— Я знаю!

Джагхед останавливается у дивана и смотрит на нее. Еще немного и Купер будет рыдать в голос.

— Да что с тобой?! — парень подрывается к ней и хватает за локти, до него никак не дойдет в чем смысл этих эмоциональных вспышек девушки.

— Я знаю о вас. Просто признайся…

— О ком о нас? — о чем она?

— Сегодня. Кафе. Милая девушка, — говорит отрывками Бетти.

Джонс долго молчит, а потом его пробивает. Он расслабленно выдыхает и открывает рот, чтобы…

— Знаешь, Джагги, я любила тебя все эти три года, и если кто и сможет все закончить, то только ты!

Только ты.

— Что ты имеешь в виду? — Джагхед говорит уже совсем не то, внезапно к шее приливает злость, а на языке теплится неприятная горечь. Смысл, вложенный в ее слова, выбивает из него воздух. Да, просто как она…

— Ты правильно понял, — заметив его отстраненность, Купер помрачнела. Она думала, что всегда любила больше, хотела больше, желала больше, но брала так мало. Джагхед полностью был с этим не согласен.

— Ты сомневаешься во мне? — неприятный ком застревает в горле.

Да как ты можешь думать о таком?

— Нет, я…

— Да, — кивает Джонс, расширяя глаза. — Именно это ты и сказала мне прямым текстом. Не зная ничего, ты обвиняешь меня, — он медленно приближается, а Купер отходит от него, что-то несвязно говоря, но Джагхед уже завелся и его не остановить. Была причина для такой злости? Была. У них было много ссор, но все они заканчивались благополучно, а сейчас их отношения видимо достигли своего апогея, высшей точки кипения. — Сколько раз я доказывал, что люблю тебя?! Почему я вообще это доказывал?! Разве отношения должны быть такими? Я устал, — говорит с искаженным лицом Джонс, именно сейчас в нем сошлись боль и разочарование, которое Купер, увы, не понять.

— П-прости, я…я…

— Хватит, просто достаточно, — парень выдерживает паузу, и только Бетти понимает, что Джагхед хочет уйти, хватает его за руку, но тот отмахивается так, что задевает фарфоровую вазу на тумбе, и под аккомпанемент напряженной тишины она разбивается, разлетается на осколки, которые невесомо режут их души, заставляют кровоточить.

Джонс с минуту смотрит на куски фарфора и уходит, даже не понимает, когда в последний раз так бежал. Минуя лестницу, он не останавливается, разве что не прибавляет скорости. Сердце забилось в бешеном ритме, ему надо уйти, остыть, подумать, но только не причинить еще больше боли. И когда он останавливается на середине дороги, уже еле волоча ногами, на периферии Джонс слышит это усталое, выженное клеймом, а его сердце:

Только ты.

Это не просто ранит, а заставляет вывернуться наизнанку, все органы клокочут от содрогающихся нервов, поэтому стоит переждать и остыть, они же не расстались, нет…

По другую сторону Купер думает совсем по-другому. Сидя на холодном полу, она жмется спиной к дивану и плачет взахлеб, будто это что-то изменит. Будто Джонс снова вернется к ней.

Он не вернется. Я все испортила…

Глоток воздуха, и Джагхед быстро моргает, пелена спала и в одно мгновенье все стало понятным. Все страхи и сомнения вылились на него одним разом, все то, что не давало спать по ночам, вдруг прояснилось, но одно оставалось неясным. О чем он хотел поговорить с ней в тот день, если бы не авария, остались бы они вместе? Или же расстались? Много вопросов, но разве это важно сейчас? Не помнит, ну и пусть… Джагхед даже будет рад, что последние воспоминания не вернутся. Пусть они сгорят и никогда больше не всплывут даже на задворках его памяти, потому что уже не важно.

Он встает и идет пошатывающимися, но не менее уверенными шагами, направляется к ее комнате и слышит тихие всхлипы. Больше он не сможет терпеть. Ручка поддается напряжению, и он заходит. Сразу на него устремляется пара красных глаз и девушка мигом вытирает их, смотря в окно. Он идет неспешно, оттягивает время насколько возможно и садится рядом. Только Купер не стремится броситься к нему в объятья. Жаль.

Вот он твой весь. Бери, не хочу.

