Ну а что тут ещё делать? Основная задача выполнена: пища для размышлений народу предоставлена, почва для слухов и разговоров создана, уверенность и сила племени, миру явлена, наличие крепкой материальной базы продемонстрировано. Пора и делом заняться. А граждане теперь пусть думают и инфу о нас по сарафанному радио передают. За неимением прежнего, волнового.
Да и мы поверхностно огляделись, в общих чертах.
Наблюдаемый хаос ещё не был всеобьемлющим. Так, анархия — лайт. Гуляй Поле до пришествия батьки Махно. Пока лишь только некая растерянность проявляется, но это ещё не всеподчиняющая и всепоглощающая паника. Ну, оно и понятно. Продуктами основная масса народа, мало-мало затарилась. А вот через неделю — другую, когда запасы еды и бодрящих напитков, придающих оптимизма и уверенности, начнут истощаться, а до похмельного сознания начнет доходить серьёзность и необратимость происходящего, и начнется самый карнавал…
Ну а пока нам уже пора деда со свиньями, кролями и алабаем перевозить. Да, наверное, ещё и набег на базу ритейлеров успеем до заката сделать. В пять тачанок! Растем, однако!
— Егор, постой — разговор есть! — Серёга не дает мне эффектно запрыгнуть молодецким седалищем на телегу.
— Весь во внимании. Какие дела?
Качает головой в сторону стоящего рядом — крепенького, мордатого мужика лет сорока, в короткой кожанке, и на полголовы пониже меня. Но это — если без учета черного берета, венчающего рыжеватую маковку коренастого. «Взбитый» берет значительно визуально добавляет его счастливому обладателю роста и серьёзно увеличивает степень брутальности и уровень видимой крутости, данного индивида… Ну, как ему кажется, наверное.
— Здорово, Егор! — заниженным хрипловатым голосом приветствует меня крепыш, протягивая кряжистую пятерню, — Я, Максим. Мы с Серым соседи — он меня знает. Он мне за ваши дела — малость порассказал. Ну чё — я не против влиться в коллектив… Со мной ещё четверо парней, — он подзамялся, — не то, чтобы все матерые, но все-таки бойцы. Натаскаем — будут волки! Всех нагнём! Кто не с нами — тот под нами, как говорится. — он, также низковато кхекающе засмеялся, выражая небольшими глубоко посаженными глазами скуповатое расположение бывалого к равному. Своему, — Только надо условия обкашлять: то да сё, бараньи яйца… Сам понимаешь.
— Условия чего?
— Ну как? На каких условиях мы к тебе вливаемся. На каких долях.
— Что-то я не догоняю, о чём речь. Нам пока ещё новые бойцы не требуются. Своих хватает. Так что — при всём уважении, Максим… Что-то, вы с Сергеем, видать недопоняли друг друга. А сейчас, извини, нам пора. Увидимся! Рад был познакомиться и пообщаться. Удачи!
Я все-таки запрыгнул задом на телегу: «Поехали!»
… Почему я, не задумываясь, сразу отказался разговаривать с ним? Да всё просто, и дело совсем не в том, что разговор, не успев начаться, сразу перешел на доли и условия. Это-то, как раз нормально и характеризует человека, как прагматика, реалиста и не самого плохого атамана своей ватаги. И даже не столько в том, что вливание в совсем молодое племя — уже сформировавшейся группы со стороны, скорее всего, повлечет за собой определенные траблы и создаст не очень подходящую моральную атмосферу. Дело в моем личном убеждении, вынесенном из опыта общения с подобными этому Максиму персонажами. Субьективном, но глубоком.
Мужик, напоказ носящий тельник: либо трусливый лошок, прячущий за этой тельняшкой свою неуверенность, и ей же набирающий себе очков крутости, чтобы лишний раз демонстративно показать свою принадлежность к касте брутальных парней и избежать возможного наезда, которого он опасается всю дорогу своей жизни. Либо, наоборот: обезбашенный субьект, с напрочь отбитой башкой, связываться с которым, в любых делах: что в драке, что в деле — себе дороже выйдет. Ну а если такой экземпляр, помимо тельника, ещё и в берете, то степень его безбашенности или страха перед миром, можно смело возводить в куб. Я не имею в виду ношение этих атрибутов на дни ВДВ, ВМФ и прочие праздники родов войск. Сам правда не ношу, но тут уж каждый для себя определяет…
В общем: ни лохи понтовитые, ни беспредельщики без тормозов — нам не требуются. Пусть свою долю на других дорогах ищут. Нам нормальные, адекватные люди желанны. Согласен, мало их вокруг. Очень мало.
Но дефицит львов — не повод ценить шакалов!
Лучше меньше, да лучше. Во времена битв без применения огнестрела, массовость рулит, конечно, но надеюсь, что до времена многотысячных эпических битв — настанут не завтра. Сколько ещё воды утечет, пока такие огромные людские обьединения сформируются в новом мире. А мы сейчас костяк создаем, вокруг которого и будем обрастать людьми, как тело мышцами. Поэтому стержень должен быть только из качественного материала. Чтобы на нём годное мясо наростало. А гнилья разного и тухлятины, завсегда вокруг навалом будет. Только свистни! Надеюсь и не придётся.
