В ушах зазвенели аплодисменты и вопли товарищей по команде. Жаль, он вырубился раньше, чем они успели подкинуть его в воздух. Но оно того стоило, пожалуй. Нет, оно точно стоило того.

Он сделал это.

Драко бросил взгляд на прикроватную тумбочку. Солнечный свет заливал плотную зеленую ткань, что укрывала корзинку с шоколадом и пачки открыток, стопкой сложенных в уголке. В глаза бросилась золотая надпись, сделанная тоненьким, явно женским почерком: «Ты мой герой». Герой? Серьезно? И почему-то от этого обращения даже не затошнило.

Улыбка коснулась губ Малфоя. Возможно, жизнь в этой школе не такой уж отстой.

– Мерлин, Драко, ты очнулся!

Пэнси влетела, топая, как сто слонов. Следом за ней, торжественно улыбаясь и волоча очередную коробку сладостей, вышагивал Блейз. Оба были в школьной форме и с сумками через плечо.

– Отлично, я проспал нахрен все уроки.

– Кстати, ты многое пропустил, – Блейз поставил свою ношу на пол и взмахом волшебной палочки распахнул окно. Ебаное совершенство, а не друг, вот честно. – Ты – главная новость сегодняшнего дня. Клянусь, я слышал как минимум восемь версий того, что случилось, и по одной из них, ты сам себя заколдовал, чтобы произвести эффект (это версия гриффиндорцев), а по другой – Поттер наслал на тебя смертельное проклятье, но ты увернулся и отделался тем, что тебе оторвало обе руки. Кажется, эту придумали Крэбб и Гойл.

Забини опустился на стул у окна, Пэнс плюхнулась на кровать рядом с Драко – ее глаза были красные то ли от недосыпа, то ли от слез. Переживала за него, маленькая дура. Наверное, забыла о том, что застукала его перед игрой, хотя, о чем это он? У Паркинсон никогда не было ни сил, ни гордости, чтобы злиться на него дольше одного часа. А если принять во внимание сложившуюся ситуацию… Без шансов.

Как ни странно, было приятно видеть их обоих.

Забини лучился самодовольством, будто это о нем, а не о Малфое говорила вся школа, а Пэнси была так искренне рада тому, что он в порядке. И его слегка отпустило.

Стало легко на душе, ослаб узел, что сдавливал грудную клетку последние недели, и захотелось выключить все переживания и просто посмеяться с друзьями. Хоть немного. Съесть шоколадку, припугнуть кого-то из первокурсников или напиться вечером – если его, разумеется, отсюда выпустят.

Он попытался сесть, но ладони защипало от боли. Блейз мгновенно пришел на помощь, подталкивая подушку ему под спину.

– Сильно болит?

Драко размял затекшую шею и помотал головой.

– Ночью было хуже. Помфри сказала, что к сегодняшнему вечеру все затянется, но я не уверен. Такое чувство, что они вообще не заживают.

Он поднес руки к своему лицу. Ран не было видно из-за бинтов, чувствовался только малоприятный запах какой-то дряни, которой ладони были намазаны. Но он мог шевелить пальцами, а это уже хорошо.

Бросил взгляд на прикроватную тумбочку и приподнял брови, только сейчас заметив любимые ягоды, горкой лежащие в невысокой вазе.

– Вы принесли вишню?

Пэнси с улыбкой протянула ему одну ягоду, предварительно оторвав черешок. Драко подцепил ее языком, раздавливая во рту. Сок брызнул на небо, кисловатая сладость потекла по горлу, защипала десны… Что-то было для него в этом вкусе. Это освежало и придавало сил, день ото дня, как доза чего-то внутривенного. Он не знал, почему так выходило, но он подсел на нее. И ему это нравилось.

Блейз скрестил руки на груди, внимательно посмотрел на друга.

– Это не мы вообще-то.

Драко покатал косточку на языке, сжал ее зубами, попытался раздавить…

– А кто еще сюда приходил?

– Не знаю. А кто вообще знает, о том, что ты любишь вишню?

Гермиона измерила шагами гостиную, села на диван, просидела три секунды, встала и прошлась еще раз. Вздохнула, встала у камина, уткнулась взглядом в оставленную кем-то газету.

