Д-р Мортимер снова свернул газету и засунул её обратно в карман.

– Таковы факты, которые стали достоянием гласности, мистер Холмс, в связи со смертью сэра Чарльза Баскервилля.

– Я должен поблагодарить вас, – сказал Шерлок Холмс, – за то, что вы поведали о фактах, которые, несомненно, представляют некоторый интерес. Я кое-что читал в газетах об этом случае, но я был чрезвычайно занят одним маленьким казусом, который известен как дело о Ватиканской камее, и так как я был занят делами папы Римского, то вынужден был пропустить несколько интересных случаев здесь, в Англии. Эта статья, если я вас правильно понял, содержит общеизвестные факты?

– Общеизвестные.

– Тогда расскажите мне о том, что не известно широкой публике, – Холмс откинулся назад, сложил вместе кончики пальцев, и на его лице появилось выражение бесстрастного судии.

– Что ж, для этого, – сказал д-р Мортимер, который начал выказывать признаки сильного волнения, – мне придётся рассказать вам то, что я ещё никому не рассказывал. Я ничего не сообщил об этом следователю, поскольку человек науки не должен опускаться до такого уровня, чтобы поддерживать в народе различные суеверия. Я исхожу из того, что Баскервилль-Холл, как правильно пишут в этой газете, может действительно остаться необитаемым, поскольку некоторые события, объективно говоря, сделали кое-что для того, чтобы усилить его и без того достаточно жуткую репутацию. По этим двум причинам я подумал, что имею право говорить значительно меньше, чем я знаю, поскольку никакой практической пользы из этого всё равно не вышло бы, но в разговоре с вами у меня нет причин быть недостаточно откровенным.

Наша пустошь являет собой малонаселённые места, следовательно, соседям приходится держаться друг за друга и поддерживать хорошие отношения между собой. Поэтому я часто виделся с сэром Чарльзом Баскервиллем. Исключая мистера Фрэнкленда из Лефтер-Холла и натуралиста мистера Стэплтона, у нас на много миль вокруг нет ни одного образованного человека. Сэр Чарльз был человеком, склонным к уединению, но его болезнь давала нам поводы для частого общения, и наши общие интересы в науке помогали этому. Из Южной Африки он привёз много научных сведений, и мы провели много восхитительных вечеров, обсуждая сравнительную анатомию бушменов и готтентотов.

На исходе последних нескольких месяцев мне стало совершенно очевидно, что нервная система сэра Чарльза была на пределе и находилась на грани срыва. Он принимал чрезвычайно близко к сердцу ту легенду, которую я прочитал вам – настолько близко, что, хотя он и был не прочь прогуляться по своим владениям, ничто не могло заставить его выйти на пустошь ночью. Вам может показаться невероятным, мистер Холмс, но сэр Чарльз был на самом деле убеждён в том, что ужасный рок тяготел над его родом, и, несомненно, старинная легенда, которая записана в манускрипте, который достался ему в наследство от предков, никоим образом не могла исправить ситуации. Им овладело ощущение присутствия в наших местах чего-то жуткого, и он несколько раз спрашивал меня, не видел ли я во время ночных вызовов к больным какого-либо странного создания или не слышал ли я собачьего лая. Последний вопрос он задавал мне несколько раз, и всегда голос его при этом дрожал от волнения.

Я хорошо помню один прискорбный случай, который произошёл, когда я ехал к сэру Чарльзу вечером домой, примерно за три недели до его кончины. Это произошло у двери, ведущей в холл. Я вылез из моего шарабана ²² и стоял прямо перед сэром Чарльзом, как вдруг я увидел, что его взгляд непроизвольно скользнул поверх моего плеча и замер, его глаза с выражением неподдельного ужаса застыли на чём-то, что находилось у меня за спиной. Я моментально обернулся, и в то же мгновение увидел быстро промелькнувшее какое-то существо, которое я принял за большого телёнка чёрного цвета, пересекавшего дорогу вдали от нас. Сэр Чарльз был так возбуждён и встревожен, что мне пришлось сходить туда, где мы заметили это животное, и всё внимательно там осмотреть. Животное исчезло, тем не менее, этот инцидент оказал очень плохое влияние на рассудок сэра Чарльза. Я провёл у него весь вечер, и тут мне представился случай узнать, отчего он так прореагировал на это событие, потому что именно тогда сэр Чарльз мне доверил на хранение тот документ, который я вам прочитал. Я упоминаю об этом небольшом эпизоде, поскольку он приобретает некоторое значение в свете той трагедии, которая произошла вслед за этим, но тогда я был убеждён, что вся описанная в старинном документе история совершенно тривиальна, и что для страхов не было никакого повода.

Это по моему совету сэр Чарльз собирался поехать в Лондон. У него было, как я установил, больное сердце, и жизнь в атмосфере постоянной тревоги – не важно, обоснованной или нет – могла серьёзно отразиться на его здоровье. Я думал, что несколько месяцев в городской атмосфере смогут несколько развеять сэра Чарльза, и он вернётся домой другим человеком. Мистер Стэплтон, который дружил с сэром Чарльзом, был того же мнения. Но в самый последний момент произошла эта ужасная катастрофа.

В ночь смерти сэра Чарльза дворецкий Бэрримор, который обнаружил тело, послал грума ²³ Перкинса верхом ко мне, а поскольку я поздно лёг спать, то мне удалось прибыть в Баскервилль-Холл в течение часа с момента происшествия. Я проверил и подтвердил все факты, которые были упомянуты в заключении, которое было сделано. Я прошёл по следам, которые вели в тисовую аллею, я осмотрел место возле калитки, которая выходит на пустошь, где стоял сэр Чарльз, я видел, как изменились следы, когда он вернулся назад, я отметил, что на мягком гравии не осталось других следов, кроме следов Бэрримора, и, наконец, я тщательно осмотрел тело сэра Чарльза, которое не трогали до моего приезда. Сэр Чарльз лежал ничком на земле, раскинув руки, пальцы его вцепились в землю, а на лице застыло такое выражение ужаса, его черты были искажены до того, что при других обстоятельствах я с трудом бы смог узнать сэра Чарльза. Но было несомненно одно: на теле не было никаких физических повреждений. Но Бэрримор сделал следствию одно неверное заявление. Он сказал, что около тела не было никаких посторонних следов. Он просто не всё осмотрел. Но я-то осмотрел всё место происшествия, и я нашёл отпечатки – да, на некотором расстоянии от тела, но свежие и отчётливые.

– Это были следы?

– Да, это были следы.

– Мужские или женские?

Доктор Мортимер как-то странно посмотрел на нас одну секунду, и его голос понизился почти до шёпота, когда он ответил:

– Мистер Холмс, это были следы лап огромной собаки!

Глава 3. Загадка

Признаюсь, при этих словах меня охватила дрожь. Голос доктора вибрировал, показывая, что он тоже был глубоко взволнован той историей, которую только что рассказал нам. Холмс возбужденно нагнулся вперёд, и в его глазах появился жёсткий, сухой блеск, который всегда появлялся в тех случаях, когда он бывал сильно заинтересован чем-либо.

– Вы сами их видели?

– Так же ясно, как вижу вас.

– И вы никому об этом не сказали?

– А какой в этом был смысл?

– Почему же никто, кроме вас, их не заметил?

– Следы были на расстоянии двадцати ярдов ²⁴ от тела сэра Чарльза, и никто не задумывался над фактом их появления. Не могу утверждать, что я бы сам обратил на них внимание в том случае, если бы не был знаком с этим старинным документом.

– У пастухов на пустоши, конечно, много собак?

– Я не сомневаюсь в том, что это не были следы овчарки.

– Вы говорите, следы были очень большими?

– Огромными.

– Но они не приближались к телу?

– Нет.

– Какая погода была той ночью?

– Влажная и сырая.

– Но дождя, всё-таки, не было?

– Нет.