— Дышишь воздухом?

Джеймс оглянулся. По пустому причалу к нему шёл Оуэн. Он надел куртку и прятал руки в карманах.

— Пытаюсь отвлечься, — ответил Джеймс.

— Я подумал, что надо пойти поискать тебя. Я закончил с тестами.

— Очень быстро.

— У меня сложилось впечатление, что ты не хочешь, чтобы я долго возился.

— Тогда давай. Сколько мне осталось, доктор?

Оуэн прислонился спиной к ограде.

— Ну, что касается того, что тебя больше всего беспокоило — ты не болен. Ты абсолютно здоров, не считая тех шишек и синяков, которые ты заработал на этой неделе.

— Вообще ничего? Даже никаких предположений нет?

— У тебя удивительно крепкое здоровье, приятель. Я провёл анализы, которые касались практически всех клинических состояний, какие только могли прийти мне в голову: болезни, инфекции, дегенеративные синдромы и так далее. Ты абсолютно здоровый человек. Здоровее меня, и меня это как-то не удивляет.

— Да? И никаких тёмных пятен на моей томограмме головы? Никаких скрытых поражений жизненно важных органов?

— Вообще ничего.

Джеймс повернулся и стал смотреть на море.

— Тогда ладно.

— Что до твоего второго вопроса, — сказал Оуэн, — мне не удалось найти ничего такого, что было бы… не на своём месте. Никаких инородных предметов. Никаких имплантов. Никаких скрытых технологий под кожей. Я на сто процентов уверен, что ты ни в коем случае не… как это лучше сказать? Не подвергался вторжению? Никто в тебя не проникал. И ничего не портил.

— Из-за тебя я теперь чувствую себя глупо, потому что спрашивал об этом. Разве это не реальная угроза при нашей работе?

Оуэн пожал плечами.

— Может быть. Но не забывай, что Хаб устроен так, чтобы отслеживать все подобные явления и сообщать нам, если вдруг что-то найдётся.

— Не имеет значения, насколько мы умны, — сказал Джеймс. — Мы не можем знать всё.

— В самом деле, раз уж мы об этом заговорили? — Оуэн надулся. — Слушай, я сделал свою работу. Честное слово, с тобой всё в порядке. И невозможно объяснить, как ты умудрился перепрыгнуть через семифутовую стену или толкнуть магазинную тележку на всю длину супермаркета.

Он немного подозрительно взглянул на Джеймса.

— Ладно, — добавил он.

— Что?

— С тобой всё нормально в физическом плане. Когнитивные анализы тоже были очень тщательными, но я не могу отрицать все психологические возможности.

— То есть, ты хочешь сказать, это у меня в голове?

Оуэн кивнул.

— Наша работа очень напряжённая. А на этой неделе стресса было чертовски много. Каждое событие, о котором ты мне рассказывал, было источником повышенного нпаряжения. Серийный G. Тот идиот, за которым ты гнался через всю Понтканну. В состоянии стресса сознание может вытворять странные вещи, Джеймс. После этого можно подумать: «Что это было, чёрт возьми?» Но это ничего и не было. Стресс играет шутки с восприятием и с памятью. И не забывай о том, что Амок подверг нас кое-какой ментальной… чертовщине. Одно это утомило нас и сделало уязвимыми для любых игр разума.

— То есть всё дело во мне?

Оуэн засмеялся.

— С тобой всё будет нормально. Отдохни, не работай в выходные, выпей бокальчик вина и займись любовью с красивой женщиной. Кстати, о женщинах, — добавил он и пошёл прочь, потому что с другой стороны возникла Гвен, направлявшаяся к Джеймсу.

— Спасибо, Оуэн, — крикнул Джеймс.

Оуэн только отмахнулся.

— За что спасибо? — спросила Гвен, оглянувшись через плечо на удаляющегося Оуэна.

— За то, что присмотрел за мной, — ответил Джеймс. — Он нормальный, в самом деле.

Она повернулась и стала разглядывать его лицо, словно изучая его.

— Что? — спросил Джеймс.

— Просто ищу место без синяков, чтобы поцеловать тебя.

Он указал на рот.

— Это подойдёт, — сказала она.

Они пошли по набережной, держась за руки.

— Джек сказал, что можно уходить, при условии, что наши телефоны будут включены, — сказала Гвен.

