– Папочка! – защебетала она, заглядывая мне в глаза – Я так соскучилась! Ты уже выздоровел? Ты пришел в себя?
Ее лучистый взгляд не мог оставить меня равнодушным к ее переживаниям.
– Да, дорогая, мне уже лучше. – ответил я и протянул ей подснежник – Это для тебя.
Она взяла его в свои ручки в теплых варежках, понюхала цветок, и, радостно посмотрев на меня, бережно всунула его в кармашек пальтишка.
– Спасибо. – сказала она, кокетливо улыбаясь мне.
– Ты знаешь, как называется этот цветок? – спросил я.
– Нет. – простодушно ответила она – Скажи мне.
– Он называется подснежник. – объяснил я – Потому, что он прорастает из-под снега ранней весной, когда другие цветы еще не могут вырасти.
Девочка все время внимательно смотрела, не сводя с меня глаз. Когда я замолчал, она опустила глазки вниз и заглянула во второй кармашек своего пальтишка, оттянув его. Она засунула туда свою ручку и достала из него нечто, пушистое с одной стороны, и острое – с другой, и протянула его мне.
– Это тебе, папа. – сказала она.
Я засомневался, стоит ли мне брать ее подарок. Он был адресован ее отцу, а я не считал себя им. И абсолютно не помнил ее, хотя, признаться, у меня уже возникла нежная симпатия к ней. Но эти чувства ни коим образом не роднили нас и не могли заставить меня поверить в рассказы окружающих. Но девочка раскрыла ладошку, и в ней я увидел небольшой деревянный дротик, точно такой, которыми стреляли когда-то аборигены. На одном конце он был обработан лезвием и заострен, а на другом конце находились перышки для меткости выстрела.
– Что это? – удивленно спросил я у нее.
– Вчера сестра Люсия учила нас делать это из веточек, если вдруг нам понадобиться. Я не совсем поняла зачем. Но она сказала, что у меня хорошо получилось.
Я забрал его и крепко сжал в ладони. Первая мысль была сломать его и выбросить, но не на глазах у ребенка, так старательно работавшего над его созданием.
– Спасибо, малышка. – ответил я, стараясь улыбнуться как можно ласковее – Но тебе лучше вернуться к остальным.
– Хорошо! – ответила она и, поцеловав меня в щеку на прощание, ускакала к остальным детям. На полпути она остановилась – словно внезапно вросла в землю – и обернулась, живо замахав ручонкой на прощание. Я помахал ей в ответ и словил себя на странном ощущении в груди. Я улыбался искренне и весело.
В голове всплыло воспоминание. Оно было сперва как рассвет, нечеткое и далекое, но быстро стало набирать силу и четкость, и вспышкой заполонило мой разум.
Мы с Иеронимом шагали вокруг озера, обсуждая очередную дилемму. Голова начинала раскалываться от боли, которая червем прогрызала мой мозг.
– Папочка! – раздался звонкий детский голос, тонкий, словно лучи утреннего солнца, исполненный радости и жизни. Наш разговор прервался, что принесло мне несказанную радость, граничащую со счастьем.
– Лучик мой, я немного занят сейчас. – спокойно ответил Иероним стремительно несущейся к нам Анжели.
– Ну, папочка, ты обещал мне легенду! – надув губки, Анжели скорчила обиженную рожицу. Девочка остановилась напротив отца. Скрестив руки на груди, она всем своим видом дала понять, что не оставит его в покое, пока не получит желаемое. Я не стал скрывать смеха.
– Ты не против? – спросил у меня Иероним, – Она не сдастся, пока не получит желаемое.
– Нет. – отмахнулся я – Да и мне интересно будет послушать.
– Ладно, Лучик. О чем ты хочешь легенду? – обратился Иероним к дочери.
– О сотворении алатисов! – торжественно воскликнула девочка. На ее лице сияла гордость. «Я добилась своего!» – говорила ее улыбка. Анжели уселась на плечи к отцу, и Иероним начал рассказ.
– Сейчас мы бережем людей, но прежде, так давно, что уж не сказать наверняка, сколько тысяч лет прошло с тех пор, мы были хранителями Древних. Иными словами – стражами. Наделенные мудростью и даром провиденья, мы были еще и хранителями закона. Алатисы были судьями. В те времена был создан и наш кодекс чести.
