Джагхеда будто током ударило. Что-то уж слишком часто думает…

Машина остановилась возле небольшого светлого домика. Он удивился. Элизабет расплатилась с таксистом и вышла из машины, призывая парня тоже покинуть транспорт. Джонс просто стоял и смотрел, долго-долго.

— Мы… живем вместе?

— Да, — сказала девушка, роясь в сумочке. Видимо, ключи искала. Джонсу выдалось удачное время, чтобы рассмотреть все вокруг. Ворота с бежевым окрасом, по бокам газон, а в углу маленький журчащий фонтанчик с дельфином, у которого изо рта шла вода, напротив стояли качели и цветы, много цветов. Джагхед даже и названий их не знал, также и у крыльца было несколько горшков с лилиями.

Замок щелкнул, и Купер вошла в дом, зовя Джонса. Она положила сумку на тумбочку. Сняла бежевый тренчкот и повесила на крючок, идя на кухню. Джагхед, завидев дом изнутри, невольно раскрыл рот.

Вот это да.

Кухня полностью в белых тонах, гостиная с плазмой в пол стены, красный диван и кофейный прозрачный столик. Сколько же все это стоило?

— Наша комната на втором этаже, первая ванна на первом, вторая в спальне, — сказала Элизабет и пошла на верх, снимая по пути пиджак. Джонс интуитивно последовал за ней, смотрел вокруг, пока не наткнулся на ее спину, и ниже, ниже. Бледно-розовое платье, чуть ниже колен, полностью обтягивающее ее фигуру. Джонс быстро моргает и трет шею, пытаясь не пялится на нее.

«Куда ты смотришь?»

— Вот, — Бетти открыла дверь и показала спальню. Когда взор упал на кровать, Джонс стал такого же багрового цвета как и постельное белье. Он сглотнул.

Это все гормоны. Дыши, Джагхед.

Стоит только представить, что у них возможно был секс. Слово «возможно» уже не подходит, потому что за три года он сомневается, что…

Джонс тряхнул головой и уставился на Элизабет. Она почувствовала его взгляд на себе, как-то смущенно улыбнулась и пошла вглубь спальни, к шкафу, чтобы достать домашнюю одежду. Джагхед не знал, как ему реагировать на все это. Ее движения такие плавные и мягкие, но вместе с тем перед глазами возникает образ той зазнайки, и в голове просто не укладывается, как это может быть один и тот же человек.

Элизабет вытащила из верхнего шкафчика пару темных вещей, положила на стульчик и принялась копаться дальше.

— Джагги…

Чего? Джагги? Парень сощурился от такого прозвища. Как кличка собачки.

— Ты можешь меня так не называть? — раздраженно пробубнил парень. Он не хотел. Правда, не хотел. Видимо, язык за зубами совсем не держался.

— Извини. Вот, переоденься, потом обработаем раны, — девушка грустно улыбнулась и закрыла за собой дверь, прижимая свою одежду к груди.

Неприятное ощущение.

Джонс долго смотрел на закрытую дверь, а потом превозмогая боль от вывиха в левой руке, он начал переодеваться. Пока за стеной стояла Элизабет, упираясь спиной в холодное покрытие и прижимая дрожащие пальчики к губам.

Он не помнит ее, совсем не помнит.

Элизабет аккуратно водила пальчиками по поврежденной коже, совсем невесомо надавливала, чтобы не причинить боли. Рука ее дрожала, пока сама ее хозяйка боролась с внутренней тревогой, которая не покидала ее с момента аварии.

— Слушай, а как мы вообще начали встречаться? — внезапно спросил Джагхед, чуть поворачивая голову.

— Ну… ты меня на свидание позвал.

— Серьезно?! Да быть такого не может, я наверно совсем с ду… — Джонс прикусил язык, как почувствовал, что теплые поглаживания исчезли, на смену им пришла тишина. Неприятная. — Прости, ляпнул, не подумав, просто мы… ты…

— Да, я помню. Мы с тобой не ладили в старшей школе.

— Да.

— Ложись поспи, завтра начнешь принимать лек-карства, — на последнем слове она запнулась, быстро опустив голову собрала все мази в аптечку и убежала из спальни, тихо прикрывая дверь. Джагхед был уверен, что девушка начала плакать.

Доволен? Мудак.

Внутренний голос звучал как его собственный, только раздраженный и злой. Словно Джонс, который все помнил, пытался придушить его и вдарить по его итак больной голове да посильнее.

