– Никогда не проси у меня прощения, Эмма Свон, – сказала она наконец, когда молчание затянулось. – Никогда, слышишь?

Они обнялись так крепко, что стало почти больно. Эмма зажмурилась, глубоко вдыхая запах Регины. А потом спросила:

– Ведь ты – это ты? Навсегда?

Регина задрожала, и Эмма не сразу поняла, что причиной тому – смех.

– Я – это я, Эмма. Тебе нечего бояться.

Эмма знала, что это правда. Прямо сейчас и здесь она чувствовала: никакой лжи. Так странно, но как уж есть.

Должна ли была Эмма злиться на Регину за то, что та не сразу рассказала ей все? Наверное. И эта злость была бы вполне обоснованна. Вот только Эмме не хотелось злиться. Так много было в прошлом злобы, так много ненависти, недоверия, обмана, одиночества, что сейчас хотелось просто сидеть в обнимку и молчать.

Регина говорила о тьме, как о величайшем из зол, но Эмма не ощущала в ней зла. Злом был Голд, а Регина…

Эмма вздохнула.

Регина была просто Региной. И неважно, что там у нее внутри.

Когда они, наконец, уснули, на часах было около полудня. Проснувшись, Эмма тут же принялась искать Регину и обнаружила ее возле окна. Та стояла там, полностью одетая, и смотрела на оживленную улицу. Эмма подошла и обняла ее сзади.

– Ты уходишь.

Она не спрашивала.

Она знала.

– Там Генри, – ответила Регина, и слова ее были предельно ясны. – А еще – твоя просьба.

Эмма снова вздрогнула, когда вспомнила, чем все это могло обернуться.

Регина сделала так, что Сторибрук вновь попал под проклятие: немного не такое, под каким находился до приезда Эммы, но очень похожее. Жители стали теми, кем были: учителями, врачами, обычными людьми – без воспоминаний о злых королевах и темных волшебниках. И без памяти о смертях, случившихся в течение последних лет. Эмма предложила, а Регина согласилась: так будет лучше. Это благо. Для всех.

Когда Эмма возвращалась в Сторибрук – когда она поняла, что действительно может туда вернуться, – ей было страшно от одной только мысли, что при пересечении городской черты проклятие может раствориться. Регина заверяла ее, что ничего не произойдет, но Эмма никак не могла до конца успокоиться. При виде вдовы Лукас паника охватила ее настолько сильно, что захотелось убежать. Но вдова не узнала ее и говорила о своей внучке как о живой. В какой-то момент Эмме стало нестерпимо стыдно за то, что они с Региной провернули, но потом она подумала, что лучше уж думать о Руби как о живой, чем вечно вспоминать о ней мертвой.

Если с горожанами все было относительно просто, то вопрос с Генри оставался открытым. Регина не хотела стирать ему память, считая, что это будет совершенно нечестно. Эмма в общем-то была с ней согласна, но… Всегда было это «но».

– Я не хочу, чтобы он снова думал обо мне плохо, – призналась Эмма обреченно. Регина фыркнула.

– Поздно.

– Я знаю, – еще обреченнее сказала Эмма и замолчала, не зная, что еще предложить. Молчала и Регина, а когда заговорила, по тону ее было ясно, что она все решила.

– Я оставлю ему память о тебе, но сотру о смертях и обо всем, что случилось.

– Ты сможешь так сделать? – усомнилась Эмма. – Ведь со мной связаны все те… эпизоды. Не получится ли так, что он потянет за одно воспоминание, а распутаются все остальные?

Она не хотела, чтобы Генри сошел с ума.

– На то я и Темная, – холодно отозвалась Регина. – Придется поработать, но это компромисс, который устроит нас обеих. Так?

– Так, – признала Эмма.

Генри должен был считать, что его вторая мать уезжала по делам – и ничего больше.

– Небольшая ложь во спасение, – сказала Регина без улыбки. – Я бы предпочла общаться с Генри без нее, но раз ты хочешь…

Эмме все еще было стыдно, но она действительно так хотела.

– Чтобы ничего этого не было, – повторила она как мантру.

– Чтобы ничего этого не было, – слово в слово повторила Регина и исчезла, не простившись.

За несколько часов до этого они договорились встретиться в Сторибруке – снова. Тогда, когда Эмма будет готова вернуться в него.