Все началось еще задолго, до сотворения Древними одаренных. Древние создали сами себя из пыли, тел погасших звезд, горевших на первобытном небосводе, и эфира, возникшего на заре времен. Они обладали разумом и силой.
В те далекие времена была создана вся Вселенная.
Первые люди родились не от отца и матери, они отделились от деревьев, камней, животных, птиц и бескрайнего океана. Древние наблюдали за людьми, постигая смысл их существования, но люди тогда существовали бесцельно, словно они были лишены души и разума. Словно они были пусты внутри. И действительно – их сердца были пусты. У них был разум, было тело, даже сердце было в груди, но оно не билось.
Тогда Древние вложили в сердца первых людей крупицу собственного огня, горевшего в них самих. Тот Огонь был горяч, как ядро звезды, из которой Древние создали себя, и делал их сердца крепкими, как сталь, закаленная горячим пламенем. И сердца в груди людей забились. И люди, получив Искру, преобразились: их жизнь приобрела смысл, они научились чувствовать, думать, в конце концов – любить. Они научились создавать общины, возделывать земли, возводить города, приручать животных. И, конечно, поклонялись Древним, даровавшим им огонь в их сердцах.
Но Древние не смогли заменить своим Огнем камень, дерево или воду, давшие начало жизни людей, из которых они произошли. Наверно поэтому некоторые из них были очень холодны – как камень, или глупы – как дерево, были кровожадны, как волк или медведь, или прекрасно возделывали землю, поскольку чувствовали родство со всеми растениями, которые выращивали.
Люди объединялись в семьи, рождали детей, передавая им крупицы Огня. Их мир стал похож на этот – у одних было больше всяких благ, чем у других. Одни были счастливее, жизнерадостнее. Кто-то был трудолюбивее, усерднее или умнее, другие – менее. Тогда в головах вторых начали появляться коварные мысли, и они начали воровать, обманывать и даже убивать от зависти.
Голос Иеронима звучал монотонно и убаюкивал. Анжели замерла от удивления. Ее зеленые глазки увеличились до размеров небольшого райского яблока. Она зажала рот руками, чтобы не запищать от восторга. Иероним умолк, и Анжели чуть не закричала от внезапности.
– И как же получилось все исправить? – произнесла она.
– Древние тоже задались этим вопросом: как все исправить? – ответил Иероним, накаляя интригу. Он сделал весьма серьезное выражение на своем лице, но глаза выдавали его восторг. – Как думаешь, Лучик, что было дальше?
– Думаю… – девочка лукаво посмотрела на меня, блеснув глазками, затем перевела взгляд на отца. – Думаю, они создали алатисов, чтобы те контролировали порядок.
Ее гордости не было предела. Иероним улыбнулся и медленно кивнул.
– Да, так и было, но немного позднее. А сперва, Древние нашли людей, которые не были подвержены первобытным инстинктам и первородным порокам. Они действовали по уму и совести, вслушиваясь в те слова, что шептал им Огонь. Их сердце говорило им, как действовать правильно, хоть это и не всегда было выгодно. Древние долго и внимательно наблюдали за этими людьми, и в конце концов поняли, в чем дело. В сердцах тех людей уже горели не крупицы Огня, а, можно сказать, целые костры.
– Тогда Древние и решили сделать этих людей алатисами? – не выдержала Анжели. Иероним нахмурился, и крошка потупилась. – Прости, папа.
– Нельзя взять обезьяну и дав ей палку, назвать ее стражем порядка. Представляешь, что тогда будет твориться? – добавил я, улыбаясь Анжели чтобы подбодрить ее. Теперь Иероним строго взглянул на меня. Я сделал вид, что мне тоже стыдно, от того, что я перебил его рассказ.
– Так вот, Древние выбрали из этих людей самых сообразительных, ловких и способных. Их отличало, среди прочего, широкое виденье и сострадание. Древние нарекли их судьями, возложив на их плечи долг блюсти и защищать порядок. Их ум стал еще острее, глаза – внимательнее, руки – ловчее, а тело – крепче. Чтобы уберечь их от врагов, которые не заставили себя ждать появиться, Древние даровали им твердую кожу, которой не страшен никакой металл. А поскольку тот мир был намного больше, чтобы алатисы могли быть везде и сразу, им дали крылья и возможность летать. Алатисы приступили к выполнению возложенного долга, однако, сразу же попали в тупик: у людей просто не существовало никаких правил и законов, по которым они могли бы жить в мире и порядке.
