Жарков вдруг осекся, зачем-то схватил с полки увесистый том «Руководства для судебных следователей, чинов жандармерии и полиции» и принялся листать.
– Правда, присяжные все равно оправдали воришку… – спустя время пробормотал он с горечью. – Они просто не поверили, что по парафиновому отпечатку можно идентифицировать человека.
Захлопнув книгу, Жарков постучал пальцем по обложке.
– Вы знакомы с «Руководством» Ганса Гросса?
– Нет. Но в университете я прочел руководства фон Ягеманна, Рихтера и Циммермана.
– Что ж… Неплохо… Весьма неплохо… А русских?
– Квачевского, Владимирова, Трегубова.
– Неплохо, неплохо… Чувствую, из вас может выйти толк… Тут ведь никому невозможно вдолбить, что внимательный осмотр места происшествия – наиглавнейший этап в расследовании! Наиглавнейший! Ничего нельзя упускать! Вы помните, кто был осужден по делу об убийстве старика Карамазова?
– Вы имеете в виду роман Достоевского? – с некоторым удивлением уточнил Ардов.
– Да, да, именно его. Там, где Федору Павловичу проломили голову.
– По этому делу виновным был признан его сын Митя.
– Вот именно! Митя. Вот именно! – Жарков опять начинал закипать – как видно, столь резкие перепады были привычны для его натуры. – Уверяю вас, если бы следователь произвел тщательный осмотр места преступления, Митя был бы оправдан!
Не дождавшись обычного в этом месте возгласа «Не может быть!», Жарков тем не менее продолжил:
– Напомните, как Митя подходил к дому жертвы.
– Через сад.
– Вот именно! Перепрыгнул через забор. Что должно было остаться на его сапогах?
– Садовая грязь?
– Совершенно верно! Земля! Но если бы следователь взял на себя труд внимательно осмотреть дом старика, то никаких частиц почвы на месте преступления он бы не обнаружил! Их там попросту не было!
Жарков сделал паузу в ожидании реакции собеседника, но ее опять не последовало.
– Какой из этого следует вывод? – осведомился он.
Ардов молчал.
– Как минимум о невиновности Мити! – воскликнул Жарков. – Ведь очевидно же, что через калитку прошел кто-то другой.
Было заметно, что расследование, проведенное в романе c нарушением всех мыслимых процедур, давно и сильно волнует криминалиста. Словно осознав, что возбудился сверхдопустимой меры, Жарков усилием воли взял себя в руки.
– Видите, как важны детали, – резюмировал он, желая придать этому отступлению какой-то практический смысл. – Вот вы. Вы помните, как обнаружили тело?
Ардов, отвлекшись от своих мыслей, взглянул на Жаркова, потом прикрыл глаза.
– Я вышел из шляпного салона мадам Дефонтель… – медленно проговорил он. – Тело упало на пятно известки.
– Гашеная известь? – отозвался Жарков. – На пятне могли остаться отпечатки обуви. Не заметили?
Ардов непроизвольно сделал несколько судорожных вдохов и оказался опять над трупом перед витриной шляпного салона.
– Да, вы правы. На пятне виднелся след…
– Мужской или женский?
– Скорее мужской.
Ардов перевел взгляд на ноги столпившихся у трупа прохожих.
– Как же я сразу не увидел! – воскликнул он.
– Что? Что вы заметили?
Жаркова совершенно не смутило, что Ардов сидел на корточках в центре прозекторской, – он был полностью поглощен следственным экспериментом.
– Испачканные мелом ботинки были на одном из прохожих!
– А лицо? – едва не закричал Жарков. – Лицо разглядели?
Ардов встал и посмотрел куда-то за спину Жаркову. Тот невольно обернулся.
– Мешает городовой…
Жарков поспешно отступил, Ардов сделал шаг в сторону, желая что-то разглядеть за невидимой преградой.
– Он отвернулся. Отвернулся и ушел.
Жарков досадливо крякнул.
– Скажите хотя бы, как он был одет?
– Черный сюртук и котелок.
– Жаль, что не разглядели лица. С такими способностями могли бы составить сигналетический портрет преступника по методу Альфонса Бертильона.
