Ради Кеннеди, я усмирю свой гнев в пользу чего-то более важного. Я поднял руки, чтобы погладить ее по щекам, мягким как шелк.
— Ты самое сильное, самое прекрасное создание, которое я когда-либо знал. Каждый день ты удивляешь меня снова и снова.
Она пожала плечами, но ее щеки порозовели от моих слов.
— Жизнь либо сокрушает нас, либо делает сильнее. Я так рада, что мы, несмотря на все, приехали сюда. Сейчас. Я бы не променяла ни на какое счастливое детство на то, чтобы оказаться здесь с тобой. Я умею сожалеть и страдать, как и все остальные, но я не могу позволить им победить меня. Я предпочитаю оставить их в прошлом, где им и место, и взять с собой только самое хорошее и самое важное. Например, тебя. Или наше лето. Нашего ребенка. Это единственное, что стоит спасти.
— И тебя. Тебя стоило спасти. Тогда. Сейчас. Навсегда.
Мне понравилось, как это прозвучало, когда я сказал Кеннеди — навсегда.
Пришло время сконцентрироваться на этом, навсегда забыть моего отца и забыть то, как он повлиял на нас. Некоторые вещи непростительны. Нет смысла больше тратить свою жизнь, пытаясь найти в отце что-то хорошее. Пора двигаться дальше, двигаться к той жизни, которую я хочу для себя. Для себя с Кеннеди. С Кеннеди, нашим счастьем и нашими детьми.
И без Хенслоу Спенсера.
Глава 44. Кеннеди
Я смотрела на знакомый пейзаж, проносящийся мимо. Риз вез меня в Беллано, должны были привезти мебель, которую он заказал. Он попросил меня помочь ему выбрать мебель, и я знала, что он хотел, чтобы я жила там с ним, но сегодня он казался особенно взволнованным, чтобы совершить эту короткую поездку.
Мебельный фургон уже был на месте, когда мы подъехали. Танни была закутана в толстый свитер, чтобы не замерзнуть от холодного зимнего воздуха, хлещущего через широко открытые двери, пока грузчики выгружали и заносили тяжелые кровати и прочные комоды.
Проходя мимо, я обняла и поцеловала ее. Риз сделал тоже самое. Как всегда, Танни погладила его по щеке и улыбнулась.
— Два моих самых любимых человека, — сказала она, переводя взгляд своих мерцающих голубых глаз на меня.
— Все готово? — Спросил Риз.
У нее была ангельская и такая счастливая улыбка, какую я еще никогда не видела.
— Да.
— Что готово? — Полюбопытствовала я.
Они посмотрели друг на друга и улыбнулись, но не ответили. Риз просто взял меня за руку и сказал.
— Пошли, я тебе покажу.
Мы шли по коридору, обсуждая новые произведения искусства, ковры и безделушки. Риз не хотел совсем избавляться от вещей своего дяди и он решил ограничиться перестановкой или дополнить их чем-то. Нам обоим были дороги все эти старинные вещи и богатое прошлое дома. Мы оба выросли здесь и чувствовали, что это и есть наш настоящий дом, поэтому никто из нас не хотел сильных кардинальных перемен.
Когда мы добрались до комнаты, которая всегда принадлежала Танни, Риз остановился прямо перед дверью.
— Я немного изменил интерьер этой комнаты, — сказал Риз, пытаясь сдержать улыбку.
— Для Танни?
— Ну, не совсем. Танни поселится в большой комнате в другом крыле.
— Тогда для кого? — Удивилась я.
— Почему бы тебе самой не посмотреть? — Я увидела озорной блеск в его глазах, и у меня запорхали бабочки в животе.
Я открыла дверь, и ахнула, слезы радостного изумления выступили на глазах.
Это была комната не для Танни. Эта комната была полностью готова для ребенка. Стены выкрашены в веселый желтый цвет, а пол перекрашен в цвет теплого меда. Вокруг были разбросаны пушистые белые коврики, в эркере стояла белая кроватка, а по бокам стояли две новые мягкие кресло-качалки.
— Это детская, — прошептала я, мое сердце трепетало в груди. — О, Риз, — воскликнула я, кинувшись в его объятия. Он крепко обнял меня, прижимая к своей широкой груди. — Я думала, что не смогу быть счастливее…
— Ты должна быть готова к приятным сюрпризам. Пока я жив, я всегда буду стараться сделать тебя счастливее.
