После длинного прославления, первой, обычно, была пасторская проповедь. Вслед за пастором должна была подытожить его и высказать свои мысли Иова. В этот раз, пастор говорил о власти во Христе. Средненькая проповедь, которую он вялым, тихим голосом долго жевал и елозил, внезапно переросла в откровенное осуждение с кафедры. Ни с того, ни с сего, проповедник, вдруг, принялся, как он утверждал, обличать тех, кто бессовестным образом пытается отобрать власть у божьего помазанника, тобиш, у него. Раскрасневшись, он орал, что как пастор, обязан незамедлительно удалить из церкви грех и искоренить тех сластолюбцев, которые жаждут полной и неразделенной власти. Однозначно, это была его самая удачная и внятная проповедь! Он так красноречиво и в деталях описал различные ситуации, в которых усматривал позицию захвата власти, что все очень быстро сообразили о ком идет речь. Долгих объяснений не потребовалось и для самой Иовы Штельман. Слишком все ясно и так! Пастор выставил ее в таком зловещем, черном свете, который не оставлял ни малейших шансов на реабилитацию. Это было хорошо спланированное, извращенное разоблачение. Оправдываться и что - либо кому бы то либо доказывать Иова не собиралась. Ей стало все равно, верил ли кто-нибудь в эту ересь, или нет! Дело было вовсе не в этом! Несмотря на мелкие разногласия, в целом к этому человеку она относилась вполне неплохо. И сейчас никак не могла поверить, в то, что он сделал. Вместо того, чтобы поговорить с глазу на глаз, он перед всеми ее бессовестно оболгал. Удар в спину! Это было невыносимо, но так в его стиле! В один момент что-то внутри оборвалось. Вопиющая несправедливость ранила до глубины души. На протяжении долгого времени Иова боролась с самой собою, старалась смотреть на все с кроткой, христианской позиции. Но свинская выходка пастора ее доконала. Оскорбленное самолюбие женщины не могло больше терпеть. За что? - спрашивала себя Штельман. Разве она не полагала за дело Божье всю себя? Разве не жертвовала во имя церковных идеалов, своим временем, своей жизнью и своими внутренними потребностями? Порой недосыпала, недоедала, дико уставала, и никогда не требовала ничего взамен! Благодарность людей ей ни к чему, она ждала похвалы от Всевышнего, но и такого страшного позора, как сегодня, Иова, в общем - то тоже, не ожидала. Может быть, в этом и была ошибка?! Награда за беспечность! Возможно, вместо того, чтобы простодушно делать свое дело, стоило все - таки, взглянуть правде в глаза, и открыто противостать несостоятельности их слабого лидера? - без конца спрашивала себя женщина. Но, в то, же время, Иова прекрасно понимала - она не из тех, борцов за "справедливость" кто вечно строит баррикады! Никто не смеет ее упрекнуть в войне, она всегда стремилась к миру. Ей нравилось созидать... Но почему -то именно она стала камнем преткновения, который безжалостно истребил душевное равновесие человека, за плечами которого немалый, христианский опыт. Как оказалось мелочного, алчного и завистливого существа с карьерными притязаниями. Это не могло не удивлять, и ни огорчать! Его диагноз считывался ею довольно легко. Слабовольный, неуверенный в себе человечек, с ворохом комплексов и нереализованных амбиций. Ума не приложить, кто его поставил пастором?! - часто недоумевала Штельман. Впрочем, это уже было судить ни ей! Однако, тот факт, что именно он, а не она, Иова, - сейчас ведущий пастор церкви, являлся основной причиной ее нынешнего, внутреннего решения. Иова однозначно должна была потесниться, потому, что не имела никакого морального права действовать против помазанника Божьего! Эту истину она усвоила хорошо. Слишком чтила традиции. Кроме того, излишне агрессивное, в последнее время, поведение Иовы, могло привести к дестабилизации церкви. Но даже в мыслях Штельман избегала такого расклада. Слишком много было положено сил на единство и на то, чтобы крохотная церквушка развивалась и процветала. Полностью отождествив себя с этой общиной, Иова растворилась в ее жизни и сделалась неотъемлемой частью ее бытия. Каждый человек здесь был ей как родной, как часть семьи. Она не могла и не хотела здесь никому вредить! Внутреннего раскола быть не должно, поэтому и решение созрело в ней мгновенно! "Вырвется корень, исчезнет и проблема"!. - пользуясь профессиональными терминами, подумалось ей сгоряча. Демонстративно поднявшись в середине служения, безо всяких объяснений, Иова покинула зал, мысленно распрощавшись с церковью и со всеми, дорогими ее сердцу людьми. Покинула под всеобщие взгляды осуждения и недовольства. Ощущение вины и нездоровая, собачья преданность, человеку, долгое время морально истязавшему ее, терзали душу. Некая внутренняя боль от собственной глупости и беспомощности заставляла сердце сжиматься и трепетать. Штельман сделалось горько от того, что произошло. Часть ее души осталась в этих стенах. Слезы градом катились из глаз. Боль за ребят, которые теперь оставлены на произвол судьбы невыносимо жгла шквалом бурных эмоций и переживаний. Что будет с ними? Смогут ли простить? Поймут ли ее? Ведь иного выхода у нее - нет! Лучше быть обиженным, чем правым. Впрочем, они с Микаилом, успели подготовить себе достойную замену. Чувствовали, к этому все идет. Ребята - молодцы! Должны со всем справиться! Мысленно вверив все Богу, Иова вдруг, поймала себя на мысли, что некоторым образом, даже рада столь трагичному стечению обстоятельств. Ей было довольно сложно совмещать кучу служений и новую, высокооплачиваемую должность в мэрии. И то, и другое требовало немалых душевных сил, а главное - времени, которого у Штельман катастрофически не хватало.