— УПЗС?

— Именно. Чем ты хочешь заняться?

Джеймс покачал головой.

— Ничем. Пойти домой, отдохнуть. Может быть, кино посмотреть.

— Ладно.

Они прошли ещё немного.

— Я подумала, что надо бы позвонить Рису, — сказала она.

— Да?

— Я думала, мы могли бы встретиться с ним. Может быть, завтра или в воскресенье. Поговорить наконец.

— Тот важный разговор?

— Да. Я и так уже давно его откладываю. Ты не против?

— Я не против, — ответил Джеймс.

Оуэн вернулся в Хаб и сел на своё рабочее место. Тошико, уходя, попрощалась.

Джек вышел из своего кабинета и спустился по бетонной лестнице к Оуэну.

— Что ты ему сказал? — спросил Джек.

Оуэн с мрачным видом обернулся.

— Я сказал ему правду.

— Всю?

— Я не говорил ему, что ты знаешь. И что ты уже сам начал что-то подозревать. Потому что тогда он подумал бы, что я всё разболтал, и больше никогда не стал бы мне доверять.

Джек сел на крутящийся стул Тошико и стал кататься туда-сюда, глядя на Оуэна.

— Он бы тебя простил, — сказал Джек. — Вскоре он бы понял, что ты не смог бы провести все эти тесты так, чтобы я не заметил, что ты работаешь сверхурочно.

Оуэн фыркнул.

— Ну же, Оуэн, ты всё равно должен был мне всё рассказать, — добавил Джек. — Это проблема с безопасностью.

— Нет, это было одолжение приятелю. Он был напуган. Я мог его успокоить. С ним всё в порядке. Он не болен, ему ничто не угрожает, и он никакой не чёртов инопланетный вторженец, способный изменять свой внешний вид.

Джек встал.

— Это проблема с безопасностью, как бы ты ни пытался это представить. Что-то происходит. Может быть, это просто стресс, может быть, какие-то психологические проблемы, о которых ты говоришь. А может быть, что-нибудь другое. Что-то, что мы не можем прочесть, или попробовать на вкус, или обнаружить во время сканирования.

— Мы говорим о Джеймсе, — сказал Оуэн.

— Так и есть.

— О нашем капитане Аналогии.

— Да. Именно поэтому я воспринимаю конец света всерьёз.

Оуэн принялся барабанить пальцами по краю стола.

— Просто скажи, — попросил он. — Просто скажи, если с ним что-то не так. Если с ним происходит что-то плохое. Тогда стоило ли нам позволять ему просто так уйти домой с Гвен?

— С Гвен всё будет хорошо.

— Мне казалось, ты говорил, что это проблема с безопасностью?

— Гвен — большая девочка, — сказал Джек. — Если что-то случится, она нам сообщит.

По вечерам в пятницу, с шести до половины девятого, всегда было много народу. Потом наступало затишье, а чуть позже открывались пабы.

Когда люди разошлись, Шизней попросила перерыв и сказала официанту Дилипу, что на пять минут сбегает наверх.

— Позови меня, если я понадоблюсь отцу, — сказала она. Её отец был занят на кухне — он раздавал по телефону указания и орал на водителей мопедов.

Она поднялась наверх с бутылкой лагера и запечатанными в фольгу контейнерами с салатом, рисом и пасандой из ягнёнка.

Её мать и тётушки сидели в гостиной и смотрели телевизор, громко беседуя. Они смеялись над ужимками ведущего викторины.

Она прокралась к комнате Камила и вошла внутрь.

Мистер Дайн лежал на кровати, там же, где она его оставила. Она поставила контейнеры с едой и бутылку и повернулась, чтобы посмотреть, можно ли его разбудить.

У окна, возле шкафа, стоял другой человек. Шизней не видела его, когда вошла в комнату. Он стоял так далеко в тени, что казалось, будто он сам состоит из теней.

Как только она взглянула на него, её охватил ужас, отвратительное, липкое ощущение страха и шока. Она вскрикнула и быстро попятилась, врезавшись в стойку с дисками Камила.

Человек из тени быстро шагнул в её сторону и протянул руку, словно хотел прикоснуться к ней или задушить. Его лицо абсолютно ничего не выражало — ни ярости, ни гнева, ни злобы; на нём не было ни тени похотливой улыбочки или жестокой ухмылки.