Ей нужно было к Регине.

В самом деле, единственной, о ком - и о чем - сейчас думала Эмма, была Регина. Не Генри. Не все то дело, в котором Эмма увязла по уши. Не Голд, так удобно оказавшийся рядом при выстреле. Не намерение найти того, кто покушался на жизнь шерифа. Регина. Эмма должна была убедиться, что с ней все в порядке. В ожидании такси она набрала мобильный Регины, а потом и домашний, потому что мобильный был отключен. Хотела позвонить Генри, но в этот момент хмурая медсестра сообщила, что машина подъехала. Как была, в больничной рубашке и босиком, Эмма поковыляла к выходу, возле которого ее догнала все та же медсестра и протянула одежду и обувь. Эмма признательно улыбнулась и, поразмыслив, ограничилась тем, что натянула сапоги и набросила на плечи куртку. Водитель скользнул по ней внимательным взглядом, когда она села и сказала:

– Полицейский участок.

Почему туда-то? Эмма понятия не имела. Хотела быстро поправиться и назвать Миффлин-стрит, но язык не повернулся. Ей просто нужно было в участок.

– Сделаем, – равнодушно отозвался водитель.

И они полетели, ловко минуя все светофоры. Эмма сидела с закрытыми глазами, держа руки на животе, словно боялась, что повязка отвалится, и думала о том, что ей снилось. Кто ей снился. Почему? За этими мыслями она даже не заметила, как такси затормозило возле участка.

– Черт, – сказала Эмма с досадой. – Денег нет.

Водитель пожал плечами.

– Я знаю, где вас искать, шериф, если что. Завтра зайду.

И отвернулся. Вот так просто. Эмма пробормотала «Спасибо» и вылезла из машины, морщась от легкой боли, тревожащей живот. Пока она шла к дверям, такси уехало, и воцарилась тишина. Окна в участке не светились, Эмма понадеялась, что там никого нет. В самом деле: там никого не должно быть. Особенно Регина. Что же тогда Эмма здесь делает?

Но Регина была. Она сидела, сгорбившись, на полу в дальнем углу и даже не подняла голову, когда зажегся свет. Эмма на время потеряла дар речи. В животе что-то больно перевернулось.

Она здесь. Ее никто не отпустил. Прошло… сколько времени прошло?!

Эмма рванулась в свой офис, игнорируя разлившуюся по телу от резкого движения боль, чертыхнулась, когда задела ногой стол, и нырнула к нижнему ящику, в котором держала запасные ключи от камеры. А когда повернулась обратно, то увидела, что Регина стоит возле решетки, цепляясь за нее обеими руками, и смотрит… Господи, как же она смотрела! Эмма ни за что в жизни не смогла бы это описать, но один-единственный взгляд Регины заставил ее кинуться вперед, снова наплевав на боль.

– Глазам своим не верю! Ты все еще здесь?!

Регина – уставшая, осунувшаяся, без макияжа, с грязной головой – молча развела руками. А потом вдруг губы у нее затряслись, и она резко отвернулась, чтобы скрыть проступившие слезы, но Эмма успела увидеть и разволноваться еще больше.

– Ты что? – бормотала она, трясущимися руками отпирая камеру. – Ты это, слышишь, не реви, Регина, пожалуйста, не надо, я тебя очень прошу…

Ей было и больно, и стыдно, и досадно – и все это вместе сбивалось в один большой клубок где-то внутри. Словно она была виновата в том, что в нее выстрелили, что она провела слишком много времени вдали от Регины – сколько же?! – что не смогла ее вытащить, что не сумела…

Эмма ворвалась в камеру и крепко прижала слабо сопротивляющуюся Регину к себе, вдохнула запах и в который раз поняла, что любит эту женщину. Безо всяких оговорок. Она просто любит Регину. Вот такую вот непонятную и, наверное, непонятую – отчасти как и сама Эмма. Должно быть, это их роднит.

Когда Регина была такой… уязвимой? Должно быть, когда погиб Сидни. Тогда она тоже позволила себе слезы. Но сейчас-то все иначе. Тогда они были врагами.

Снова заболел живот, Эмма сжалась, пытаясь не выдать этой боли, но Регина, словно почувствовав, резко отстранилась. Отвернулась, утирая слезы. И кинула через плечо:

– Вы сбежали из больницы, мисс Свон.

Эмма даже не стала злиться, что ей опять «выкают». Пусть. Пусть, если это поможет Регине хоть в чем-нибудь.

