Настроение быстро взлетело к потолку, и даже мысли о совместном занятии со Слизерином не могли расстроить Гермиону.

Чары. Чары!

Драко буквально подпрыгивал на месте от нетерпения, ожидая появления гриффиндорцев. Он не видел грязнокровку почти два дня, и его просто разрывало от желания заглянуть в ее глаза и вычитать в них все то унижение, что она испытала от его выходки. Он был уверен, что она до сих пор купалась в жалости к себе и отвращении.

Он специально сел на одну из передних парт, выбирая для себя обзор поживописнее, достал пергамент и чернильницу, натянул усмешку на лицо, даже парочку реплик заготовил. Оставалось только дождаться ее.

И вот, наконец, в класс начали вваливаться красно-желтые, парами и пачками – угрюмые (после урока Снейпа) и какие-то особенно пожеванные. Поттер прошел первым и сел за вторую парту вместе с Финниганом, позади него расположились Томас и Долгопупс, а вот первую занял Уизел и… да.

У нее не было бардака на голове. Это Малфой заметил с первой секунды – волосы Грейнджер лежали аккуратнее, чем обычно и были убраны с двух сторон заколками. Отглаженный воротничок рубашки сиял белизной, галстук затянут так, что нормальный человек давно бы уже задохнулся, но это ведь Грейнджер. Ей было вполне комфортно.

Она была в форменной юбке, и впервые в жизни Малфой обратил внимание на то, что у грязнокровки есть ноги. Стройные ноги. Ровные стройные ноги в черных прозрачных колготках, обтекающих аккуратные коленки и уплывающих куда-то в туфли на низком каблуке.

Это был стандартный образ – форма, в которой все девчонки ходили по школе: белая рубашка, галстук факультетских цветов, серый свитер и юбка с широкой складкой, едва достающая до колен. Это был тот самый образ, который Малфой видел каждый день на Паркинсон, Лавгуд, Патил… Но Грейнджер.

Сукин ты сын, просто ослепни, но не произноси этого…

Грейнджер (будь ты проклят, Малфой) украшала эту одежду.

Он еще раз пробежался взглядом по этой чертовой юбке, скрипнул льдом своих глаз по тщательно запечатанной свитером груди, а потом поднял глаза на ее лицо и…

И это было неожиданно. Определенно, Малфой ждал сопротивления, того, что Грейнджер будет прятать голову в песок, скрывать эмоции с такой тщательностью, что воспламенится кожа, но это…

Это. Было. Неожиданно.

Она смеялась.

Правда.

Она хохотала, как идиотка, сжимая пальцами локоть Уизли, запрокидывала голову назад, позволяя волосам скользнуть по спине. Румянец горел на щеках, превращая ее не просто в грязную… в мерзкую. И еще этот рот.

Драко решил не думать о том, насколько скрипучий от грязи у нее рот.

И этот индюк подхватывал ее смех своим, заглядывал в ее глаза и определенно флиртовал. Неумело, как птенец, только что вылупившийся из гнезда и щелкающий клювом.

Он что-то рассказывал ей, что-то громкое и глупое (по едким смешкам слизеринцев – глупое, потому что сам Драко не понимал ни слова из того, что он там говорил). Он даже (ради Салазара, отвернись, Малфой) нес ее сумку в своей руке, словно она была не просто его гнездоголовой подружкой, а девчонкой.

Девчонкой?

Когда рука Забини опустилась на его плечо, Драко вздрогнул. Вздрогнул, но глаз не отвел.

– Ты смотришь на Грейнджер?

Нахмурился. Отвернисьотвернисьотвернись…

Отвернулся.

– Что?

Лицо Блейза было очень близко и глаза его прямо-таки просверливали на коже рубцы: «Я вижу тебя насквозь».

– Ты смотришь на нее, – теперь не вопрос – утверждение.

Господи, Блейз, я смотрю на нее! Сделай что-нибудь! Пожалуйста, СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ!

– Да. Надо бы уточнить кое-что насчет патрулирования.

Сыграл на «превосходно». И ему бы пойти в актеры, только вот Забини не был его зрителем. Он был его другом, поэтому вместо аплодисментов Малфой услышал максимально тихое:

– Она тоже смотрит, Драко. Когда ты не видишь…

И что-то взорвалось внутри, разлетаясь на ошметки, и так не хотелось собирать все обратно.

