- Почему ты не скажешь мне правды, Стайлз? Чего ты хочешь добиться от меня или, проще сказать, от Питера?

Дерек вдруг понял по удивленному лицу Стайлза, что сам мальчишка ни о чем не догадывается, действуя наобум и ища пути спасения своей любви интуитивно и вслепую. Как, впрочем, все влюбленные, необратимо изуродованные своим чувством до состояния незрячих.

- Постой, ты что же, даже не понимаешь, что творишь? Стайлз?

Тот угрюмо уставился в угол, не отвечая.

- Ты не понимаешь, как глупо то, что ты делаешь? Провоцируешь его через силу, хотя тебе даже не хочется!

Это было обидным открытием, которое Дерек прятал в себе с самой первой их нынешней встречи, и, только высказав его вслух, понял, что не ошибался.

Стайлз сполз со стола на пол и зло запахнулся в накинутую рубашку, просто само воплощение оскорбленной невинности. Лучше показать, насколько действительно не заинтересован в сексе с Дереком, он не мог.

И Дерек не стал жалеть его.

- Думаешь, так же, как неприятно это тебе, станет и ему?

- Да что ты знаешь о том, что может, а что не может быть неприятно Питеру? – отчаянно прокричал Стайлз, усиленно прислушиваясь к своим мыслям. – Хотя... Да. Да! Да!!! Мне было бы интересно посмотреть хотя бы на то, как ему станет неприятно. Возможно, наш секс с тобой его немного бы расшевелил!

Было обидно понимать, что Стайлз так увлечен своей личной мелодрамой, что не осознает, насколько оскорбительные бросает фразы.

- Опять ты всё меряешь сексом!!! – нырнув с головой в чужие проблемы, с досадой заметил проглотивший обиду Дерек. – В мире полно других вещей, как и других способов воздействия!

Он сам себе не верил, говоря это, зная как дважды два, что секс – самая мощная движущая сила во вселенной. Это истина, которую усвоил он еще давно. Но Стайлза хотелось убедить в обратном, чтоб самому уйти из-под его огня. Сил держаться больше не было. Жестокий эгоист Стилински был прекрасной, желанной копией себя невинного, того самого, которого Дерек заполучил на недолгое время, обидно опоздав на три дня.

Сегодняшнего Стайлза хотелось наказать, выебать до обморока, приволочь к Питеру и бросить к ногам, как нашкодившего котенка – на, возвращаю. А не советовать, как именно нужно воздействовать на своего бессердечного любовника, чтобы хоть как-то вызвать в нем подобие ревности.

Но, вы же помните – из зерен дружбы может прорасти любовь. Поэтому Дерек сдержался снова, пока отрицая сексуальную составляющую их нового общения. Прощая мальчишке его нечестную игру.

- Что, все так плохо? – спросил тихо, зная уже, что да.

- Не знаю. Наверно, – уклончиво ответил Стайлз, удивленно подмечая искреннее сочувствие в голосе Хейла. – И ты прав. Методы воздействия были выбраны мной действительно неверно, раз уж Питеру не было неприятно смотреть на то, как меня имели на его глазах в два члена огромные парни из бейсбольной команды. Я... извини меня, короче. Господи, я даже за тот раз еще не извинился! Даже не подумал, как, наверно, тебе неприятно возвращаться в прошлое и вспоминать всю эту историю. Прости, Дерек, я не должен был. И, кстати, если тебе показалось, что я через силу...

Стайлз запнулся, не решаясь сказать правды, не решаясь признаться, что, в принципе, хочет его; боясь показаться излишне распущенным, неразборчивым, что ли? Хотя, казалось, куда уж сильней – минуту назад он сидел, ковыряясь пальцем в своей дырке и вовсе этого не стыдился.

- Прости, – снова начал он извиняться, – я просто решил... я вспомнил, как раньше у нас... Да неважно...

Это не было неважно. Дерек понимал. Дерек хотел сказать, что для него ничего не в прошлом, а странным образом продолжается, как только физическая близость их троих стала чуть менее отдаленной, чем спасительные четыре тысячи километров.

Но прежде, чем разговаривать о них, зациклившись на себе и своих чувствах, словно снова и снова совершая свою прошлую ошибку, он решил разобраться с Питером. Уложив последние частицы паззла на свои места и показав Стайлзу, у которого это не получалось, истинную картину.

