— Извини. — Пробормотал Гарри и его хватка ослабла. Аделаида немного рассмеялась, и, когда мелодичный звук достиг его ушей, они остановились.

Здание перед ними было построено из кирпича, его окна были темными и сквозь стекло не было видно никаких признаков жизни.

— Ты уверена, что это правильное место? — Спросил он, когда они встали с велосипеда. Его ноги тряслись от усилий, которые он прикладывал, чтобы удерживать их, но его стучащее сердце мешало сосредоточиться на чем-либо, кроме девушки перед ним.

— Конечно, я уверена. Пойдем внутрь. — Сказала она, взяв Гарри за руку и потянула к двери.

— И как ты думаешь, мы это сделаем? Просто вломимся или? — Начал он, но его слова растаяли в воздухе, когда увидел, как блондинка достала ключ и вставила его в замок. — О, у тебя есть ключ, это имеет смысл. — Гарри почесал затылок и почувствовал, как на его щеках горят большие костры.

— Ты идиот временами, ты знал это? — Сказала Аделаида, когда включила свет в маленьком тату-салоне.

— Да, знаю. — Подтвердил он. Его щеки были розовыми, а волосы были еще более запутанными, чем обычно, поэтому она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку, и ее губы потушили огонь который горел на них.

— Итак, татуировка. Что именно ты хочешь и где именно? — Задала вопрос девушка, просматривая шкафы и вытаскивая баночки с чернилами.

— Я хочу пару ласточек. — Сказал юноша, кладя руки на ее бедра и притягивая ее к себе. — И я хочу их прямо здесь. — Его губы опустились на ее грудь, оставляя легкие поцелуи на ключицах.

— Хорошо, тогда предлагаю тебе сесть туда и позволить мне сделать свою работу. — Произнесла девушка, издав небольшой смешок, когда почувствовала, как его губы скользят по ее ключицам.

Гарри сел в кожаное кресло, чувствуя грубую бумагу на своем теле и запах антисептика, щекочущего его нос, когда она смывала последние мазки краски с его груди. Черные, как сажа, ресницы покоились на ее щеках, когда она смотрела вниз на рисунок на его коже; маленькие веснушки на носу; ее волосы были стянуты в хвостик и пара прядей свисали на уши. Он впитывал все это, когда сидел там, пытаясь запечатлеть в своей памяти, чтобы позже, в тот день, когда она легла спать и оставила его с Эбигейл, он смог закрыть глаза и вспомнить, как она выглядела в этот момент.

— Может быть немного больно. — Предупредила Аделаида, глядя на него, и тяжелая игла покоилась в ее маленькой руке. Некоторые люди нервничали, видя, что этот инструмент, который пометит их на всю жизнь, лежит в крошечной руке семнадцатилетней девочки. Но ее рука не дрожала и ее глаза не дрогнули, и хотя сердце Гарри колотилось в его груди, это было не потому что он нервничал.

Игла вонзилась в его кожу и он резко вздохнул. Вначале жгучая боль пронзила его в том месте, где жидкие чернила впивались в его плоть, но через некоторое время она превратилась в тупую боль, в точно такую же, как и любую другую, которую он когда-либо испытывал. Черные линии прорезались на его коже, которые никогда не сотрутся и не исчезнут, она навсегда пометила его, но на самом деле, она начала делать это задолго до того, как игла поцеловала кожу.

Комментарий к 3.3

дамочки, с праздником

========== 3.4 ==========

Горячая вода текла по его телу, излишки чернил стекали вниз, попадая в канализацию. Ласточки начали заживать и это были лишь последние слезы, которые утекали с водой. Они все еще болели, кожа была красной и раздраженной, но на них образовалась тонкая корочка, заключавшая в себе краску, которая навсегда останется под его кожей жидкой.

Он чувствовал жгучую боль, а ее дыхание обхватывало его лицо, пока она работала. Но самым сильным воспоминанием о ее весе на нем было то, когда она взяла другой угол. Гарри рассмеялся, спросив ее, не слишком ли она непрофессиональна. «Я — воплощение профессионала», — сказала Аделаида и юноша улыбнулся воспоминанию. Но когда Гарри вспомнил, как ее бедра прижимались к его, его улыбка пропала, а зубы впились в нижнюю губу.

