Эмма блефовала, но рядом с ними не было адвоката, который объяснил бы, что Руби умерла от пули – от трех пуль, – следовательно, судить Азурию фактически можно только за продажу наркотиков.

Эмма чуть улыбнулась, немного зло. Потому что она действительно злилась: до сегодняшнего дня все сводилось к ее исключительной вине, хотя вот уж кто был виноват меньше всех, так это она. Теперь появилась Азурия – еще больше убедившая Эмму в зле, исходящем от церкви, – и, казалось, можно было бы вздохнуть с облегчением, однако монахиня не собиралась признаваться в том, что ускорило бы процесс. И это очень раздражало.

Азурия впервые за прошедшее время перевела взгляд на Эмму. В какой-то момент показалось, что она сейчас начнет говорить. И она действительно начала!

– По закону мне полагается адвокат, шериф, – подчеркнуто официально сказала она. – Без него я не стану отвечать ни на один вопрос. Я знаю свои права.

Эмма чертыхнулась про себя, жалея, что настали такие времена, когда всякий знает, что ему положено, а что нет. Пришлось отвести Азурию обратно в камеру и напомнить дежурному полицейскому покормить ее, когда придет время обеда. Сама же Эмма, не найдя больше причин для того, чтобы задержаться в участке, отправилась в больницу. Вэйла удалось выцепить не сразу, медсестры оберегали его как могли, пока Эмма, наконец, не ворвалась к нему в кабинет без спроса.

– Такое впечатление, что вы что-то пытаетесь скрыть, – полушутя, полусерьезно сказала она, прикрывая за собой дверь и отсекая часть ненужных шумов и возмущений. Вэйл, сидящий за столом, поднял голову. В руках у него был гамбургер.

– Разве что калорийность вот этого, – он потряс бургером. Потом обреченно вздохнул, отложил еду и встал, вытирая руки о халат. Эмма поморщилась, но комментировать не стала.

– Я по поводу результатов вскрытия Джефферсона, – сказала она сразу, не желая долго ходить вокруг да около. Вэйл кивнул – на удивление спокойно. Эмме казалось, что он станет избегать разговора, как огня.

– Я отправил данные Спенсеру сразу, как убедился в отравлении.

Эмма приподняла брови.

– Спенсеру? – повторила она. – Почему ему? Почему не в участок?

Ее, впрочем, больше интересовало, не врет ли Вэйл, и, если не врет, почему Спенсер скрыл факт получения данных.

Вэйл пожал плечами.

– Потому что так решил, – немного ворчливо отозвался он. – Вам ли не все равно? Спенсер и так, и так должен был передать вам документы.

Это, разумеется, не было объяснением, но Эмма не стала докапываться. Как не стала и выспрашивать по поводу того, часто ли в больнице вот так вот умирают пациенты. Вместо этого она достала телефон и поспешно набрала номер Спенсера. Тот ответил не сразу, пришлось позвонить еще пару раз.

– Шериф, у меня вообще-то…

– Вэйл утверждает, что направил вам отчет о вскрытии Джефферсона, – перебила Эмма. – Почему вы мне не сообщили о его получении?

Вэйл покосился на нее и сел обратно за стол, берясь за гамбургер и принимаясь с удовольствием его есть. В трубке воцарилось недолгое молчание, изредка прерываемое шуршанием бумаги. Эмма нетерпеливо ждала. Наконец Спенсер недовольно произнес:

– Да, было прислано, действительно.

– И вы не сообщили! – воскликнула Эмма.

– Я даже не посмотрел! Вы ведь правда не полагаете, что мне в день приходится обрабатывать по одной бумажке?

Если что Эмма и полагала, так это то, что в таком маленьком городе как Сторибрук не слишком много бумажной работы. Разумеется, Спенсеру она этого не сказала. Просто заставила себя успокоиться. В конце концов, Джефферсону уже никак не помочь.

Она отключилась, не простившись, и снова обратилась к Вэйлу:

– Чем его отравили?

– Фыафыфом, – с набитым ртом ответил тот. Эмма нахмурилась. Вэйл закатил глаза, усиленно задвигал челюстями и спустя пару секунд сказал более отчетливо:

– Цианидом.

Эмма аж поперхнулась на вдохе.

– Как? – пробормотала она. – Кто-то дал ему просто выпить цианид? И никто не заметил?