Только без объятий, к сожалению, не смог. Мальчишка просто просился под руку.

Дерек, смущенно касаясь белой, и все еще кое-где оголенной кожи, неловко обнял его, прижал к себе и так замер на пару минут.

- Зачем ты с ним так? – спросил в темную макушку, защищая Питера и молчаливо намекая на то, что понимает свою собственную исключительность, свою эксклюзивность, став тем единственным, с которым Стайлзу в обход всех правил нельзя.

- Ты еще спрашиваешь? – глухо ответил Стайлз Дереку куда-то в шею. – Мы никуда с Питером не движемся. Знаешь, как это бывает у нормальных пар? Развитие отношений. И дело даже не в том, что мы все еще позволяем себе развлекаться на стороне. Дело в том, что кажется, будто это последний и окончательный уровень развития наших.

Дерек слушал внимательно, но слышал плохо: от Стайлза пахло особенно – незабытым детством; крупицами оставшейся в далеких уголках души и тела невинностью, которая все еще теплилась в нем, так и не уничтоженная огнём Питера Хейла.

- Искусственно разжигая конфликт, вызывая в нем ревность, ты вряд ли подтолкнешь Питера к эволюции, – вынужденно продолжая защищать родственника, все же произнес Дерек. – Он же никогда не обещал тебе иного. Он сразу сказал, что ничего не даст тебе. Не даст никакого подобия отношений! Тем более – гетеросексуальных.

- Я думал, что со временем изменю это, понимаешь? – глаза у Стайлза загорелись, будто он и вправду все еще верил в то, о чем говорил. – Я же единственный, кто так надолго задержался в его постели! В его доме!

- Просто потому, что оказался до ужаса настойчивым.

Дерек лгал. Он должен был сказать правду, звучащую примерно так: “...ты оказался по-настоящему влюблённым в него. А это очень ценимо даже такими бессердечными самцами, как Питер Хейл”.

Но не сказал. Что бы эта правда изменила?

- Настойчивость, особенно моя, она только раздражает Питера, – кисло сказал Стайлз. И обоснованно возразил: – Дело не в ней. Ты сам не знаешь, почему он со мной. Ты просто не можешь этого знать, Дерек. Ты был всегда слишком далеко.

Верно было подмечено – даже когда Дерек был рядом, он ничего не замечал, идя ко дну с грузом своей любви на шее в одиночестве. Упившись мечтами допьяна и пропустившим кульминацию драмы, успев открыть глаза лишь к занавесу.

Удивившись такой проницательности, Дерек внимательнее вгляделся в повзрослевшее лицо Стайлза, ослабив объятия, и тот вдруг опомнился, отстранился, стыдясь – и своего полуголого вида, и жалоб.

И все-таки, не сдержавшись, снова пожаловался:

- Я, знаешь, чертовски устал. И больше не хочу жить... так...

Да кто бы захотел, солнышко?

Дерек посоветовал честно:

- Ты или принимаешь Питера таким, какой он есть или... бежишь. Но, думаю, тебе не нужно этого делать, потому что он по-своему любит тебя. И поверь, в этой фразе главным является глагол, а не наречие. И мне кажется, он достаточно много дал тебе, доказывая это.

- Да он чёрт знает сколько мне дал! – раздраженно признавая это, выпалил Стайлз. – Кроме того, что мне единственно было от него нужно.

Дерек вздохнул.

Будущее.

Вот чего Питер никогда никому не обещал, замкнутый в мистический световой плен бликов зеркальных шаров “Вавилона”; там, где он прожигал своё настоящее, стремясь к недосягаемой цели – умереть молодым. И, скорее всего, одиноким.

- Питер любит тебя, – сказал Хейл упрямо, стараясь убедить и себя в этой полуправде. Почти отказываясь от своего первоначального плана завладеть Стайлзом Стилински и увезти его отсюда подальше; отчаянно мечтая, чтобы там, в Массачусетсе, и у него самого все оставалось хорошо. Цельно. Чтобы, сработав как якорь, насильно вернуло его в туманы Бостона, вырвав из топкой трясины прошлого, где все они все еще были тесно переплетены вместе.

- Питер любит тебя, – повторил Дерек уверенно.

- Питер меня трахает, – жестко возразил Стайлз и поставил точку: – Это всё.