— Персиваль, вы, кажется, так уверены в будущем.

— Ну, без настоящего нет и будущего. А настоящее, конечно, занято созданием прошлого, пока будущее ждет. Ну, а будущее, пока оно не наступило, может и подождать. А когда оно придет, то, что бы там ни было, вы снова в настоящем. Что сначала наливать молоко в чай или чай в молоко?

— Давайте, молоко в чай.

— Я послал Тима поработать в саду. Тут недалеко за стеной. Так что картошка у нас будет. А старым ружьем я подстрелю пару зайцев в вереске сегодня на ужин. Как насчет рыбок, сэр?

— Простите?

— Вы любите рыбалку?

— Нет, я не рыбачу.

— Жаль. Их здесь много можно наловить. Ну, а теперь мне надо идти, сэр, дел полно.

Выглядывая из крошечного окошка башни, Клементин впивается зубами в красные ломтики бекона. Нежно уложенные на гренки из белого хлеба, намазанные сливочным маслом. О, как вкусно хрустит на зубах. А жизнь не так уж и плоха. Если подумать. Будущее действительно может подождать. А тем временем можно порыбачить, поохотиться и посмотреть на Торо. Так, если я не ошибаюсь, то сижу в плетенном кресле от Шератона. Такое же, как и кресло в тетушкиной комнате. В котором я сидел. Пока Персиваль сопел в бессознательном состоянии. А Роза кидала на меня взгляды. Чувствовал себя как гость в собственном доме, когда она пригласила меня спуститься в кухню, чтобы приготовить какао. Но какие глаза. У нее. От них настораживаешься и быстро клонит в сон. Я колебался. Пауза зависла до неприличия, но тут она сказала, что если вы не возражаете, я пойду одна и приготовлю, что-нибудь перекусить.

Клементин спускается по лестнице в большой зал. Солнечный луч позднего утра отражается от щитов, развешанных на северной стене. Под ними стоит Франц Пикл и налаживает штатив топографа. В дверях появляется Эрконвальд, неся с собой небольшую статуэтку и аппарат.

— О, любезный, позвольте приветствовать вас в такой прекрасный день и сказать вам доброе утро. Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, хорошо.

— Кажется, мы разгрузились полностью. Хорошо, если бы наш экипаж, который мы поставили в безопасное место, никто бы не трогал.

— Понятно.

— О, любезный, я вижу определенное смущение на вашем лице. Дело в том, что у нас там некоторые образцы минералов, дождемеры, гидрометры, свежие и ископаемые брахиоподы. Микроскоп. Счетчик Гейгера. Вольтметр. Образцы растений. С собой у меня Брахма, Вездесущий. А это восточный водяной трубопровод. Не стоит беспокоиться по поводу таких пустяков. Надеюсь, вы хорошо позавтракали?

— Да, благодарю вас.

— И с легкостью облегчились от того, от чего рады избавиться. Если у вас будут проблемы с вашим личным циклом, у нас есть очень эффективное средство. Травяной настой с коллоидальной суспензией порошка отборных морских водорослей. От двух столовых ложек хорошо перемешанной смеси все отходы выдувает из кишечника как из трубы, без всякой задержки. Да. Вот такой музыкальный аккомпанемент мы предлагаем. Но не буду вас задерживать. Прошу вас. Такое солнце на дворе.

— Может быть вы мне объясните, что делает ваш коллега, г-н Пикл?

— О, конечно. Непростительно с нашей стороны не испросить вашего разрешения, но вы были так любезны, что мы не хотели беспокоить вас и далее. Франц весь в нетерпении. Но не хочет спешить и делать поспешные заключения. Поэтому, с вашего позволения, любезный, я бы не хотел вдаваться на определенный период в дальнейшие объяснения.

— На какой?

— Франц? Сколько вам потребуется на ваше исследование?

— Семьдесят два часа, при условии, что мне не надо будет бурить.

— О, любезный, я вижу, что последние слова Франца опять вызвали появление озабоченности на вашем лице. Прошу вас, не беспокойтесь. Он имеет ввиду колонковое бурение. Взятый керн легко восполнить, хотя мы должны соблюсти определенные пропорции. Разрешите поинтересоваться? Вы один?

— Нет с тремя.

— О, это прогресс. И где вы держите ваших жен?

— Ах, жен. Нет, я холост.

— Ага. Как и я. И Джордж. Но вот у Франца семь дочерей. Хотя и мы несколько раз делали попытки, но у Джорджа все никак не получается совокупиться с женским гомосапиенсом. У меня же все это происходит от случая к случаю и не так уж и часто. Не обрезан. Веду журнал, он тут со мной, ага вот он. Человеческих сексуальных связей. Тринадцать. Двенадцать со шлюхами. Совокуплений с животными было пять. У меня так и не встает на тех женщин, за которыми я ухаживаю. За исключением недавнего случая, когда я нанюхался дистиллированной ослиной мочи, приготовленной по рецепту Франца, и он у меня тут же налился кровью. Хотя я и испросил родительского согласия, объекту было меньше лет, чем разрешено законом для половых сношений. И, к сожалению, возбудили уголовное дело. У трех из нас вполне нормальные пенисы. При этом мой самый большой как в спокойном, так и в возбужденном состоянии. Десять и семь десятых сантиметров и семнадцать и четыре десятых, соответственно. Но не смею вас задерживать.

— Вы останетесь на ленч?

— О, это так любезно с вашей стороны, сэр.

— И обед.

— Безмерно благодарны.

Завершив свои фразы, Эрконвальд слегка наклоняет голову. Он и Джордж кажутся чище, чем Франц. Хотя последний постоянно занят приготовлением какого-то дистиллята из рогов. Слабительное предложили, а возбуждающее нет. Выхожу на двор с неприятной картиной всей этой группы, которая, обсираясь, змеи обвили им ноги, елозит по потолку своими вскоченными членами. Чтобы потом выдолбить в мягкой штукатурке непристойно грубые мотивы.

Обвитые плющом башни Кладбищенского замка массивным силуэтом выделяются на фоне неба. Из четырех труб вьется дым. Два огромных скворца, трепеща крыльями, срываются со стены в даль голубую, разворачиваются, делают бочку и, сверкая крыльями, срываются в пике и в полном безветрии снова делают «горку». Блеянье овцы. Зов ягненка. Из которого Персиваль, если он хороший стрелок, может приготовить отбивную. Или из реки, протекающей прямо у стены замка, может выпрыгнуть форель прямо на стол к завтраку. Ноги так и просятся побежать, размахивая руками вверх по холму. Так и хочется крикнуть. Этой непрошеной банде. Когда же вы, черт побери, уберетесь. Со всеми вашими приведениями, змеями, штативами и луковой вонью.

На самом верху северо-восточной стены. В ярко-красном платье. Стоит Роза и машет вниз рукой. Оглядываюсь. Никого. Машу в ответ. Здравствуйте. Перекусили? Вау, какая слышимость. Роза, играючи проходится по октавам. От холмов отдает эхо. Через залив. За песчаным пляжем и лодочным ангаром. Где стоит яхта. Для которой у меня теперь есть команда. Эрконвальд — капитан. В двигатель зальем после перегонки ослиную мочу.

Клементин следует за Элмером и проходит мимо длинного автомобиля гостей, припаркованного с внешней стороны стены замка. С боков висят два запасных колеса. На одно из которых писает моя большая гав-гав. Внутри рядом с водительским местом сидит джентльмен, которого тебе вроде бы и не представляли. Тупо смотрит вперед. Как бы даже и не замечая меня. Я его отправлю в машинное отделение. Яхты. Где его стоицизм может хорошо проявить себя среди турбин. Которые, насколько я помню из своей морской службы, довольно шумные.

Узкая тропинка вьется среди зарослей бука, сосны и платана. Слышен плеск волн. В тени под великолепной выложенной шифером крышей стоит огромное здание, выступающее из склона крутого холма прямо в залив. Под карнизом несколько ступенек ведут к двери. Куда мы и идем. Откроем вот этот замок. И толкнем. Боже. Да она с трубой. Две спасательные лодки. Первое, что скомандую. После стольких лет службы на флоте. Всем на корму. Через надстройку. Суши весла в приветствии. Говорит ваш капитан, взялись все вместе, заводи с кормы, приводи к ветру. Пошевеливайтесь, увальни.

Клементин, стоя в полутьме рубки, отдает честь и улыбается. Уверенно кладет руки на руль. Мог бы провести эту штуку через эти двери. Разрезая крутые волны, ощущая соленые брызги на лице. Орудие в замке дает еще один залп. Открывая путь в неизвестное. Бравый моряк с несколькими отборными матросами-женщинами на борту бороздит море спокойным, но приятно возбуждающим курсом, принимая солнечные ванны на пустынном фордеке. Где есть и кожаное с подушками кресло для капитана, чтобы расслабиться, пока все идет путем. Довольно рискованная нахальность по морским меркам.