Жарков указал на центральный портрет в композиции на стене. Ардов достал из жилетного кармана камею – изящную овальную брошку с вырезанным женским барельефом.
– И вот еще. Лежала рядом с трупом.
Хозяин прозекторской повертел украшение в руках.
– След мужской, камея – женская. Думаете, преступная парочка? Отдает водевилем, не находите?
Помолчав, он решительно протянул Ардову руку:
– Жарков Петр Палыч, никому не нужный здесь эксперт-криминалист…
Вместо рукопожатия Ардов резко отпрыгнул в сторону. Это выглядело странно. Жарков так и остался стоять с протянутой рукой.
– Простите. Лошадь… – смущенно пробормотал молодой человек.
– А-а-а, понимаю, – кивнул Жарков, словно ответ нисколько его не удивил – так обычно ведут себя с сумасшедшими. – Какой масти?
– Гнедая. Звезда с узкой проточиной, белые отметины на ногах по венчику. Правая передняя – в полбабки. Сорочий глаз.
Дав описание животного, Илья Алексеевич наконец пожал протянутую руку.
– Ардов Илья Алексеевич.
Жаркова осенила мысль:
– Погодите… Вы описывали лошадь, которую…
– Которую остановил городовой, – кивнул Ардов. – Извозчик был пьян, и если бы я не посторонился, был бы сбит вне всяких сомнений.
Жарков завороженно смотрел на молодого человека. Тот, кашлянув, направился к двери.
– Вы слыхали о Симониде? – остановил его криминалист.
– Я не люблю поэзию… Образы чаще всего нелепы…
– Он не только парфении писал.
Жарков подошел к Ардову и деликатно увлек его обратно к стене с портретами.
– Как-то Симонид был участником застолья, но ушел раньше. А в зале тем временем обвалился потолок, и все погибли. Для опознания пригласили Симонида, и вообразите – он точно указал имена обезображенных тел. Знаете как? Симонид в точности воспроизвел в памяти расположение гостей во время застолья! Этот способ называют «метод римской комнаты».
Жарков взял молодого человека за плечи и отвернул от стены.
– Не припомните, на каком месте висит портрет Хуана Вучетича?
Сделав невольный резкий вдох, Ардов пошевелил губами и произнес:
– Третий ряд пятое место.
– А Ганса Гросса? Лицо полноватое, прямоугольное, облысение седьмой стадии, нос картошкой, большие уши, седые моржовые усы, борода «островок».
Подумав, Жарков не удержался и добавил:
– Именно он предложил называть науку о раскрытии преступлений «криминалистикой».
– Второй ряд, третий справа.
Жарков удовлетворенно крякнул.
– Альфонс Бертильон?
Ардов прищурился, словно пытался прочесть мелкие подписи под портретами, хотя его взгляд был устремлен на пустую стену. Жарков опять дал описание:
– Лицо треугольное, волосы густые короткие, высокий лоб, нос прямой с горбинкой, уши прилегающие, борода «утиный хвост» с проседью.
– Вероятно, это ваш любимый криминалист? – улыбнулся Ардов. – Вы отвели ему самое почетное место.
Жарков кивнул:
– Создатель метода идентификации преступника по его антропометрическим данным.
– Первый ряд, третье место.
– Феноменально, Илья Алексеевич! Просто феноменально. У вас редкое свойство памяти – она ничего не теряет! Уверен, вы сможете достичь успехов в сыскном деле… Если, конечно, не будете пренебрегать основами криминалистики.
Про уникальные свойства своей памяти Ардов знал с детства. Правда, до семи лет он не подозревал, что в этом есть что-то исключительное, и был уверен, что другие воспринимают мир также. Способности его обнаружились случайно, когда он поправил отца, взявшегося под впечатлением от встречи с настоятелем Андреевского собора отцом Иоанном вычитать Великим постом всю псалтырь и однажды перескочившего через строчку. Илья возился рядом и во время чтения шестнадцатой кафизмы просто произнес вслух пропущенное:
– …утверждены в век века, сотворены во истине и правоте…
Сперва отец не обратил внимания и хотел было продолжить. Но вдруг остановился и обернулся к сыну:
– Что?
Илюша поднял взгляд и договорил окончание строки: