На задрапированной табуретке стояла угловатая гипсовая штуковина, аудитория была представлена двумя ребятишками, самозабвенно углубленными в процесс, который Черри направляла твердой рукой. Нежданное появление именитого гостя повергло девушку в состояние, близкое к шоковому, однако ни самообладания, ни лидерского апломба Черри не утратила. В ней была некая старомодность, и эта старомодность включала в себя солидный элемент стоицизма – понятия, ныне практически забытого. Диноэлу были немедленно вручены лист бумаги, карандаш и приказано рисовать вместе со всеми. Он охотно подчинился и, в силу отпущенных способностей, принялся малевать штрихи и тени. Ах это повелительное очарование! Ах эти командные нотки в женском голосе! Золотой ключик, сезам… На этом месте, собственно, Дин и пал, как крепость Измаил, при ничтожных потерях штурмующей стороны.

– Эрик, я женюсь, – сказал он Скифу.

– Диагноз? – хмуро спросил Скиф.

– Нет второй Франчески на свете.

Скиф удовлетворенно кивнул:

– Убедительно. Валяй.

Не было никакого подготовительного периода знакомства и ухаживаний. Они совпали сразу и без колебаний. Сходили на какую-то выставку, Диноэл что-то рассказал, что-то показал, Черри зашла к нему в гости, да так там и осталась. Была ли это любовь? Со стороны Черри – несомненно, она была раз и навсегда потрясена личностью Дина, была убеждена, что ей несказанно повезло в жизни, и это убеждение сохранила до последнего дня их отношений. Диноэл же был вполне доволен, старался соответствовать в пределах своего тогдашнего эгоизма, принимал все уступки Черри как должное и ничуть не возражал против роли Юпитера, которому позволено то, что не позволено быку. А через несколько лет он вообще не мог себе представить жизни без Черри и был готов потешаться над любым другим устройством семьи. Ни малейших противоречий в интересах не было, и, хотя разные казусы случались, за все двенадцать лет совместной жизни даже в самых пиковых ситуациях не приключилось ни одной ссоры.

Это был дурной симптом – давление надо стравливать понемногу, не дожидаясь, пока разорвет котел, к тому же ссора – неотъемлемый элемент общения и узнавания друг друга, но в ту пору Дин этого не понимал.

Как бы то ни было, они слыли образцовой парой. Черри приохотила его к долгим прогулкам – в том числе и по Институтскому парку, который, как казалось Дину, он изучил до последнего куста, они исходили все заповедники в ближних и дальних окрестностях, добравшись даже до Баварского Леса, где у них появились любимые места. Черри приучила его к разным бесхитростным развлечениям вроде настольных игр или запуска воздушного змея и, кстати, войдя в шальную компанию контактерского спецназа, имела там шумный успех. К тому же целых двенадцать лет ему не надо было думать, какие брюки взять с собой в отпуск и как одеться на официальный прием.

Он много раз возил ее на Тратеру, вместе они объездили всевозможные моря-океаны (кстати, именно благодаря Черри Дин, человек до мозга костей сухопутный, узнал притягательную силу морской стихии), и как-то однажды, на прогулочной тропе над вечерним заливом им встретилась парочка – старик и старушка, седые, но вполне бодрые, шедшие им навстречу.

– Слушай, это мы! – восхищенно прошептал Дин. Черри лишь стиснула его руку – она и сама так думала, и никаких сомнений у нее не возникало. Тогда им обоим казалось, что они знают свою прекрасную и безмятежную жизнь на много лет вперед.

Но нет. Не вышло. Жизнь, в отличие от кино, не останавливается на хеппи-энде. Она останавливается в другом месте. С чего же все пошло? Для Черри закончились времена учеников, рисовавших на оборотной стороне обоев, и инсталляций, сооруженных из картона, который они с Дином, давясь от смеха, сложным путем выкрадывали с центральной городской свалки – однажды угодили под включившийся конвейер, то-то было приключение.