Его рука покоилась на его животе, выводя ленивые круги по мокрой коже, но когда в его разуме всплыли воспоминания, пламя в его груди снова вспыхнуло и рука опускалась ниже, ниже и ниже. Когда грубая кожа коснулась мягкой, он закрыл глаза и почувствовал ее имя на кончике языка. Его разум заполнился звуком ее дыхания и конечности юноши задрожали, когда он вспомнил, как она касалась его, и когда он поддался одной из главных человеческих потребностей, ее имя вылетело из его рта и эхом отразилось на стенах ванной комнаты.

Ее мать находилась внизу и звук радио дразнил ее уши, когда она выходила из спальни. Но сквозь статический гул галактики можно было услышать что-то еще. Проточная вода.

Она улыбнулась самой себе и посмотрела на свои ногти. Черные чернила располагались под ними, как будто она царапала его кожу так тщательно, что из нее просочилась черная кровь. Это было единственное доказательство того, что она была именно тем, кто пометил его, и хотя чернила, покрывающие ее пальцы, поблекнут, чернила под его кожей — нет.

Когда девушка подошла к двери ванной, беззвучные следы от ее шагов остались на полу и невидимые слова слетели с ее губ, когда она заглянула внутрь. Гарри вышел из душа, капли воды были разбросаны по его коже, а волосы прилипли ко лбу. Солнце целовало его некогда молочно-белую кожу, словно оно тоже полюбило его, и его конечности пылали этой любовью.

Розовое шампанское пузырилось в ее крови и ее глаза стали пьяными при виде его великолепного тела. Его длинные ноги, его широкие плечи, спина, и мускулы под его кожей перекатывались, словно ленивые волны в жаркий день. Гарри обернул полотенце вокруг талии и провел пальцами по волосам.

Вода изменила их оттенок, оттенок локонов у его шеи стал черным, а не коричневым, и Аделаида наполовину ожидала, что его пальцы будут покрыты краской, когда он вытащил их из волос. Но это ее были окрашены, а не его.

Слегка затихшая музыка, должно быть, доходила и до его ушей, потому что когда Аделаида стояла там, то слышала сладкие напевание, спадающее с его губ. Он пел песню, слова которой давно были стерты его памятью, и лишь осталась одна мелодия.

Девушка улыбнулась, наблюдая за ним, и, пока он покачивал бедрами под ритм музыки, она не могла не удержаться от смешка, который вырвался из ее рта. Этот звук пронесся через всю комнату до его сознания. Голова юноши резко повернулась в ее сторону и на каждой его щеке появилось по глубокой ямочке, когда он улыбнулся ей.

— Доброе утро. — Сказал Гарри, прислонившись к раковине. В глазах блондинки был виден намек на сонливость, а волосы заплетены. Жидкое золото стекало по ее спине в две мягкие реки. На ней были обтягивающие джинсы и черно-белая футболка в полоску, которая была большой и спадала с одного плеча, так что загорелую кожу мог видеть весь мир.

— И тебе доброе утро, Гарри. — Произнесла Аделаида, снова оставляя беззвучные следы на полу, на пути к нему. Она положила руку ему на грудь, выводя узоры на его коже. — Они начинают заживать, — заметила она, наконец глядя на него.

— Да. — Вздохнул Гарри, чувствуя себя тонущим в ее глазах. Цветы в его груди раскрыли лепестки по ее прикосновением, поворачивая свои бутоны к ней, словно это она была солнцем.

— Как ты думаешь, ты будешь жалеть о них? — Задала вопрос Аделаида, ее пальцы все еще выводили узоры по чернилам на его коже.

— Никогда. — Сказал он, и летний ветерок ее губ встретил его снежную бурю. Они плавали вместе, жар и холод, мужчина и женщина, и Гарри почувствовал, как тает последний ледник, когда зима внутри него превратилась в весну.

— АДЕЛАИДА, МЫ ОПАЗДЫВАЕМ! — Голос Эбигейл донесся до них снизу. Его ранневесенние губы остались в одиночестве, когда Аделаида прошептала прощание, а ее пальчики опустились под полотенце, обернутое вокруг его талии, прежде чем исчезнуть из его рук.

========== 3.5 ==========

Визг тяжелых металлических ворот поприветствовал ее, когда она вошла на территорию школы. Этот звук звенел в ее ушах, как и каждое утро, но на этот раз он эхом отразился в ее голове, проигрываясь снова и снова, блокируя весь остальной шум. Голоса окружающих ее людей соединились в какофонию звуков, и цвета их одежды закрутились, как в калейдоскопе. Она не обращала внимание на окружающих, ее ноги инстинктивно несли ее вперед, едва заметив заменявшего учителя, когда она села за свой стол.