… Оп-паньки! А ну-ка, кто это там у нас?
В голове блямкнуло оповещение общего чата:
«Ивар Бескостный: Понимаю, что просить о помощи, в моём положении — верх идиотизма, но из врожденного упрямства и привычки упираться до самого конца, прошу того, кто меня услышит о поддержке и посильной помощи. Обездвиженный инвалид детства. После трансформации появилась возможность полноценной жизни. Проявилась чувствительность в ногах. Необходимо время и еда. Не ел несколько дней. Для восстановления требуется пища. Если у вас есть возможность- помогите. Я — один. Больше обратиться не к кому. Спасибо, что хотя бы прочитали это… Если можете — помогите хоть глотком воды».
Я представил себе одинокого парня в инвалидном кресле замурованного в ловушке бетонной коробки. Передвигающегося короткими рывками от стены к стене, от окна к дверям. Человека которому новый мир, во искупление накосячившего перед ним старого, подарил долгожданную надежду на полноценную, ранее недоступную жизнь… На деле обернувшуюся жестокой насмешкой. Его пронзительный взгляд полный детской надежды. То — на окно, то — на дверь, то — на внутреннее окно пустого чата, то снова на дверь…
«Горан: Мы готовы помочь. Где находишься? Пиши адрес».
Парень отписался, и мы свернули к панельной девятиэтажной малосемейке, где находился просящий помощи чел с ником: «Ивар Бескостный». Нда, а паренек-то, похоже, со стерженьком и юмором.
— Ну что, Егорка, кто-то недавно совсем про рациональность кричал? Пяткой в грудь себя бил — только рацио рулит! Ну и где оно — твое рациональное? — вовсю ехидничал не вовремя проснувшийся чёртила внутри меня, — Как вернетесь: не забудьте вывеску Шептуну заказать: «Приют для сирых, убогих и жизнью обделенных»! Мощное племя он создать хочет! Олень малохольный!
— Знаешь, чем человек от животного отличается?
— Человечностью и гуманизмом? — издевательски пискляво прогундосил бес, — как же, как же, слышали. В третьем классе начальной школы.
— Не совсем — это слишком общее и размытое определение, а я могу тебе точно изложить.
— Ну? — снизошел демон, — Попытайся. Даже интересно, что ты слепишь.
— Зверь — он всегда рационален. А человек, потому и человек, что может позволить себе нерациональные поступки. Иногда глупые и даже губительные, но человечные. Абсолютно иррациональные! Именно это и отличает нас от животных. Часть того, возможно… И вообще — пшел пес в прихожую! Хотя погоди! — меня внезапно, как вспышкой накрыло… — Ты одного не учел, бес тупой…
— Чего это? — сварливо отозвался тот, внутри меня.
— Я как раз очень рационален сейчас. Догадаешься почему?
— Да, пошел ты!
— Парень обездвиженно сидит дома. Уровни не поднимает, очки характеристик не получает, так?
— И к чему ты это?
— Не напомнишь, с какого показателя интеллекта становится доступен чат? А теперь пошел пёс в прихожую! — выиграв схватку с демоном внутри себя, я довольно захмыкал. А ведь и правда — парень-то, должен быть непростой! Это же — какие мозги пропасть могли? Вызволенного из маленькой однокомнатной клетушки, худющего восемнадцатилетнего паренька, выглядевшего — максимум на пятнадцать, вместе с инвалидной коляской водрузили на командорскую флагманскую телегу и под всеми парусами, с попутным ветром — двинули за дедом животноводом. По пути — разговорами парня, шибко не донимали. Поили болезного, спасая от подступившего обезвоживания и кормили тем, что оставалось из взятого с собой. Слишком обьедаться сразу, тоже, впрочем, не позволили. После длительной голодухи может быть весьма чревато. Ну, а если рассказать о нем в двух словах: родители от Сани отказались ещё в роддоме. Увы, вполне банальная история при его недуге. Дальше был детский дом для детей инвалидов. Горькое осознание своей физической ограниченности и неполноценности. И упрямое желание, не ограниченного инвалидностью сознания: доказать этому сучьему несправедливому и жестокому миру — его неправоту. Книги. Интернет — отнюдь не для просмотра роликов: «Чувак жжёт. Агонь! Смотреть до конца», на ютубе, и не для систематического посещения «Порнхаба». Победы на различных олимпиадах, включая международные. Невеликие, экономно откладываемые, призовые гранты и премии. Еле выгрызенная, с помощью, чуть ли не Европейского суда по правам человека, положенная выпускнику детского дома — тесная каморка, под сезонно протекающей крышей малосемейки. Нанятая за небольшую плату старушка, приносящая продукты. Онлайн турниры по покеру, дающие пару — тройку пенсий в месяц. И вдруг: бабах!