Голд, разумеется, кто же еще? Он один приходил к Джеффу. Другим-то зачем? Насколько Эмма знала, Джефферсон, даже несмотря на свое сумасшествие, был довольно мирным парнем. Делал хорошие шляпы, так что люди к нему часто обращались, бедствовать ему не доводилось, у него даже особняк был собственный, правда, в таком месте, где Эмма жить бы не стала, но все же. А вот у Голда ко всем в этом городе были претензии, абсолютно ко всем! Не мог он, ну, просто не мог

– Почему именно выпить? – возмутился Вэйл. – Он его и вдохнуть мог!

Для Эммы эти пояснения были уже лишними, смысл дела они не меняли.

– Я трижды делал анализы, – проворчал Вэйл, явно недовольный тем, что его старания оказались не слишком-то оценены. – Трижды! Второй, потому что не поверил в первый, третий, потому что второй оказался отрицательным: то ли я что-то напутал, то ли еще что. Кто еще стал бы таким озадачиваться?

Эмма подумала, что любой, делавший вскрытие и обнаруживший признаки отравления цианидом. С Вэйлом было больше не о чем говорить, хотя, признаться, радовало то, что он ничего не скрывал, просто так сложились обстоятельства. Эмма не знала, стоит ли верить Спенсеру в том, что он просто не заметил отчета из больницы, но… Но она и сама иногда отметала в сторону какие-нибудь бумаги, а обнаруживала их много позже. Так что… вероятность того, что у Спенсера произошло нечто похожее, сохранялась. Да и он сам хочет раскрыть это дело, Эмма почти не сомневалась. Вот только наркотики все подпортили: теперь Спенсеру важнее они, чем смерть Руби и все, с ней связанное. Вряд ли Эмма могла его осуждать, но она считала, что заниматься можно всем. Мало того, что можно – нужно! Нужно, потому что, как ни крути, но помимо Руби в городе погибли еще люди. И, возможно, что Джефферсон был не последним.

Выйдя от бурчащего Вэйла, Эмма автоматически повернула к палате Регины: она собиралась прийти к ней вечером, но планы изменились. Конечно, она без книг и журналов и, наверняка, выслушает от Регины все, что та думает по этому поводу, но… Но Эмме просто хотелось с ней повидаться. Возможно, что чуть-чуть подзарядиться энергией от позитивного общения. Хотя Регина может оказаться и не в духе, тогда задуманное пойдет прахом.

Не зная, как лучше поступить, Эмма остановилась, не дойдя каких-то пары метров до нужной палаты, и увидела, как из-за угла выворачивает Лили. Сердце екнуло, пропустив удар: Эмма не ожидала встретить Лили здесь.

– Почему ты здесь? – прямо спросила она, когда Лили подошла. Та пожала плечами.

– Я заехала в участок, там сказали, что ты уехала в больницу.

Эмма кивнула. Да. Все верно. Она действительно уехала сюда и сказала перед этим, куда едет, чтобы ее можно было найти при случае. Вот и случай нарисовался.

Против своей воли Эмма отметила, что Лили отлично выглядит. Может быть, она ждала унылого выражения лица, мешков под глазами, скорбно сжатых губ – что-нибудь, что доказало бы, что Лили все еще переживает их расставание. Но Лили либо не переживала, либо умело скрывала: и то, и другое было Эмме не слишком приятно. Она эгоистично хотела подтверждения тому, что была хороша. Что по ней скучают. Что ее хотели бы вернуть. И пусть возвращаться она не собиралась, но…

Эмма думала, что их встреча произойдет не так. Она понятия не имела, как все должно было бы случиться, однако точно знала: не так. Может быть, они встретились бы в другом месте, не здесь, так близко от Регины. Может быть, там Лили была бы более приветливой. Может быть, их разговор начался бы не с вопросов, а с ответом. Что толку теперь гадать? Получилось так, как получилось. И все тут.

– Отлично выглядишь, – сказала Эмма все же, хотя думала, что не стоит. Лили изогнула уголки губ в вежливой полуулыбке.

– Спасибо, – она зачем-то оглядела Эмму с ног до головы, заставив ее нервно поежиться, и спросила: – Где документы?

Эмма, слегка притонувшая в собственных размышлениях, не сразу поняла, о каких таких документах идет речь. А вспомнив, поспешила оправдаться: