– Была рада познакомиться, Лео! – крикнула Эм Джей в сторону гаража.

Если бы он ответил, она бы его все равно не слышала из-за громко игравшей песни Барбары Стрейзанд «Time and Love».

Она снова обратилась к Лео.

Безрезультатно.

Возможно, он ушел на террасу или на пляж.

Но вода…

Если раньше она едва заметной струйкой вытекала на дорогу, то сейчас лилась ручьем.

Эм Джей сбросила обувь и пошла обратно к гаражу. Лео был там. Он сидел, опираясь на передний бампер своего «Астон Мартина», рядом от напора воды извивался шланг.

– Отличная новость. Нам не грозит засуха, – пошутила она. – Я хотела сказать, что о введении чрезвычайного положения в Калифорнии говорить еще рано.

Если Лео и оценил сарказм, то никак не отреагировал на него. Он продолжал сидеть; ноги широко расставлены, плечи опущены, подбородок прижат к груди.

– Не волнуйтесь. Я не буду писать жалобу, – сказала она, хотя Лео не проявлял никаких признаков беспокойства. Его рот был приоткрыт, морщины на лбу разгладились. Во всяком случае, он выглядел расслабленным, почти безмятежным.

– Эй! – Эм Джей слегка ткнула его рукой.

«Отвали, не видишь, я сплю», – казалось, ответил Лео, неловко заваливаясь боком прямо на грязный бетонный пол.

Перл-Бич.

Воскресенье, 29 мая. Убывающая луна

Порыв ледяного воздуха, который встретил Эм Джей во время прошлого визита в дом Голденов, сменился гробовой пеленой скорби.

В гостиной комнате раввин в окружении прихожан неразборчиво читал молитву, поэтому Эм Джей с Дэном, как вежливые зрители, опоздавшие на первый акт, ожидали у двери завершения обряда. Эм Джей при всем желании не смогла бы протиснуться к телу раньше.

Не важно, что она знала Лео всего несколько часов или что его смерть, хоть и внезапная, не была трагической. Она обнаружила его бездыханное тело. Она слышала первые жуткие крики Глории. Еще одна невосполнимая потеря. Само пребывание там разрывало ее незарастающую душевную рану.

– Я не умею это делать, – шепнула она Дэну.

Он склонил голову и начал бормотать слова молитвы вместе со всеми.

– Что случилось? Тебя хватил удар? – удивилась Эм Джей.

– Это иврит, – шепнул он, строго прикладывая указательный палец к губам Эм Джей, точно так, как делала ее мать, когда они с Эйприл хихикали в церкви. – Это молитва скорбящего.

От удивления Эм Джей едва не выронила из рук стеклянную форму для запекания. Дэн умеет молиться на иврите? Глория была права. Эм Джей живет с человеком, о котором ничего не знает: вполне возможно, у него есть жена и дети, или он связан с террористической организацией, или вообще не является человеком. Он может оказаться роботом, созданным в Стэнфорде для тестирования экспериментальных лекарств на одинокой девушке, внезапного исчезновения которой никто не заметит.

Дэн обнял Эм Джей за талию и притянул к себе. Кем бы он ни был, каковы бы ни были его намерения, этот простой жест развеял ее худшие сомнения и восстановил доверие. Кроме того, они живут по одному адресу всего несколько недель. Новые подробности рано или поздно всплывут сами по себе, верно?

Кто-то прикоснулся к ее плечу.

– Что это? – спросила женщина с обильно покрытыми лаком волосами, обнюхивая своим тонким носом завернутое в фольгу блюдо.

– Домашний чесночный хлеб, – соврала Эм Джей, выдавая купленный в ресторане «Мама Роза» хлеб за свой собственный.

– На поминках?

– Лео его очень любил, – сказал Дэн.

– Мой брат ел чеснок? С его-то желудком? – Она закатила свои серо-голубые глаза. – Неудивительно, что у него была гастроэзофагеальная рефлюксная болезнь. Этот хлеб довел его до могилы.

Служба завершилась, и комната внезапно наполнилась звуками. Мужчины в костюмах сочувственно похлопывали друг друга по спине, а женщины, словно кто-то после паузы нажал кнопку воспроизведения, продолжили свои разговоры с того самого места, на котором остановились. Официанты разносили подносы с шампанским, а маленькие дети носились между ног. Глория находилась в центре событий и разговаривала с пожилой парочкой, которая легко бы подошла на роль «сексуально активных пенсионеров» в рекламном ролике. Судя по широкой улыбке, она еще не в полной мере осознала свою потерю. И не осознает. До тех пора, пока гости не разойдутся по домам и она не вернется к повседневной жизни, которая уже никогда не будет прежней. К жизни, в которой привычное станет чужим, а сама Глория будет бесцельно бродить по дому, недоумевая, кто теперь застегнет ей молнию и поправит воротник.

– Почему мы вообще здесь оказались? – спросила Эм Джей. – Мы не были знакомы с Лео.

Дэн поцеловал ее в лоб:

– Потому что это важно.

– Кто сказал?

– Мое еврейское чувство вины.

– Это чувство твое или еврейское?

Он опустил повлажневшие глаза:

– И то и другое.

Эм Джей захотела обнять его, но этому помешало чертово блюдо.

– Дэн, ты ни в чем не виноват. Когда я его обнаружила было уже слишком поздно. Ты бы ничем не смог…

Он слабо улыбнулся:

– Ты тоже не виновата.

Эм Джей отвернулась. Рассказывала ли она Дэну о своем суеверии, что кто-то умирает каждый раз, когда она радуется жизни, или это совпадение? Я тоже не виновата? Что он имел в виду?

– Это значит, что нам нужен хороший терапевт. – Дэн подтолкнул ее вперед: – Пойдем. Думаю, их тут не менее дюжины.

К Эм Джей подлетел официант с пустым подносом.

– Если вы не против, то я отнесу это в зимний сад, – сказал он, протягивая руку к блюду. – На кухне нет свободного места, поэтому я могу нарезать хлеб там.

– Все в порядке, – сказала Эм Джей оттягивая неизбежный момент встречи с Глорией, который обещал быть крайне эмоциональным. – Я сама справлюсь.

– Превосходно, – ответил официант. – Чем быстрее, тем лучше, если вы не возражаете. Он отлично пахнет, но некоторые люди жалуются на запах. – Он наклонился к ее уху и шепнул краем рта: – Вы понимаете, каково им.

В зимнем саду, полном растений и отделенном от кухни стеклянной перегородкой, собрались гости. Мелькали бокалы с шампанским, звенели вилки, а старые знакомые приветствовали друг друга объятиями и громкими возгласами. Казалось, единственное, о чём они скорбели, так это об отсутствии вегетарианской еды.

– Доктор Хартвелл! – вскрикнула женщина. Она замахала загорелой негнущейся рукой. Ее густые, отброшенные назад черные волосы показались Эм Джей знакомыми. Возможно, она их видела в рекламе шампуня «TRESemme». – Это я. Бритт Райли.

По телу Эм Джей пробежали мурашки. Бритт была не моделью, а риелтором Дэна, которую она оскорбила заявлениями о риске грибковой инфекции из-за любви к лайкре. Сейчас на ее белоснежной блузке было пятно от горчицы, на которое Эм Джей старалась не смотреть.

Она небрежно развернулась к столу и принялась раздвигать тарелки с домашней лазаньей, запеканками и салатами, освобождая место для своего хлеба. Наконец она поставила его рядом с копченым лососем, но продолжала изображать занятость, чтобы не оборачиваться – во всяком случае, до тех пор, пока щеки не остынут, а сердце не перестанет настукивать азбукой Морзе слово «ужасно».

– Я занималась оформлением купли-продажи вашего коттеджа, – сказала Бритт Дэну. – Наверно, вы меня не узнали. Я недавно обрезала челку. – Она изобразила пальцами ножницы.

– Я узнал, – сказал он. – Меня сбило с толку обращение по фамилии. Обычно ты называла меня Дэном.

Бритт откинула волосы назад на двух стоящих сзади нее женщин и, нежно ткнув его большим пальцем, шепнула:

– Одиноким девушкам нравятся одинокие врачи. Можете за мной поухаживать.

– Не одинокий, – выпалила Эм Джей, забыв про местоимение.

– Это Эм Джей, – сказал Дэн, вовлекая ее в беседу. – Моя девушка. Несколько недель тому назад вы общались по Скайпу.

Ямочка на ее подбородке увеличивалась и уменьшалась, увеличивалась и уменьшалась, пока она пыталась сообразить, о чем идет речь. Затем ее светло-карие глаза широко раскрылись.