— Единственное чего сейчас не хватает, так это семьи, с которой можно было бы поделиться счастьем. Жаль, что Малкольм уже не увидит все это.
— Мне тоже. Он бы одобрил все это на сто процентов. Но, по крайней мере, у нас есть Танни.
Я подняла на него сияющие глаза.
— Уверенна, она была просто в восхищении от всего этого, правда?
Риз усмехнулся.
— Да, она была невероятно счастлива.
— Почему бы тебе не сходить за ней?
Я обошла комнату, удивляясь и умиляясь всем крошечным деталям и мелочам, пока ждала Риза с Танни. Она появилась в дверях с сияющими глазами и осмотрела то, что раньше было ее комнатой.
— Может ты бы хотела здесь что-то изменить или добавить, Танни?
— Нет. Здесь чудесно, и я бы не смогла обустроить лучше.
— Я как раз говорила Ризу как здесь восхитительно. Просто идеально. И мы хотели поделиться этой радостью с тобой.
Танни прикрыла дрожащие от волнения губы рукой, пытаясь взять себя в руки. Спустя несколько мгновений, она вытащила что-то из-за спины. Это был деревянный ящик, размером с обувную коробку, и украшенный красивой резьбой.
— Это тебе, — сказала она, протягивая его мне. — И для тебя, Харрисон.
Я подняла тяжелую крышку и там, на бледно-розовом бархате лежали бумаги о рождении Мэри Элизабет, которые, по словам Хэнка, были утеряны. Я достала белую бумагу с ее крошечным отпечатком ножки и погладила его. Даже сквозь плотную пелену слез было видно, каким маленьким был этот след по сравнению с моим большим пальцем.
— Откуда это у тебя?
— После смерти Хэнка, я прибирала домик садовника и нашла их спрятанными под досками в полу.
Я даже не пыталась остановить слезы, которые текли по моим щекам.
— Я назвала ее в честь тех людей, которые были мне небезразличны. Мэри — в честь жены Малкольма. Он так ее сильно любил. Элизабет — в честь тебя. Ты была мне как мать, которой у меня никогда не было. И Спенсер. Потому что… она принадлежала к этой фамилии. И всегда будет принадлежать.
Риз подошел ко мне сзади и обхватил руками мои плечи и положил подбородок мне на макушку. Просто показывая мне свою любовь и поддержку.
— Прости, что никогда не говорила тебе, Танни.
Она покачала головой.
— Это не мое дело.
— Дело не в том, чтобы я не хотела, чтобы ты знала. Просто я не могла.
— Почему?
Я повернула голову и вопросительно посмотрела на Риза. Он согласно кивнул, мы должны были рассказать Танни всю историю. Она, как наша семья, даже больше, чем семья.
Теперь, когда я вспоминаю события, произошедшие много лет назад, я уже чувствую себя спокойнее. Я не удивилась, когда Танни заплакала. Она плакала из-за меня, из-за Риза, из-за ребенка, который не смог побороться, чтобы выжить.
Танни подошла, чтобы обнять нас, пытаясь поддержать и утешить нас. Когда она отстранилась, мне показалось, что есть что-то еще, что-то намного глубже, чем наша история.
— Вы через многое прошли, но, в конце концов, обрели друг друга. И вы наконец-то исцелились и освободились от прошлого. Поэтому пришло время мне кое-что рассказать вам. Потому что я знаю, что вместе вы сильные, сильнее, чем твой отец, Харрисон, и сильнее, чем твое прошлое, Кеннеди.
Риз продолжал обнимать меня, пока Танни прошлась по комнате, в задумчивости проведя рукой по детской кроватке и кресло-качалкам, провела пальцами по буквам на стене, которые образовывали слово «малыш».
— Я была всего на несколько лет старше Кеннеди, когда она познакомилась с тобой, Харрисон, когда я встретила его. Я встретила мужчину, который был таким же красивым и привлекательным, таким же обаятельным. Мне не нужно было много времени, чтобы влюбиться в него по уши. Но, как и большинство мужчин в его семье, в нем было много напористости, амбиций, которые нельзя было обуздать. Ни для кого и ни для чего.
Я забеременела, а когда рассказала ему о ребенке, он сообщил, что собирается жениться только на девушке из хорошей семьи, которая сможет принести благородную кровь в его родословную. Конечно, мое сердце было разбито, но пока у меня был ребенок, я знала, что со мной будет все в порядке. Только после того, как я родила, я в последний раз увидела Хенслоу Спенсера.