Несмотря на то, что добряк - мэр, как и обещал, пошел на уступки, положение это не спасло. Иова в прямом и переносном смысле, буквально, раздиралась между несовместимыми должностями. С утра до ночи крутилась как белка в колесе. Об обеде, обычно, не было и речи! В ее плотное расписание он никак не влазил. Жизнь постепенно превращалась в кошмар. В любом случае, надо было что-то решать! Мучительный выбор, то и дело откладывался ею на потом. День ото дня забивая в себе жгучую боль и тоску, не задумываясь, Иова полагала себя, ради других. Несмотря на жуткую усталость именно в этом она видела истинный смысл своей жизни. Активная деятельность помогала ей выживать и бороться. И вот на тебе! Видимо в ее ситуацию вмешался сам Бог!- не сомневалась Иова. Но на душе все равно было невыносимо тяжело. Столько лет в этой общине! Однако, после случившегося, ясно, как белый день - в этой церкви она оставаться больше не может. Да и не хочет. С каким - то томным презрением, Иова ушла из церкви, чтобы больше никогда в нее не вернуться. Эта потеря далась ей нелегко! Ощущение, буд - то у нее отняли часть души, преследовало и не давало покоя. В сильном переживании, Иова не могла ни есть, ни спать. Всю ночь, до самого утра, либо плакала, либо молилась. Несмотря на жуткую усталость, всеми фибрами души она цеплялась за прошлую жизнь, чувствовала себя ненужной и всеми окончательно отвергнутой.
Покинув, вместе с женой, стены неблагодарной общины, Микаил видя уныние Иовы, даже предложил той открыть свою собственную церковь. Но его идея Иове категорически не понравилась. Сославшись на несоответствие своего нынешнего, духовного состояния, ни о чем подобном, женщина и думать не желала, лишь тихо и незаметно страдала. Микаил понимал, за внешним, ледяным спокойствием жены, кроется целая драма, крик больной души! Однако, что мог он поделать? Как помочь? Это была ее война! И он верил - Иова обязательно со всем справиться! Такой уж она человек - мнительный, тонкий, но стойкий! Всячески содействуя в домашних делах, в душу к ней Мик не лез, пышные фразы в утешение - тоже не толкал. Понимал - бесполезно! Сама, будучи психологом, Иова, знала и ненавидела все приемы врачей - душе спасителей и мгновенно раскусывала, когда все это применялось лично к ней...
Вот так они и прожили два предыдущих выходных! Наступил понедельник...
До ее теперь, уже, основной работы в мэрии, оставалось около четырех часов. Однако бесцельно валяться на кровати не хотелось. Набросив халат на ночнушку, шаркая тапками, Иова поплелась в ванную. Бессонная ночь не прошла даром. На вспухшем от слез, красном лице, зеркало выдало неизгладимый отпечаток, ввиде сине - черных кругов вокруг глаз. Тяжело вздохнув, Штельман умылась и намазала лицо кремом. Покончив с утренним туалетом, подошла к холодильнику, достала оттуда полуфабрикаты и привычно сунула их в микроволновку. Затем, поставила на плиту турку, с двойным, крепким кофе, и только - но уселась с чашечкой ароматного напитка, как в спальне громко зазвонил мобильный. Звонок разбудил Микаила.