Все же ему стоит сдерживать себя. Он уже не тот восемнадцатилетний паренек, думающий только о себе.

Всю ночь Джонс ворочался. Что-то снилось. Кусок, вырванный из его памяти, словно продолжение вчерашнего дня.

Джагхед жался у стены библиотеки, все выжидая кого-то, а когда этот кто-то встал возле стеллажа с книгой, щурясь и ощупывая буквы на ее корешке, он вздохнул и сделал первый шаг.

— Эй, — хрипловатый голос, неловкое касание плеча и испуганный взгляд изумрудных глаз напротив. Он застыл на месте. Удивленная девушка часто моргала, не видя, кто именно перед ней стоял, но догадываясь. Сердцу становилось неспокойно и обидно. Она, опустив голову отвернулась и поспешила уйти. — Постой, пожалуйста, — голос парня звучал мягко. Его поступок был подлым, низким. Да, между ними разногласия, но кто так поступает с беззащитной девушкой?

Его рука оплела ее запястье, нежное и девичье. Он развернул ее к себе, и сердце перестало биться. Эти глаза не давали ему покоя, большие, такие красивые и теплые, обрамленные густыми ресницами. Как у ангела. Джонс почувствовал неловкость, когда понял, что слишком долго смотрел на нее. Опомнившись, он начал копашиться по карманам брюк, а потом вспомнил, куда дел купленную совсем недавно вещицу, и рукой полез во внутренний карман куртки, вытаскивая оттуда новенькие очки. Он раскрыл их и аккуратно посадил на носик и ушки девушки, которая стояла в оцепенении.

— Вот так лучше, правда…

— Джаг, Джааг, — парня трясли, а он никак не мог очнуться. Все шептал что-то во сне и корчился от боли. — Проснись, — мягкое прикосновение к мокрому от пота лбу и парень осел, резко раскрывая глаза и медленно поворачивая голову влево.

Ему снилась она. Элизабет что-то говорила, а парень просто не слышал ее. Сердце билось в висках, голова набухла. По шее скатывался неприятно щекочущий кожу пот. Ну почему из всех людей, именно ему выпала такая тяжелая доля? Джагхед смотрел на девушку, которая копошилась в аптечке, мазала мази на его ссадины и синяки, перебинтовывала голову. Внутри он понимал, что все не может быть так. Уж слишком несуразно. Одна его сторона просто кричала, заставляла вспомнить, а другая таила тишину и никак не отзывалась. Пусто.

Он не помнит ее. И самое страшное: он ничего к ней не испытывает…

Первая неделя была просто… ужасной. Никаким другим словом охарактеризовать Джагхед ее не мог. Да, он обещал быть вежливым, участливым, милым, но все шло наперекосяк. Язык его — враг. Элизабет носилась с ним, как курица с яйцом, иногда даже перегибала палку со своей навязанной заботой. Далеко внутри своей черепной коробки он понимал, что девушка беспокоилась за него, пыталась помочь, а он со своим скверным, прескверным характером все портил, доводил до слез, а потом и сам мучился. И когда он стал таким чувствительным?

Одно он понял точно: ему было неприятно видеть ее слезы. Раньше его бесили плаксивые девчонки, но смотря на Купер, он видел что-то большее помимо соленой влаги в ее глазах, что-то душераздирающее и кровоточащее.

Элизабет сразу отмахивалась, сбегала в другую комнату, говоря «Извини» или «Я в порядке», а потом он слышал тихие всхлипы в подушку и чувствовал себя последним подонком. Так же не будет всегда? Правда?

— Как с Элизабет обстоят дела? — Арчи рассматривал его рану на лбу и делал заметки в журнале. Джонс замолчал. Сказать правду? Или соврать… так и так узнает. — Ясно, — не дождавшись ответа сказал парень.

— Просто попытайся понять ее, она беспокоится о тебе…

— Я знаю, — фыркнул Джонс и нахмурился, поворачивая голову к окну палаты.

— Ты сейчас не понимаешь, но потом, когда…

— Когда вернется память, я пожалею? — довольно грубо закончил Джонс. За неделю ему надоело слышать одно и то же, думать об одном и том же. Вот почему все они такие? Он что, поклялся ей в любви до гроба? Ну может быть и пообещал, но факт остается фактом. ОН. НИЧЕГО. НЕ. ПОМНИТ.