– Какой прок от этих лекций, – скептически был настроен Валиев. – О чем лекция?

– Кажется, о сельском хозяйстве. О деревне. Читает лекцию Горинов, учитель истории, сейчас на пенсии. Может, знаете такого?

– Нет.

Горинов начал лекцию с критики правительства. Не с кого было спросить за кризис в стране, за развал в сельском хозяйстве. Крестьянство как класс фактически уничтожено. В деревне в настоящее время остались одни старики да старухи. Заработка нет.

Больше всех возмущался, шумел Пашков:

– Сколько у нас земли, и покупаем зерно за границей! Дошли до ручки. Командировочный работает в поле, колхозник гуляет!

– Да уймись ты, балаболка! – смеялся Плотников.

Через пять минут Пашков опять брал слово:

– Как у нас делается: поступает распоряжение сверху, что сеять, когда сеять. Хотя, может, на этой земле лучше сеять не рожь, а пшеницу. Но раз поступило сверху распоряжение, значит, надо его выполнять. Вот я в лесу работал. Сколько мы леса извели, как будто все это не наше. Помню, кедрач загубили: оставили один кедр, а кедр без другого леса не растет. Скоро лес за границей будем покупать. Это я вам гарантирую! Через шесть, семь лет так оно и будет. Вспомните мои слова.

После лекции Пашков долго еще спорил, доказывал, что землю надо отдать крестьянам на вечное пользование. Крестьяне это заслужили. Пусть крестьянин смело обзаводится хозяйством, не надо ему мешать.

…позавчера Валиев просадил втулку на стойку, Дмитрий целый час провозился с ней, «гужонил». Лишняя работа. Считал Сапунов каждую копейку. Откуда эта скаредность? Человек должен быть уверен в завтрашнем дне, не перебиваться с копейки на копейку; работать – это зарабатывать… на что-то жить. Как жить? Хорошо, плохо.

6

– Товарищи, со вторника мы с вами переходим на чековую систему, – делал Чебыкин объявление после разнарядки. – Как это будет? Например, механик оформляет заказ на изготовление крылатки. Мы этот заказ выполняем и получаем чек на такую-то сумму, сколько стоит крылатка. Механик расплачивается с нами чеками. В конце месяца мы подбиваем бабки. По чекам сразу видно, как мы сработали. Я думаю, чековая система вводится, чтобы научить вас хозяйствованию.

– Она и для ИТР вводится, – сердито отозвался Бобров. – Почему это только для нас? Для вас тоже.

– Ты опять, Олег, чем-то недоволен! Все не по тебе.

– Почему не по мне?

– Ладно. Хватит!

– Пусть выскажется. Зачем человеку рот затыкать, – вступился за Боброва Ефимов.

– Никто ему рот не затыкает. Шестнадцатого октября выйдет начальник цеха из отпуска, тогда соберемся, поговорим о чековой системе. Может, я действительно, что-то недопонимаю. Как мне объяснили, так я и говорю.

За два месяца – ни одного собрания. Такого еще не было. Жизнь в цехе словно замерла, остановилась. Можно было только догадываться, что заводом выполняется план, так как была премия.

– То собрание за собранием, то их совсем нет. Когда густо, когда пусто, – ворчал Пашков.

Начальник цеха вышел из отпуска двадцатого октября вместо шестнадцатого, были еще отгулы. Двадцать второго октября состоялось собрание.

– План по реализации продукции выполнен заводом на сто два процента, – знакомил Валентин Петрович коллектив цеха с работой завода за прошлый месяц. – Склад загружен щебнем. Не хватает вагонов на вывозку. В ноябре на ремонт встает вторая дробилка. Работы прибавится. В целом наш цех за октябрь с работой справился, нареканий на качество продукции нет. Но, товарищи, мы с вами стали хуже работать. Много у нас перекуров. Почему?

– Нет заинтересованности, – легко объяснил Бобров. – Фонд заработной платы у нас постоянный. Зачем мне, например, упираться, когда я все равно больше не получу? Я могу работать лучше, но не хочу.

– Не можешь – научим, не хочешь – заставим. – Любимая поговорка начальника цеха.

– Да не заставите. Если человек не захочет работать, его не заставить. Он будет имитировать работу, делать вид, что работает.

– Надо, Олег, не имитировать работу, а работать, – учил, подсказывал начальник цеха, делал замечание.

– Валентин Петрович, нет никакого настроения работать, – обозлен был Пашков. – В магазинах пусто. Вчера я три часа простоял за стиральным порошком. Сахара нет! Водки нет! Мыла нет!

– А что я могу сделать! – развел руками Валентин Петрович. – У меня такие же права, как и у всех. В магазине есть – и у меня есть. Мне ничего с базы не привозят.

– Надо пригласить начальника ОРСа и спросить у него, почему в Архиповке есть сахар, а у нас нет.

– Первого секретаря райкома партии пригласить на беседу, – выступил с предложением Бобров.

– Хорошо! – лениво, как бы делая одолжение, заговорил Вершинин, парторг. – Попробую я устроить вам эту встречу. Когда? Сказать я вам этого не могу. Может, через неделю, а может, через месяц.

– Валентин Петрович, – взял слово Чебыкин. – Про чековую систему не все ясно.

– А что неясного? Чековая система введена с целью научить нас работать. А то мы зачастую не думаем о завтрашнем дне. Умеем только потреблять, а экономит – нас нет.

Завершался съезд народных депутатов СССР. Экономическое положение в стране оставалось крайне тяжелым, плохо было с продовольствием. Поговаривали, что скоро не будет соли, ниток, пуговиц. Бастовали шахтеры Кузбасса, Донбасса; требовали увеличения заработной платы, улучшений условий труда, доплату за ночные.

– Надо тоже бастовать, – не верил Бушмакин в перестройку.

– Не получится у нас забастовки, потому что мы еще не готовы к этому. Живуч в нас принцип: моя хата с краю – ничего не знаю. Сознание у нас низкое, – объяснил Бобров.

– А вот интересно, за чей счет будут восполняться потери от забастовки? – хотел бы Пашков знать. – Собственно, и так все ясно: урежут материальный фонд, и все шито крыто.

– Я вот никак не могу понять, как человек может заработать в месяц одну тысячу двести рублей, – пожимал Чебыкин плечами. – Про кооператоров вчера писали в газете.

– Это же физически невозможно. По нашим меркам это надо перекрыть сменное задание на шестьсот процентов. Не верю я этому!

– Но если он действительно их заработал, что-то внедрил. Заработал – получи! – так понимал Бобров. – Надо человеку платить, тогда он будет работать. А у нас уравниловка.

– …но тысячу двести рублей… Ну я согласен, можно заработать за смену тридцать-сорок рублей; и то за месяц не выйдет тысячу двести.

– Вот потому, Леонид Иванович, мы – нищие. И никогда не научимся работать. Потому что нет заинтересованности в результатах своего труда. Сколько ни работай – больше не получишь. Потолок.

– Нет, Олег, здесь что-то не то. Не верю я! – отмахнулся Чебыкин.

– Да, интересно было бы послушать первого секретаря райкома партии, – жаждал Пашков встречи с большим начальством.

Но накануне встречи с первым Пашков неожиданно слег в постель с остеохондрозом.

Много накопилось вопросов к первому секретарю райкома партии товарищу Сизову. Люди хотели бы знать, куда исчезли с прилавков продукты, кто ест черную икру, на чьих УАЗиках вывозятся с базы продукты.

– Почему в столовых одни передки, а где задки (задняя часть туши). Где задки? Где задки?

Гилев словно взбесился, подавай ему задки, и все! Таким его еще никто в цехе не видел. Валиев хотел бы знать, когда будет налажена торговля спиртным. Спиртное завозится крайне редко. После работы купить бутылку водки практически невозможно из-за больших очередей. Надо открыть еще один вино-водочный магазин, меньше будет давки, предлагал Валиев. С мебелью обстояло плохо. Не было кремов для лица. Зубной пасты не стало.

7

Чебыкин хотел к двадцать девятому числу закончить раму на двигатель и со спокойной душой уйти в отпуск, но ничего из этого не получилось: требовалось еще торцевать у рамы основание, растачивать отверстия. С рамой еще было много работы. Смену принял Ефимов. Новый мастер – новые порядки, новые отношения. Ефимов много суетился, забрасывал работой. Хлопот прибавилось, а КТУ какое было, такое и осталось.