– Молодец, колдун! Мы сломали их строй, сейчас дожмем, отходи в тыл, там мои слуги твоих коней поймали, вооружайся, и давай за нами, – сказал телохранитель царевича, и его конь двинулся шагом в гущу битвы, прикрываемый бегунами и гипаспистами. Неарх ковылял в тыл, хромая на две ноги сразу, и увидел слуг Птолемея, державших коней, к ним сразу радостно прыжками побежал Терес, но шестопер не бросил, от чего эти люди не знавшие близко фракийца быстро ретировались, а этот новоявленный Геракл стал радостно гладить коней и кормить их сухариками. Элефтерион, видя кровь на боку и ноге хозяина, стал стаскивать с него доспехи. Что было всем потом забавно вспоминать, это то, как над ним особенно подсмеивался Гефестион, про то, что он остался в шлеме, но раздетым догола. И что шлем, без сомнения, у него очень красивый, и смотрели все вокруг именно на его шлем и ни на что больше. Слуга промыл его рану, к счастью совсем неглубокую, вином, и положил из сумы подорожник, и наложил тугую повязку из чистого холста. Тем временем битва, превратившаяся в резню, закончилась, сорок шесть раненых перераненных фиванских бойцов взяли в плен, и Александр сейчас с ними мучился, стараясь что бы они не умерли, он ведь обожал все редкое, а двести пятьдесят четыре убитых бойца лежали на поле, и царевич приказал пленным беотийцам копать им могилу. Александр послал за Неархом, и одевшись в запасной хитон критянин с слугами заковылял под навес, где священнодействовал Александр. Слава о искусстве царевича разнеслась по всей армии, и солдаты считали, то если их коснется Александр,они не умрут от ран. Перевязав фиванцев, царевич обратился к ним:

– Мы были врагами, все кончено, убивать вас я не хочу, а вас самое малое все равно изгонят из города, это самый лучший исход для вас. Могу вам с семьями предложить Александрополь для изгнания . Ваши слуги привезут туда ваши семьи позже.

Фиванцы долго думали и согласились, и царевич приказал Неарху отправить Тереса с ранеными в Александрополь, слуги горожан через два дня пришли с повозками, в которых были семьи израненых, и они двинулись во Фракию. И самое интересное, что все, кого лечил молодой Аргеад, не умерли.

Попозже Александр пришел к раненым македонянам, помогал ему Неарх. Юноша работал, как простой лекарь не чураясь крови, облегчая страдания людей. Неарх видел, что Александр страшно устал, его и без того очень светлое лицо, никогда не загоравшее, посерело от чужой боли и страха. Неарх тогда услышал первый раз, как царевич заговаривается, шепчется как будто сам с собой: "Перетянуть, но не перетягивать … Стянуть кожу внакладку и склеить пластырем и затянуть…"

Курет увидел тяжело раненого, в промокшем от крови насквозь хитоне , с закрытыми глазами, и позвал Александра.

– Я не Элисия, курет, я не воскрешаю мертвых и не сражаюсь с Танатом, – сказал он не своим, глухим голосом. – Смирись, Неарх,он уже мертв, – сказал он же, привычным тоном, и похлопал критянина по плечу. – Давай тебя посмотрю, мало ли что, ты тоже ранен, всех я осмотрел, один ты остался.

Неарх не стал спорить, и снял хитон, а ученик Аристотеля споро размотал повязку, осмотрел холстину на ране, споро протер ее, вдруг схватил края ранки, чуть потянул, наложив края разрезанной кожи друг на друга внахлест и закрепил клеем и туго забинтовал.

– Потом спасибо скажешь, и жене понравится, – сказал он усмехнувшись, – И ты храбро сражался, становишься настоящим наездником. Пошли, надо помыться и поесть.

Выходивших из шатра этеров радостно приветствовали простые воины,

– Спасибо, Александр, теперь точно наши друзья выживут, они не умрут! Александр наш царь, Филипп наш полководец – кричали воины, и Неарх тут был слегка напуган, а Александр счастливо улыбался,принимая благодарности бывалых вояк, покрытых шрамами, с простым оружием в руках , добывших Македонии и эту победу.