Гарри косился на нее, выглядывая из-за стопки учебников, что громоздись перед ним на столе. Рон похрапывал в кресле, прикрываясь тетрадкой. Других гриффиндорцев в гостиной не было.

Она вздохнула еще раз, встала перед другом и, сцепив руки в замок, на одном дыхании выпалила:

– Молчать я больше не могу, поэтому хочу, чтобы ты узнал от меня, а не от директора, когда он будет сообщать всей школе, что лучшую ученицу десятилетия упекли в Азкабан. Это я заколдовала Малфоя вчера на матче.

Гарри открыл рот и заозирался по сторонам, а потом потянул ее за руку, усаживая на стул рядом с собой.

– Тихо ты. Я в курсе.

– Что? Откуда?

– Нетрудно было догадаться, ты ходишь белая, как призрак со вчерашнего вечера, и за весь день четыре раза ходила в сторону больничного крыла. Совесть мучает?

Гермиона вздохнула и бросила взгляд на Рональда. Тот спал сном младенца, кажется, совершенно забыв о том, что у него даже не начато эссе по Защите от Темных сил. Какое безрассудство.

– В каком-то смысле.

Гарри смотрел на нее внимательно, с беспокойством, но без осуждения, хотя, казалось бы, она его заслужила.

– Почему ты думаешь, что тебя упекут в Азкабан?

– Потому что это Малфой. Я слышала, что вечером здесь будет его отец, и, когда он узнает имя того, кто покалечил его драгоценного сыночка, – девушка вздохнула, обрывая фразу, как тетрадный лист. – Помнишь, что было с Клювокрылом?

Поттер почесал подбородок, на котором виднелся внушительных размеров след от чернил. Что же, он, по крайней мере, пытался учиться.

Ей было стыдно сваливать на друга свои проблемы, Гарри вообще-то был занят более серьезными делами. В разы серьезнее, чем она. Но ей просто необходимо было поговорить с кем-то.

Он, словно почувствовав ее замешательство, обхватил худые плечи рукой.

– Что с тобой происходит?

Гермиона помотала головой. Она не хотела врать лучшему другу, но и всей правды сказать не могла.

Да и что это была за правда? С чего все началось? Было ли вообще что рассказывать? Она не знала ответов на эти вопросы. Просто посмотрела в его изумрудные глаза и пожала плечами.

– Я не знаю.

– Зачем ты так поступила с ним?

– Подумала, что он заслужил.

– Никто не заслужил, – Гарри не осуждал, нет. Просто пытался понять, наверное. Пытался помочь. – Этим мы и отличаемся от таких, как он, Гермиона. Мы видим разницу между «желать зла» и «совершать зло». Ты не поступаешь так.

Ей внезапно стало стыдно до слез. Она весь день сдерживала это в себе. Копила, вынашивала, отталкивала. То, что она натворила, было ужасным, но не отвратительным. Отвратительным был тот факт, что она вообще опустилась до такого, ведь это она всегда была той, кто говорил Гарри «это же Малфой, просто забудь» и «он не стоит того» в моменты, когда слизеринец доводил особенно сильно. Это она была тем звеном в цепочке, которое держало и не позволяло сорваться, и вот теперь выходило так, что сорвалась сама.

Не думая.

Он делал это с ней.

Пальцы Гарри сжались сильнее, он всегда так делал. Молча говорил, что он всегда будет с ней, что бы ни случилось.

Тряхнула головой, смаргивая мысли.

– Нужно будить Рона. У нас патрулирование через час.

Ярко-оранжевое солнце лизнуло Драко в макушку, прощаясь, и скрылось за горизонтом. Он стоял у окна и наблюдал за тем, как небо окрашивается в бледно-серый. Осеннее небо.

Он любил осень. Было что-то в ее красках и запахе листьев, падающих широкими лапами на землю. Воздух был чище, легче дышалось.

– Подумай хорошенько, сынок. Ты с кем-то повздорил перед матчем? Нам нужен мотив, если мы хотим предъявить обвинение.

Отец возник за спиной, дыша в затылок. Он никогда не имел понятия о личном пространстве, всегда говорил в лицо, обжигая дыханием с запахом льда и сахара. Отец любил сахар.

Драко проследил взглядом за черной совой, что, описав круг в небе над башней Астрономии, широко расправила крылья и ухнула вниз, в сторону совиного домика.

– Я ведь уже сказал. Я не знаю, кто это сделал.