что все еще моя жизнь зависит от прошлого, я уже была свободной. Мы все, так или иначе, были сломлены. А Риз был моим Суперменом. Он был моим героем задолго до того, как узнал об этом. И, может быть, я была его героиней. Может быть, я должна была спасти его. Может быть, мы будем спасать друг друга каждый день. И, если так это и будет, то я не против.
Эпилог. Риз
Как и все в зале, я, затаил дыхание, наблюдая, как моя жена кружится в танце, как ее стройное, гибкое тело извивается, как на ниточке. Это было завораживающее зрелище. Она родилась, чтобы танцевать. А я родился, чтобы наблюдать за ней.
Прошел почти год как я сообщил ей о продаже своего бизнеса.
— Может, перестанешь убираться и посмотришь на меня? — Спросил я в притворном раздражении. — Знаешь, дети не должны жить в стерильной среде.
Кеннеди перестала тереть перила кроватки и посмотрела на меня, в ее глазах всегда был этот огонек, ее волосы были слегка взъерошенными после энергичной уборки.
— Почему? Ты хочешь найти другое применение моим рукам? — Она подняла руки в перчатках и пошевелила пальцами, засунув язык в уголок изогнутых губ. На секунду, я даже забыл, что собирался ей сказать.
Я окинул взглядом ее прекрасное лицо, соскользнул на округлившийся живот, и тут я вспомнил о подарке, подарок, который я получил ко дню рождения нашего ребенка. Подарок, который был ее последней несбывшейся мечтой.
— Может мне стоит подождать и сказать тебе об этом завтра? — Поддразнил я ее.
Она сняла одну перчатку и слегка шлепнула меня ею.
— Не вздумай!
Кеннеди подпрыгнула и забралась ко мне на колени, как делала это миллион раз, когда мы сидели в кресло-качалке в детской и представляли, каково было бы укачивать малыша, когда он будет спать там.
— Ну, раз уж ты собираешься все испортить… — Я подмигнул ей, и она схватила меня за лицо и резко чмокнула.
— Рассказывай, или я не отвечаю за последствия.
— Хорошо, — сказал я, притворно глубоко вздохнув. — Я никогда не говорил тебе, что планирую делать с деньгами, полученными от продажи моего бизнеса.
— Ты ведь сейчас говоришь не о том, чтобы накупить мне еще кучу вещей, которые и так уже некуда девать?
— Да, помимо этого.
— Значит, не говорил.
— Ну, у меня был один друг, который был бы не против стать инвестором. Возможно, ты слышала о нем. Это Ченс Альтман. — Я смотрел, как глаза Кеннеди медленно округлились, и рот стал вытягиваться в идеальную букву «О». — Я так и думал, что тебе знакомо это имя. Ну, так вот, ему очень понравилась идея стать партнером и иметь труппу в Чикаго. Я также назвал ему имя чрезвычайно талантливой танцовщицы, которую я случайно знаю. И больше того, один обаятельный и находчивый человек сможет предоставить тебе возможность выступать в театре Стедмана. Три вечера в неделю, начиная с этого лета.
Посмотрев на меня не меньше минуты с широко раскрытыми глазами, Кеннеди прижалась своим лбом к моему, и я увидел, как слезы — ее «адски счастливые» слезы, как она их называла, — закапали с кончика ее носа на мою рубашку.
— Но мне больше ничего не нужно в жизни, чтобы стать абсолютной счастливой, Риз.
— Но я хочу это сделать для тебя. Я хочу видеть, как ты танцуешь, красавица моя. Я хочу, чтобы ты танцевала, пока у тебя есть такая мечта.
Она подняла голову и посмотрела на меня своими большими зелеными глазами, полными слез.
— Ты — моя мечта. Он — моя мечта, — сказала она, прикасаясь ладонью к своему животу.
— А ты моя. И я знаю, что ты всегда этого хотела. И я хочу исполнить твою мечту.
За этим последовали довольно страстные занятия любовью, особенно для беременной женщиной. Однако, это оказалась, хорошей идеей, потому что после этого сразу отпала необходимость вызывать роды. Малкольм Харрисон Спенсер прекрасно справился сам.
Я никогда не забуду свои ощущения, каково было держать его на руках — моего ребенка, часть меня и часть Кеннеди, соединенных в самом прекрасном ребенке, которого я когда-либо видел. Я не думал, что еще какие-то события в жизни смогут соперничать с тем счастливым моментом, когда я стоял напротив нее и смотрел, как ее губы шевелились, когда она сказала «Да» в церкви, но держать нашего сына в первый раз на руках, было самым счастливым моментом.
С тех пор каждый день был просто идеальным настолько, насколько я мог себе представить. Мы вместе кормили нашего малыша, вместе купали, вместе смотрели, как он делал свои первые шаги и произносил свои первые слова. Я бы не хотел менять ни секунды.
Прошло десять месяцев с момента рождения нашего сына. Теперь я стал свидетелем еще одного невероятного события — первый день, когда его мать исполняла танец своей мечты на сцене мирового значения.
От ее улыбки, когда она поворачивалась и наклонялась, у меня перехватывает дыхание. И чувство удовлетворения, которое я получил, зная, что я помог осуществить все это… бесценно.