А в отдельную кучу сложили оружие Священного отряда , запретив его трогать именем царевича. Погибло в бою десять катафрактов, двадцать бегунов и тридцать пять гипаспистов, а на фланге Филиппа восемьсот пятьдесят легковооруженных. Битва была закончена.

Легковооруженные стали ходить по полю, собирая оружие и ценные вещи, но Филипп запретил снимать одежду с мертвых врагов, хотя обычно мертвых обирали донага. Царь собирался взять выкуп за мертвых фиванцев, афинянам сразу сообщил, что выкупа за возвращение тел он с них не возьмет и за пленных тоже, расплатой будет подписание обязательного союза. К фиванцам были более жесткие требования – в Кадмее должен быть македонский гарнизон, и содержится он на средства города, а также должны быть восстановлены Платеи и Орхомен.

Филипп решил объехать поле боя с командирами, когда мертвых еще собирали с этого скорбного места. Царь внимательно осмотрел те места, где погибло более воинов, и не было на его лице радости. Воины уже заканчивали хоронить македонян и их союзников, а пленные фиванцы под караулом македонцев хоронили своих, Священный отряд предали земле отдельно от других.

Тут же, рядом с полем, он приказал разбить навес, и расставить кресла для командиров войска, пажи принесли столы со снедью и винами, послали и за Александром. Приглашенные стали съезжаться к Филиппу, он лично встречал каждому и благодарил, и усаживал, и пажи тут же наливали вина гостю.

– За Филиппа, победителя! – закричали бывалые вояки, сподвижники царя, – За победу над Афинами и Фивами, тут же провозгласили командиры войска,

– Не власти я ищу , а единства Эллады, – ответил соратникам их предводитель, и не хотел пролитой крови.

– Что же теперь, стыдится победы, – заметил Аттал.

– Я принесу жертву по старому обычаю, я искуплю пролитую кровь, – сказал царь, и приказал принести себе меховой плащ пастуха, посох и позвать флейтистов. Когда принесли требуемое, он разделся донага, надел меховой плащ, взял посох и босиком пошел на поле, где не было мертвых.

– Играйте Пирриху, воины, – приказал Филипп, и под бешенный ритм инструментов стал двигаться в такт музыке, принося танцем жертву богам, снимая с воинов груз пролитой крови и принимая на себя ее тяжесть, этот танец исполнялся очень редко, этот танец очищения скверны.

Рядом с шатром македонян, на расстоянии в стадий, воины кормили пленных афинян, и один из них заметил сакральный танец Филиппа,

– От крови македонцы с ума сошли, – презрительно сказал один.

– Чего ожидать от варваров, – сказал другой, вдумчиво доедая македонскую похлебку с свежайшей лепешкой.

Услышавший это конвоир замахнулся на них древком копья, но лохаг остановил воина.

– Афинянам чужда любая благодарность, – с иронией сказал лохаг, проходя мимо пленных.

В плен были захвачены две тысячи афинян, и уже прибыли послы из Города, с предложением выкупа. Они встретились вскоре после пирушки македонян. Вестовые доложили царю о посольстве, он встречал вестников мира на красивом кресле.

– Здравствуй, Филипп, ты отпускаешь пленных домой, но твои фракийцы забрали у них плащи, и им будет холодно добираться домой, ночами многие могут замерзнуть, – обратился к царю афинянин.

– Вне всякого сомнения так будет справедливо, – ответил Филипп широко улыбаясь, он счел это забавным. Афиняне уходили пешком, с дареными плащами и одеялами, а мертвых афинян складывали на повозки, и набрался целый караван, а возчиками были слуги афинян, захваченные в битве. Царь думал некоторое время, кого послать гонцом скорби, и решил, что лучше всего подойдет царевич. Как раз, еще все не разошлись после пира, и он обратился к сыну:

– Александр, отвези тела в Афины, миссия не из приятных, но тебе будут благодарны, и побываешь в этом великом городе, – вздохнул его отец.

– А ты, царь ,-спросил царевич ,-ты мог бы поехать со мной.

– Если я войду в город, они подумают, что я их завоевал, а я хочу что бы они меня пригласили, – сказал Филипп тоном и выражением отвергнутого прекрасной девушкой неудачливого воздыхателя, – прекраснейший город Эллады! А некоторые союзники просили, что бы я его разрушил..