– Я должна была увидеть тебя, – честно отозвалась Эмма, не планируя этим самым как-то по особенному расположить Регину к себе. Но та повернулась, и ее лицо было светлым, а на губах таилась едва заметная улыбка.

– Зачем? – Регина оглядела Эмму с ног до головы, и Эмма внезапно смутилась своего вида.

– Просто…

Регина резко вдохнула и засмеялась.

– Просто? Хорошо, – она провела руками по волосам, потом еще раз и еще, пока Эмма не остановила ее, сжав запястья. Тогда Регина притихла и пытливо заглянула Эмме в глаза, словно ожидая чего-то. И спросила чуть слышно:

– Что же ты так долго?

В ту же секунду Эмма поцеловала ее: отчаянно и немного скомканно, словно никогда не целовалась до этого. Регина ответила сразу, немного обмякнув. Эмма отпустила ее руки, и они улеглись ей на плечи, пальцы запутались в нерасчесанных волосах. Регина прижалась крепко, тесно, до боли – самой настоящей, которая вырвала у Эммы стон. Регина тут же отпустила ее, убирая руки за спину.

– Ты должна вернуться в больницу.

Это прозвучало как приказ.

– Все нормально, – Эмма, морщась, села на кровать. – Сейчас пройдет.

Она положила руку на живот, слегка поглаживая его, убеждая свой организм перестать ее подводить. Но боль была сильной и затмевала собой радость от того, что Регина приняла Эмму, не оттолкнула, не вошла вновь в привычную роль.

Эмма глубоко вздохнула и, к ее удивлению, боль начала медленно отступать. Регина осторожно села рядом, ее колено коснулось коленки Эммы. Та слабо улыбнулась.

– Почему тебя не освободили?

Регина хмыкнула и совсем не радостно.

– Кто же найдет девятьсот тысяч?

Эмма подумала, что ослышалась.

– Что?

Девятьсот тысяч… Почти миллион… Спенсер сошел с ума? Весь мир сошел с ума? Что вообще происходит?

– У тебя повредился слух, дорогая? – заботливо поинтересовалась Регина, но особого ехидства в ее голосе не было. Эмма продолжала вопросительно смотреть на нее, и Регина сдалась.

– Он просто не хотел выпускать меня. И никто, разумеется, не ринулся его переубеждать.

Регина улыбнулась вдруг и подмигнула Эмме.

– Они не любят нас обеих, Эмма. Тебя это радует?

Эмма пожала плечами. Она не знала, что ответить, и увидела, что Регина поникла. Должно быть, та хотела показать, что у них есть хоть что-то общее, а Эмма зарубила этот порыв на корню. Чувствуя вину, Эмма взяла Регину за руку и сжала ее.

– А Генри? – вспомнила она про сына.

Регина вздохнула, глядя вниз на их сплетенные пальцы.

– Генри с Мэри Маргарет. Когда с тобой случилось несчастье, она забрала его к себе.

Эмма облегченно прикрыла глаза.

– Что ж, спасибо ей, – пробормотала она и тут же перевела тему:

– Сколько меня не было?

Ответ заставил ее побледнеть:

– Неделю.

– Господи! – вырвалось у Эммы, она обхватила ладонями лицо Регины. – И ты, все это время!.. Здесь?!

Регина слабо улыбнулась и кивнула. Эмма горячо поцеловала ее, твердя себе, что сейчас же побежит к Спенсеру и устроит ему настоящую выволочку, а потом… Потом надо будет разыскать эти чертовы девятьсот тысяч! Непонятно как, но сделать это необходимо! Потому что Регина сидела здесь целую неделю!

– Они кормили тебя? – всполошилась Эмма, готовясь бежать в магазин, если потребуется.

– И поили, – кивнула Регина. Потом вздохнула и добавила: – Спенсер пришел сразу, как узнал про тебя. Сообщил мне это и то, что назначил залог. Я сомневаюсь, что это случайно совпало.

– Конечно, не случайно, – мрачно согласилась Эмма. Регина посмотрела на нее, затем перевела взгляд на ее живот.

– Тебе все еще больно?

– Нет, – соврала Эмма, хотя больно было: не так уж сильно, но неприятно. – Я сейчас переоденусь, позвоню Дэвиду, и мы с ним решим вопрос твоего освобождения.

Регина поморщилась и, встав, отошла к решетке. Прижалась к ней спиной и скрестила руки на груди.