Ей потребовалось полгода.

*

Эмма крепче сжала руку Регины, влюбленно заглядывая ей в глаза.

– Я здесь, – повторила она, и Регина кивнула.

Они все еще стояли на лужайке перед домом, и Эмма совершенно не помнила, что пришла сюда пешком, а машина, на которой они собирались ехать, находится в паре кварталов от дома номер 108 по Миффлин-стрит. Зато об этом помнила Регина.

– Значит, поедем на моей машине, – невозмутимо сказала она, когда узнала, что «жук» не рядом. Эмма вспомнила черный мерседес и отрицательно замотала головой.

– Я подгоню! Вам все равно надо еще собраться.

Но Регина не отпустила ее руку.

– Зачем мне магия, если не пользоваться ею? – коварно усмехнулась она, и ошеломленная Эмма, едва повернув голову, увидела, что ее верный желтый «жук» уже смирно стоит у обочины.

– Действительно, – пробормотала Эмма, все еще немного робея перед возможностями Регины. Сама она пыталась как-то проделать хоть что-нибудь магическое, но потерпела полнейшее фиаско. Может быть, ее магия работала только рядом с Региной?

– Не оборачивайся, – сказала вдруг Регина. – Слышишь, Эмма? Смотри на меня.

Конечно, Эмма обернулась. И увидела, как по другой стороне улицы, взяв друг друга за руки, неспешно идут Мэри Маргарет и Дэвид.

Послышался разочарованный выдох:

– Эмма…

Эмма не думала, что у нее екнет сердце. Она так и не смогла привыкнуть к мысли о том, что Дэвид и Мэри Маргарет – ее родители. Может быть, из-за того, что они были слишком молодыми – одного возраста с Эммой, – а может быть, потому, что с самого начала она воспринимала их только как друзей. Да и случайную близость с Дэвидом никак нельзя было оставить без внимания. Поначалу Эмма хотела попросить Регину, чтобы та стерла ей воспоминание о том дне, но потом передумала.

Это Дэвиду нельзя было помнить о таком. А она справится. Она уже справилась.

Завидев их с Региной, Дэвид приветственно помахал рукой, а Мэри Маргарет радостно улыбнулась. Они пошли себе дальше, счастливые и влюбленные, а Эмма долго смотрела им вслед и не могла отделаться от мысли, что слегка завидует.

Ей было немного больно от того, что они не помнили ее. Но эта боль не та, с которой не справиться. Эмма знала, что скоро радость за них перевесит. Им необязательно знать ее, чтобы быть счастливыми. А она хотела, чтобы все здесь были счастливы. Может быть, именно в этом и заключалась ее функция Спасителя. Если уж она не смогла сделать это сама…

Регина прижалась подбородком к ее плечу, потревожила дыханием волосы, обвила руками талию.

– Хочешь как они? – спросила она. – Я все еще могу устроить.

Эмма медленно покачала головой.

– Нет.

Потом подумала немного и повторила:

– Нет.

В молчании Регины чувствовалось одобрение.

– Ты подарила им новую жизнь, – Эмма вспомнила про Кэтрин и про все сложности, что предшествовали сближению Дэвида и Мэри Маргарет.

– Я исправила свою ошибку, – отозвалась Регина, отпуская ее. – На самом деле, я исправила почти все свои ошибки, кроме тех, что уже никак не смогу.

В ее голосе проскользнула печаль. Эмма знала, о чем грустит Регина.

Из мертвых нельзя вернуться.

– В библиотеке я встретила некую Белль, – сказала Эмма, чтобы хоть как-нибудь сменить тему.

Регина, идущая к дому, остановилась, обернулась и подозрительно вскинула бровь.

– Даже не буду спрашивать, что ты делала в библиотеке.

В ее глазах плясали чертенята.

Эмма сделала вид, что оскорбилась.

– Я умею читать, знаешь ли.

– Поразительно, – констатировала Регина и продолжила до того, как Эмма смогла сказать что-нибудь еще: – Это Белль Френч.

Эмма кивнула.

– Я так и подумала.

Регина пару секунд постояла на месте, веселье в ее взгляде снова сменилось легкой грустью, она отвернулась и молча пошла в дом. Эмма, ругая себя за неудачную смену темы, отправилась следом.