– Заходи, она ждёт.

Сердце Вальдира колотилось, как бешенное. Перед глазами всё плыло, а в груди замирало. Он плохо соображал, открывая дверь и входя внутрь комнаты. Там было темно. Почти темно. На окне горела одинокая свеча.

– Ты пришёл? Я так тебя ждала, – на фоне свечи возник облик девы с длинными распущенными волосами. Через тонкую ткань ночного платья просвечивало её стройное тело: – Иди ко мне, – её горячий шёпот заставил сердце Вальдира биться ещё чаще. Значительно чаще.

Он сделал шаг навстречу девушки и уже хотел заключить её в своих страстных объятиях, но в последний момент, слабый свет отразил цвет её волос. Они были рыжими.

Херсир сделал шаг назад, пытаясь осмыслить происходящее и рассмотреть обладательницу рыжих волос со стороны:

– Кто ты?

– Кто я? Я фея любви, богиня ночи. Та, кто тебя хочет и желает. Ты узнаешь, что такое наслаждение. Иди ко мне!

Облако из рыжих волос обволокло херсира. Её руки обвили его шею, а лёгкий стан девушки плотно прижался к его телу. Губы страсти искали его губы. Вальдиру стоило усилий, чтобы разжать её объятия и вырваться на волю.

– Нет, ты не Ода!

– Ода? – Тора грубо засмеялась. – Так вот в чём дело!? Дочь конунга между нами встала. А она об этом знает?

– Это не твоё дело.

Херсир развернулся и собрался уйти.

– Постой! Не уходи. Выслушай, что я тебе сейчас о твоей возлюбленной скажу.

Вальдир замер и повернулся:

– Говори. Но очень быстро. Мне некогда.

– Да, уж, любовник ты не складный. Впервые мне мужчина отказал. Обида разрывает грудь. Из-за любви к Оде ты меня не хочешь, но знай, что её сердце занято другим.

– Мне назло ты лжёшь.

– Нет, не лгу. Я точно знаю, моего брата она любит.

– И кто твой брат?

– Хрёрек. Сегодня страстно она за него болела, когда ты в поединке брата победил.

– Это ложь.

– Подумай сам, кто после его проигрыша так мог расстроиться, что ушел с турнира. Теперь я понимаю, зачем к нашей трибуне с призом в руках ты подбегал. В знак любви хотел его ты Оде подарить?

– Допустим, что с того?

– Но разве там она была? Её место пустым было. После поражения Хрёрека она сразу же ушла. Впрочем, о любви к моему брату она мне прямо говорила.

– Это ничего не меняет. По крайней мере, для тебя. Я ухожу.

– Как? Разве ты не хочешь умерить жажду мести, перебив её огнём моей любви и страсти? Разве ты не мужчина?

– Я мужчина и потому я ухожу.

– Упрямец, лёжа в постели с братом, она над твоей верностью будет просто хохотать. Верность женщине, которая тебе ничего не обещала – это разве не смешно?

– Я ухожу.

– Что ж, уходи, но оглянись назад прямо сейчас.

Он оглянулся и увидел, как легко и просто, тонкая ткань соскользнула вниз, открыв удивительно красивую грудь и белое тело девушки. Вальдир только укоризненно покачал головой, резко развернулся и вышел из комнаты

Рёвом трибун встретил народ схождение первой пары всадников, заставивших своих коней скакать галопом, затем ускорив их посредством шпор до сумасшедшего карьера. Блестя на ярком солнце шлемом и бронёй, прикрывшись щитами, они мчались навстречу друг другу с пиками наперевес. Болельщики на миг затихли: удар, осколки копий и щитов взмыли в небо, и один из всадников, рухнув вниз, поднял с земли столб пыли. Возгласы победы тысяч голосов слились в один, распугав окрестных птиц, взлетевших посмотреть, что же там, у людей случилось. Словно эхо гуляло над ристалищем одно простое имя: «Росомаха!» Он снова победил!

Хельги смотрел за схваткой со стороны, его пара была четвёртой. Он процедил сквозь зубы:

– И почему он на коне?

И только на трибуне конунга стояла тишина. Здесь не было восторгов по поводу побед какого-то берсерка. Только Тора, медленно качая головой, шептала: «И всё же он герой! Жаль, что не мой».

Адель, не спавшая всю ночь из-за своих сердечных мук, в это время только пришла и торопливо села рядом с Торой:

– Ну что там? Кто победил?

– Берсерк в кожаных штанах из росомахи.

– Кого?

– Какая разница?

– Твой брат ещё не выступал?

– Нет. Он в четвёртой паре. Вон он, на гнедом коне сидит.

– Это Хельги. Я о Хрёреке спросила.

– Хрёрек не будет выступать. Он снялся.

– Снялся? Почему? Он ранен? Заболел?

– Он ранен в сердце.

Ода даже вскочила, но Тора успокоила её, потянув вниз за рукав:

– Сядь, что ты скачешь? И успокойся. Рана не смертельна. От подобной раны впоследствии бывают только дети. Он влюблён.

Ода всё поняла, но всё-таки спросила:

– И в кого же он влюблён?

Тора улыбнулась, ей нравился этот разговор. После вчерашней встречи с Вальдиром ей хотелось сделать больно Оде. Она ещё не понимала, что такое ревность, приняв её за жажду мести.

– В кого? – Тора растягивала удовольствие. – Ты сама не знаешь?

Дочь конунга тоже продолжала играть выбранную роль простушки:

– Нет. Откуда?

– Он влюблён в твою лучшую подругу. В Сольвейг. И она в него.

Ода постаралась скрыть эмоции, но юный возраст кожи её выдал с головой.

– Как ты побледнела. Ода, скажи мне, если можешь. У меня два брата. Хельги по всем параметрам на голову выше, чем второй. Красавец писаный, воин славный, мужчина видный, ярл от бога. Почему, одно я не пойму, вы обе за Хрёрека так ухватились? Чем он вас прельстил?

Ода хотела промолчать, но всё-таки ответила:

– Не скажу за Сольвейг, но Хрёрек – мой жених, назначенный судьбой. Как можно объяснить любовь? Это рок судьбы, веление бога.

– Ты так думаешь? А что сердце говорит?

– Сердце? Сердце разуму подчинено. А разум шепчет мне одно: Хрёрек – мой суженый. Он мне судьбой назначен.

– Вот даже как? Однако. Сама никого я не любила сердцем, но мне тебя жалко. Ты слишком полагаешься на рок судьбы. Откуда, кстати, эти заблуждения? Тебе о Хрёреке кто-то предсказал?

– Да. Колдунья старая мне нагадала на него. И предсказала, что Хрёрек моим мужем станет. Я знаю, это так и будет.

Тора загадочным взглядом осмотрела дочь конунга с ног до головы, но ничего не сказала. В это время на ристалище сошлась новая пара. Но её она мало интересовала. Она поискала глазами Вальдира.

Он стоял возле лошади и что-то говорил своему странному слуге в красивом камзоле.

Вальдир потрепал коня по загривку:

– Хороший конь. Восьминогий мой Слейпнир². Этим именем теперь всегда звать я тебя буду.

Барри похлопал лошадь по крупу:

– И что я говорил? Он стар, но опытен.

– Да, хорошего воина руки эту лошадь обучали. Не тормозил и мчался он по заданному курсу, не дрогнув даже во время удара копий. Не конь, а подарок ветреной судьбы.

Монах грустно вздохнул:

– Жалко только, что я тебя перехвалил и все на тебя ставят.

– Хорошо, что так.

– Хорошо, то хорошо. Но у меня великая идея. Если ты согласишься, то мы будем сказочно богаты, как король гномов. Тех, что сундуки с золотом в его подземном царстве стерегут.

– Что ты предлагаешь?

– Я предлагаю нам разбогатеть, – глазки монаха стали хитрыми и масляными от предвкушения исполнения своих планов. – Когда на тебя поставит девять человек из каждых десяти, я тебе скажу, и ты сразу проиграешь.

– Как это? Зачем?

– Я против тебя поставлю, тогда немалый куш мы огребём. На каждую монету по девять призовых.

– Это же нечестно!

– Честь и золото – всегда несовместимы. Решайся, сир! У нас будет большой дом, конюшня, лучшая броня и множество рабов. Да и рабынь сразу станет вдоволь. Чем не жизнь?

– Ещё раз осмелишься мне такое предложить, я сам сдам тебя в рабство куда-нибудь на каменоломню.

– Всё понял, сир. Считайте так: я не говорил, а вы не слышали. Моё вам уважение. Это была проверка.

Барри сделал глубокий поклон практически до самой земли. Что-что, а кланяться монахи умеют лучше всех.