Черри наконец заметили. Ее пригласили в одну фирму, затем – в другую, при одном названии которой у знатоков на некоторое время с лица исчезала всякая мимика, затем она вошла в рейтинг. Пусть пока не в первую десятку, но все равно – талант и все то же стоическое упорство сделали свое дело – как дизайнера ее начали приглашать к себе люди с именами из глянцевых журналов. Деньги и положение отличались от прежнего как небо от земли, и с какого-то момента следование приоритетам Диноэлова вкуса перестало быть главным делом ее жизни. Площадь территории вседозволенности под названием «Диноэл Терра-Эттин» начала потихоньку сокращаться.

Но дело, разумеется, не в деньгах. Новая работа дала ей власть, к которой у Черри не было никакого иммунитета, и вот тут начали открываться вещи, которых прежде никто себе представить не мог. Начальником Черри оказалась жестким и нетерпимым, а ее непоколебимая уверенность (по примеру Юлия Цезаря), что любая проблема может и должна быть решена уже в самый момент возникновения, стала бичом и проклятием для подчиненных. Вирус лидерства, всегда живший в ее крови, вдруг фантастически размножился, заполонил собой все пространства, какие можно, и начал потихоньку просачиваться куда нельзя.

На первых порах у Диноэла на все происходящие изменения просто хватало юмора. Потом он пытался осторожно объяснять, что дом и работа – разные понятия. Черри соглашалась, но заложенная в ней когда-то все того же старинного образца закалка против любых внешних влияний плохо поддавалась Диноэловым увещеваниям. Времена поменялись. Возможно, в каких-то вопросах их семейной жизни, которых Дин попросту не замечал, у нее иссякло терпение. Возможно, круг новых знакомств, уводивший ее из дома, переставил акценты в ее миросозерцании. В любом случае Диноэлу все меньше нравилось терпеть чье-то командование еще и у себя на кухне.

Вмешалось и еще одно деликатное обстоятельство – на подходе к рубежу сорокалетия и без того не отягощенная излишним весом Черри начала стремительно усыхать. Бороздчатые морщины стали забираться в места, где им никак не положено быть. Для Диноэла, весьма и весьма чувствительного к эстетике постельной стороны отношений, это было серьезным ударом. «Давай тебя срочно откармливать», – сначала в шутку, а потом все серьезнее говорил он Черри. Но та полагала устройство их семейной жизни настолько несокрушимым, что на подобные мелочи просто не обращала внимания.

А зря.

Ко всему прочему, как раз в этот период Черри, видимо, чувствуя приближение поворотного возраста, отчаянно захотела ребенка. О проблемах Дина в этом вопросе ей было известно, но она предлагала рискнуть – теперь она верила в то, что ей все по плечу. Диноэл, хотя и не ждал ничего доброго от этой затеи, согласился на все эксперименты, помня, что вердикт научных светил все же оставил ему один шанс из ста тысяч. Черт его знает, а вдруг именно Черри…

Чуда, однако, не произошло, и Диноэл предложил поставить точку на этой истории и смириться с судьбой. Но несгибаемую Черри, переполненную свежей верой в себя, остановить было невозможно. Решение, как всегда, родилось мгновенно: «Не получилось с тобой – заведу без тебя».

Но тут уж Дин возроптал. Бог весть почему, но идея стать отцом неведомо кого вызвала у него решительный протест, и на сей раз, плюнув на дипломатию, он прямо это высказал.

Нулевой эффект. Холодильник, под завязку набитый впечатляющего вида медицинскими снадобьями для приведения Черри в состояние, необходимое для назначенной на ближайшее время ответственной миссии, без слов сказал Дину, что крайняя точка возврата пройдена. Мудрая поговорка не зря ставит впереди совет, а уж за ним – любовь. Где кончается совет, там очень быстро кончается и любовь – идиллия приказала долго жить. Не ведающая сантиментов интуиция повела его к самому незатейливому и действенному выходу.

Ни баснословно дорогая химия, ни череда мучительных операций к вожделенному результату не привели – организм Черри все с той же непоколебимой стойкостью противился материнству. Чадящие головешки отношений рассыпались, нынешняя рассудительность, которая, возможно, позволила бы благоразумно подольше потянуть ситуацию, Дина тогда еще не посетила, и вот в этом чаду началась новая эпоха: он впустил в свою жизнь ураган по имени Айрис.