— Бетти… — надо было срочно разрушить эту угнетающую тишину, но слова будто застряли комом в горле и не спешили выходить из него. Много слов вертелось на языке, но ни одного подходящего. Джонс не умел говорить красиво. Может тот Джагхед Джонс и мог сразу утешить ее, а нынешний — нет. Ему были чужды все те утешения, что так красиво изрекали Арчи, Вероника и другие. Он не умел правдиво врать, говорить так, чтобы в его слова сразу хотелось верить, но одно он знает точно: — Ты мне нравишься.

Три слова. Только три гребаных слова заставляют все сойтись на нет, утонуть в бездонных изумрудных глазах, и Джонс совсем не против такого сложения.

Некрасиво, звучит легко и неразумно, но за то от самого сердца.

Да, он влюблен в нее. Влюбился снова. Потому что отдаленно понимал, что Элизабет всегда была для него всем. Его солнцем. Его проблемой. Его счастьем. Его. Магическим образом в ней сошлось все, что ему нравилось, что он обожал, все ее привычки, стеснения, некая неуверенность, внезапные истерики. Он был просто не готов променять даже самую маленькую и незначительную черту в ней на что-то более высокое и прекрасное, потому что Купер и была тем высоким и прекрасным.

Он притягивает за руку к себе и прижимает к плечу, обвивая руками подрагивающее тело. Бетти не скупится на слезы, плачет, пачкая нежно розовой помадой и тушью его рубашку, и жмется ближе, уже не в силах сопротивляться.

— Все хорошо, хорошо, — Джонс участливо гладит ее по спине, и его не покидает чувство дежавю. Сколько раз они сидели вот так в кровати? Сколько раз он утешал ее вот так? Он понимал насколько может быть чувствительной Купер, даже в школьные годы когда над ней издевались, он помнил, как она гордо поднимала голову и уходила под злые смешки детей, а потом сидела в парке и протирала мокрые от слез очки. Он помнил все почти…

— Джагхед, я… плохой человек, — Элизабет подняла на него голову и закусила подрагивающую губу.

Что? Нет. Это совсем не так.

— Не говори так.

— Так. Я всегда боялась потерять тебя. Я — настоящая эгоистка. Ты просто не понимаешь, я пыталась…

— А я не хочу чтобы ты пыталась, я хочу, чтобы моя девушка была рядом со мной, — Джонс отвел взгляд к окну, чувствуя, как шея покрылась испариной.

— Т-ты будто, как он…

— Как кто?

— Как мой Джагхед.

«Потому что я и есть твой Джагхед», — хотелось сказать Джонсу, но он прикусил до боли язык. — Тебя так сильно тревожит, что я вспомню?

— Нет, — протянула Купер, неловко отсаживаясь от Джагхеда, но тот не дал. — Просто ты, не ты.

— В смысле?

— Сейчас ты говоришь так, а потом в один день тебе вернется память, ты уйдешь, а я снова останусь одна… — Элизабет закрывает лицо руками, а парень просто ошарашено смотрит на нее.

— А что если память уже вернулась? — тихо спросил Джонс. Во тьме блеснули глаза, в которых читались страх и надежда. Надежда на лучшее. И в ее глазах Джонс видел себя точно таким же. Опустошенным, тихим, словно ему давали шанс, а потом вновь забирали и так раз за разом. — Не думаю, что тот Джагхед был готов отпустить тебя, а нынешний тем более.

Джагхед укладывает девушку на свою подушку и нависает сверху, вглядываясь в ее глаза. Боже, какие они красивые. Джонс мог бы до бесконечности перечислять всевозможные синонимы, но давящее на грудь желание изводило до болезненных покалываний в пальцах.

— Можно… — Джагхед устремил свой взгляд на ее губы, и ответ Бетти не заставил себя долго ждать. Она незаметно кивнула и тут же почувствовала мягкое прикосновение на своих губах. Джонс думал, что у него из глаз скоро искры посыплются. Он не помнил, когда еще ему хотелось расплакаться от радости и наслаждения, как сейчас. Надо держать себя в руках, но так тяжело.

— Т-ты правда в-все вспомнил? — Купер мешкается и заглядывает в его глаза, в которых итак все понятно. Джонс прикрывает веки и целует в лоб.

Уже давно ночь. Фонари один за другим гаснут на улицах, но в сердце Джонса происходит все да в точности наоборот. Он светится от счастья, от понимания. Последнее делает его еще счастливее. Джагхед зарывается пальцами в длинные локоны и накрывает рукой талию, прижимая тело к себе. Ему не надо ждать, когда она уснет, не надо прятаться и скрываться за ложными чувствами.