Серый взгляд стал пронзительным до чертиков. Явный, очевидный, читаемый.

Короткий кивок.

Спасибо, Блейз…

И не обязательно произносить это вслух.

После ужина Большой зал превратился в самый настоящий Дуэльный клуб. Только Салазар знает, чего Драко стоило не стоять и не пялиться по сторонам в желании разглядеть поближе темные ткани-занавески, хрустальные песочные часы, широкий черный подиум, в котором можно было увидеть свое отражение. Это было красиво.

Зеваки-младшекурсники обступили его и Поттера полукругом в ожидании указаний, а Малфой даже понятия не имел, что нужно было им говорить.

Судя по прошлому году, у Поттера уже был опыт преподавания перед другими студентами (треклятый Отряд Дамблдора), поэтому он начал какую-то приветственную речь, а Драко просто стоял рядом и кивал, понимая, что ему целиком и полностью начхать на то, что там бормочет «мальчик-который-выжил».

Неподалеку, зевая, стоял Уизли, а чуть дальше, у стены Крэбб, Гойл и Забини о чем-то тихо перешептывались, словно испытывая терпение Малфоя.

Когда огромная массивная дверь с протяжным скрипом отворилась, в зале повисла тишина. Все взгляды устремились на застывшую в проходе грязнокровку, которая с каждой секундой становилась по цвету все багровее и багровее, пока окончательно не слилась со своим капюшоном.

– Минус десять очков Гриффиндору! – воспользовавшись случаем выкрикнул Малфой. – А теперь займи свое место, Грейнджер, не отнимай мое время!

Поттер проклял его трижды – взглядом, но все-таки, а вот Грейнджер не смогла даже посмотреть на него, просто трусливо прокралась и встала рядом с Уизелом.

Маленькая серая мышь.

Драко сдержал рвущийся наружу плевок – запрыгнул на подиум, взглядом приглашая шрамоголового присоединяться и подождал, пока студенты не займут удобные для них места.

– Сегодня мы разучим два самых распространенных заклинания – обезоруживающее и оглушающее, – голос Малфоя пролетел по залу и отскочил от стен, подобно резиновому мячу. – Мы с Поттером покажем на своем примере, как это делается, а потом разобьем вас на пары…

Поттер все еще смотрел на него с недоверием, а вот Драко почти искренне ему улыбался.

Макгонагалл появилась в зале так же громогласно, как Грейнджер, каблуки на ее обуви эхом отстукивали замысловатый ритм, пока она шла.

Наконец, остановившись напротив подиума, она улыбнулась:

– Уже начали?

– Да, профессор.

– Молодцы! – она определенно была довольна своей идеей, видимо, поэтому и сияла, как начищенная монета – как очень старая начищенная монета с морщинами. – Вам не привыкать работать в дуэте, помнится, профессор Локонс тоже поставил Вас в пару, не так ли, мистер Поттер?

Гриффиндорец натянуто улыбнулся.

– Все верно, профессор. Малфой тогда натравил на меня змею. Нам было по двенадцать.

Драко хмыкнул, на что старуха предупреждающе скосилась.

– На этот раз он будет действовать осмотрительнее, верно, мистер Малфой?

– Разумеется, профессор. Сегодня я придумаю что-то более изощренное.

Макгонагалл округлила на него свои глаза, а потом, видимо, сочтя его оскал за улыбку, радостно хлопнула в ладони:

– Плюс пять очков Слизерину за тонкий юмор. Приступайте.

Видимо, этот день был проклят изначально, потому что гребанная дверь гребанный третий раз отворилась, в зал вбежал взбудораженный Филч и со скоростью гиппогрифа подлетел к ошеломленной Макгонагалл. Что-то быстро прошептал ей на ухо.

Старуха покосилась в сторону Поттера и чуть качнула своей головой.

– Мистер Поттер, профессор Дамблдор требует вас к себе в кабинет. Вам придется уйти.

Поттер сморщился, ловя глазами грязнокровку, на что та только коротко кивнула ему.

Задолбали.

– А как же занятие, профессор?

– О, вас заменит мисс Грейнджер! Думаю, она не будет против.

Ужас гриффиндорки можно было почувствовать кожей. Она округлила сначала глаза, потом рот, а потом сжала свою палочку и медленно, словно надеясь, что на ее голову успеет свалиться потолок, поднялась по ступенькам.