– Понимаете ли вы, насколько нездорово для ребенка в столь юном возрасте фантазировать о жестоких убийствах? Да дети не должны даже знать о таких вещах! Взгляните еще раз на рассказ – он как будто сочинен взрослым человеком!
– По-моему, это комплимент ее писательскому мастерству. Моя Алекс сумела написать рассказ, который всерьез вас напугал, – чего же лучше?
– Это не повод для шуток, мистер Уинслоу! – воскликнул учитель. – Отнеситесь к этому серьезно!
– Куда уж серьезнее! – возразил Эрик. – Несколько лет назад дочь призналась мне, что, когда вырастет, хочет писать детективы. Тогда я не принял это всерьез – и, видимо, напрасно. У нее талант, его нужно развивать. Полагаю, курсы писательского мастерства ей очень пригодятся. – Он поднялся с места. – Я горжусь своей дочерью, – добавил он. – Вы отдадите мне рассказ? Хочу сегодня обсудить его с Алекс.
Учитель протянул Эрику листочки, а затем пожал ему руку с такой гримасой на лице, словно дотронулся до гремучей змеи.
– Имейте в виду, вы нанесете ей серьезный психологический ущерб, если будете поощрять подобное!
«Поощрять»? Да, черт возьми, именно этим Эрик и собирался заняться! Домой он летел как на крыльях, переполненный радостью и отцовской гордостью.
За ужином из энчиладас и риса по-испански, приготовленных Еленой, и салата, нарезанного самим Эриком, он заговорил с Алекс о ее рассказе.
– Сегодня я был в школе, – сообщил Эрик, отложив в сторону аппетитный пирожок – любимое его блюдо, не считая домашних тортильяс. – Меня вызвал твой учитель литературы.
– Мистер Фарбер? – удивилась Алекс. Она явно не предполагала, что ее рассказ мог вызвать в школе такое волнение умов. – А что случилось?
– Ты описала убийство, которое чертовски напугало его. Он решил, будто у нас в доме нездоровая атмосфера или что-то в таком роде. Рассказ действительно потрясающий. Как ты до такого додумалась?
Дочь просияла, довольная похвалой отца.
– Ну… я вспомнила ту книгу, которую ты мне читал на прошлой неделе, и взяла ее за образец, однако детали придумала сама. А когда сочиняла убийство, постаралась сделать его как можно страшнее, но все-таки не слишком, иначе читатели поймут, что на самом деле такого не бывает, и получится не страшно, а смешно. Еще я старалась писать как можно короче, но так, чтобы все было ясно. И конец сделать совсем неожиданным, чтобы всех удивить!
– Что ж, милая, это тебе удалось! Я читал с интересом с первой же страницы, а в конце прямо рот раскрыл от удивления. Похоже, у тебя настоящий талант!
«И пишешь ты, как мужчина», – мысленно добавил он. В рассказе Алекс совсем не было тех «соплей», что обычно отталкивали Эрика в «дамских» детективах: она не смягчила ситуацию, не навязывала героям примирение или счастливый конец, не пускалась в сентиментальные рассуждения об их чувствах – напротив, писала сжато и жестко, не щадя ни персонажей, ни читателя.
– Это замечательно, – добавил он. – Я впечатлен! Если будешь над этим работать, то станешь хорошим писателем!
Творчество Алекс они обсуждали до конца ужина. Дочь рассказала об идее для следующего рассказа, а отец посоветовал ей больше не показывать свои детективные истории мистеру Фарберу.
– Лучше пиши такие рассказы дома, для себя, – сказал он. – Мистер Фарбер их явно не оценит. – И со смехом добавил: – А ему сдавай сочинения про птичек и бабочек, чтобы он не посадил меня в тюрьму!
Конечно, папа шутил, и все же Алекс не понимала, почему ее рассказ испугал и возмутил учителя. Чувствовалось нечто странное, неправильное в том, что ее любимое увлечение приходится скрывать. Но это была мелочь в сравнении с главным: папе понравилось! Папа ею гордится! Он говорит, что она может стать настоящим писателем!
С тех пор Алекс начала сочинять детективные рассказы дома, по вечерам. Написанное показывала отцу, он обсуждал с дочерью ее труды, порой что-то критиковал или подсказывал, что можно было бы улучшить. Алекс следовала его советам – и мастерство ее росло день ото дня.
Рассказы Алекс Эрик складывал в папку, а когда папка наполнялась, прошивал ее. К концу года у них накопилось более пятидесяти рассказов: одни очень хорошие, другие похуже, но все – вполне «взрослые», без следа детской неумелости и неопытности, с ярким узнаваемым стилем. И сюжет в них развивался столь стремительно и непредсказуемо, что развязка чаще всего оказывалась для Эрика неожиданной.
Да, у дочери определенно открылся писательский дар! Теперь Эрик поощрял ее читать взрослые детективы и триллеры – книги своих любимых авторов: Дэшила Хэммета, Дэвида Моррела, Майкла Крайтона, Жоржа Сименона.
Выходные дни Алекс проводила за чтением детективов и многому училась у мэтров.
На двенадцатый день рождения дочери Эрик преподнес ей необычный подарок: портативную пишущую машинку «Смит-Корона», подержанную, но в отличном состоянии, и научил с ней обращаться. Через две недели Алекс уже печатала всеми десятью пальцами. Машинку она очень полюбила.
– Многие знаменитые детективщики работают на старых пишущих машинках, – объяснил отец. – Говорят, в них есть особое волшебство.
Лучась от гордости, Алекс продемонстрировала пишущую машинку подруге Бекки, пришедшей к ней в гости. Но та машинку не оценила.
– Что ты с ней делаешь? – спросила она.
– Ну… играю по выходным, – уклончиво ответила Алекс. Их с папой секрет она выдавать не собиралась.
– Старье какое-то, – наморщила носик Бекки.
К тринадцатому дню рождения у Алекс скопились уже три толстые папки рассказов. Вместо подарка отец на сей раз повез ее на Букер-кон – ежегодный съезд писателей-детективщиков. Алекс была в восторге, слушала выступления как завороженная, побывала на нескольких мастер-классах, а вернувшись домой, написала еще один великолепный рассказ.
Пожалуй, пора ей начать печататься, решил Эрик. И они как раз обсуждали, в какой детективный журнал лучше послать свой рассказ и с какого рассказа начать… как вдруг произошло что-то странное. Неожиданно отец растерянно оглянулся вокруг. Потер лоб. Взглянул на Алекс так, словно не узнавал ее.
– А ты кто такая? – спросил он странным тоном. – Соседская девочка? Что ты здесь делаешь?
Алекс не знала, что ответить, и в изумлении смотрела на него. Через мгновение все прошло, перед ней снова сидел ее папа – только вид у него был такой, словно он только что проснулся.
– Папа, что с тобой? – с испугом спросила она.
Он запнулся, а затем махнул рукой:
– Все в порядке, милая. Все хорошо. Просто решил над тобой подшутить. Можешь вставить это в следующий рассказ!
– Папа, не шути так больше! Я испугалась! – попросила Алекс.
Но через несколько недель это повторилось снова. На бейсбольном матче. День был очень жаркий. Играли «Ред Сокс» и «Янкис» – «Ред Сокс» вели шесть к трем. Посередине игры Эрик вдруг обернулся к Алекс, и она заметила у него все тот же растерянный, непонимающий взгляд.
– Кто это играет? – произнес он. – «Янкис» с «Ориолс»?
– Что ты, папа! Это «Янкис» и «Ред Сокс»!
– Ах, да… – пробормотал Эрик, и, казалось, снова стал самим собой. Однако Алекс ясно видела: полминуты, а может, и целую минуту папа не понимал очевидных вещей, не знал того, что точно должен был знать. Она спросила его об этом, и он ответил: ничего страшного, вероятно, от жары в голове помутилось.
В следующий раз это случилось на работе. Со странным, растерянным видом Эрик выглянул из кабинета и спросил секретаршу, что она тут делает, ведь сегодня выходной. Секретарша не знала, что ответить. Но дальше – и в этот день, и в следующие – Эрик вел себя как обычно, об этом не вспоминал, и секретарша решила, что он просто пошутил.
Это повторялось снова и снова. За несколько месяцев – десяток раз. И однажды – после того, как, вернувшись домой с работы, он спросил Елену, кто она такая и что здесь делает, – Эрик ясно понял: с ним творится что-то неладное. Возможно, опухоль в мозгу или нечто подобное. Отмахиваться от этого больше нельзя.