Из кухни прибежала Китти с целым кувшином воды.

- Мастер Том, тащите скорее полотенце!

Дедушка не торопясь, подошел к тетушке. Спокойно покачивая головой, он смотрел, как мы с Китти выжимаем полотенце и прикладываем его к тетушкиным вискам.

- Дорогая Эбигэйль, стоит ли так волноваться?

Тетушка слегка застонала, губы у нее дрогнули, веки приоткрылись, и она с упреком взглянула на дедушку.

- Милая моя, - сказал дедушка и поднес трубку к самым глазам тетушки Эбигэйль. - Милая моя, в этой трубке нет и никогда не было табаку. Она годится только для пускания мыльных пузырей. Я нес ее Тому.

Тетушкины глаза широко раскрылись.

- А... а дым?..

- В коридоре холодно.

Дедушка набрал воздуха и выдохнул целую струю белого пара.

Китти со стуком опустила на пол кувшин и опрометью кинулась в кухню. Я слышал, как она фыркала за дверью.

Тетушка вскочила и сбросила полотенце. Полотенце мокро шлепнулось на пол. А тетушка выпрямилась, туже стянула на плечах свою шаль и, поджав губы, большими шагами вышла из коридора.

- Китти! - крикнул дедушка. - Уберите-ка кувшин и полотенце.

Китти вошла, вся красная от смеха.

- Мисс Эбигэйль нюхает дым глазами, - шепнула она мне, наклоняясь над полотенцем.

Тут я не выдержал и тоже громко фыркнул.

Дедушка обернулся.

- Тише вы! Тетушка услышит.

Но у самого дедушки уголки губ дрожали, и видно было, что ему тоже хочется засмеяться.

Он отвернулся к окну и забарабанил пальцами по стеклу.

- А ведь ночью будет настоящая буря.

Дедушка очень любил предсказывать погоду. Он определял ее по направлению ветра, по форме туч, по цвету неба, по полету ласточек и по целой сотне одному ему известных примет.

Но почему-то все приметы обманывали дедушку.

Если он предсказывал солнечный день, с утра до вечера лил дождь; если мы по его совету надевали плащи и брали с собой зонтики, солнце светило во все лопатки.

Но на этот раз дедушке повезло. Еще с вечера начали падать легкие белые хлопья.

Снег!

В первый раз я увидел снег. Я выскочил во двор.

Снежинки, покачиваясь и догоняя одна другую, летали в темнеющем воздухе. Они медленно опускались на землю, и земля с каждой минутой становилась все светлее и светлее. Стеклянные треугольники и ромбы всплыли на черных лужах. Они срастались друг с другом, и вода исчезала под тонкой блестящей коркой.

Я ловил снежинки на рукав пальто. Они послушно ложились на сукно и не таяли.

Зато на руках и на лице они исчезали в ту же секунду. Оставался только легкий холодок.

- Том, домой! - крикнул дедушка через форточку. - Пора спать.

Я в последний поймал языком звездочку и побрел в комнаты.

---------

- Мастер Том, мастер Том, вставайте скорее! Дедушка зовет вас разгребать снег.

- Разгребать снег?

- Да разве вы не слышали, какая метель была ночью? Намело столько, что ни пройти, ни проехать.

Я высунулся из-под одеяла и посмотрел в окно. Верхняя часть стекла сияла густой синевой, вся нижняя была заслонена голубовато-белой снежной стенкой.

Я кубарем скатился с кровати.

- Надеть шерстяные чулки и фуфайку! - крикнул за дверью тетушкин голос.

Замотанный до самого носа мохнатым шарфом, в шапке с наушниками, в теплых рукавицах я вышел на крыльцо.

Огромная пушистая перина опустилась на Ривермут.

Дворы и улицы утонули в белых перьях до самых окон. Белая тяжесть тянула ветки деревьев к земле, покрывала слоями карнизы и крыши.

На ступеньках с лопатой в руках возился дедушка.

Я тоже схватил лопату и принялся за работу.

Мы освободили крыльцо и прорыли ход до самой калитки. Получился узкий коридор, сдавленный с двух сторон белыми стенами. В конце коридора черные колонки садовой калитки охраняли наш туннель, как два араба в белых чалмах.

Возле каждого дома суетились люди с лопатами и тачками.

Только к полудню можно было ходить по Ривермуту, не боясь утонуть в снегу. Узкие тропинки прорезали улицы вдоль и поперек.

Люди ходили по тропинкам гуськом. Для того чтобы двое могли разойтись, одному непременно приходилось залезать в снег.

Когда мы вернулись домой, в камине трещали поленья, и тетушка ждала нас с чаем.

Чай мы пили не за обеденным столом, а за маленьким круглым, перед камином, и тетушка сама налила мне в стакан целую ложку рома. (Обыкновенно она ворчала даже на дедушку, когда он пил ром.)

- Мастер Том, вас спрашивают товарищи, - сказала Китти, появляясь в дверях.

- Только не пускайте их в комнаты! Они, наверное, с ног до головы в снегу, - сказала тетушка.

Я выскочил в переднюю. Там стояли Джек Гаррис, Фил Адамс и Перец Виткомб.

- Одевайся и бежим, Том. А то южане займут Слаттерс-Хилл.

17

Река делила Ривермут на две части - северную и южную. Три моста соединяли оба берега. Чтобы попасть с одной стороны на другую (где бы вы ни находились - около ратуши, около нашего "Храма Грамматики" или около кондитерской Петтинджиля), не нужно было больше пяти минут.

И все-таки в Ривермуте всегда разделяли жителей на южан и северян, и мальчишки южной и северной сторон вели между собою непрерывную войну.

Никто не знал, когда и из-за чего разгорелась эта война и кто был ее зачинщиком, но южане всегда били северян, а северяне лупили южан. Как только я поступил в школу, я сразу очутился в северной партии, потому что и школа и наш дом находились на северной стороне.

Дедушка рассказывал мне, что, когда ему было двенадцать лет, он тоже был в партии северян, и они устраивали бои точь-в-точь такие, как мы.

Слаттерс-Хилл был небольшой полуостров на северном берегу реки. Он, точно каменный крокодил, уткнул морду в реку и выгнул гранитную чешуйчатую спину. Один бок у крокодила был истерзан: там торчали, как ребра, выщербленные камни старой каменоломни, и карабкаться по острым обломкам приходилось на четвереньках. Другой бок полого спускался к реке, и это было самое удобное место для катанья на санках и на коньках. Мы, северяне, считали полуостров своим, но южане уверяли, что Слаттерс-Хилл выдается за середину реки, и поэтому его хозяева - они, южане.

Засунув руки в карманы и подняв воротники, мы шагали по снежной узкой тропинке. Впереди шел Джек Гаррис, потом Фил Адамс, я и, наконец, Перец Виткомб.