- На самодура.
Степан глубоко вздохнул пару раз, но успокоился.
- Проха, забери товар.
Откуда-то из-за угла выскочил Проха, выхватил табуреты и быстро скрылся в амбаре.
- Ты куда их понес, дурачье? - снова заорал Степан. Что-то с ним сегодня не то, может, Марья с утра голову прополоскала.
Несчастный батрак, не поднимая взора, выскочил из амбара и, словно припаренный, влетел в избу.
- Это... тут до тебя как-то руки не дошли, - увидев мое недовольное лицо, он быстро добавил, - Проха к вечеру занесет все, о чем мы договорились.
Смирение купца вполне понятно, невыполнение договора, пусть и такого незначительного для него, это удар по купеческой чести.
- Вечером так вечером, мне не к спеху, - не стал я дразнить медведя, - пойду, дела.
Не успел я дойти до калитки, как Степан меня окликнул.
- Михайло, погодь, прогуляешься со мной до подвала.
- Это еще с какой такой радости? - я опешил от непонятной просьбы.
- А ну да, ты же до конца вчера не высидел, ушел, - ага, прям-таки сам и ушел, без ваших проводов. Но вслух говорить не стал, ссориться из-за пустяков с купцом мне не с руки.
- Так вот, мы порешили, что нужно провести беседу с вурдалаком да попытаться разузнать, что да как, - Степан поднял руку, предотвращая моё вполне уместное возражение, - больше-то некому. Кузьма с Митрохой в болото пошли... Кх... Проху выгуливать...
Купец подошел вплотную, заговорчески продолжил, поглядывая по сторонам, ни к чему батракам да домашним знать о проблемах села.
- С Феакула, сам понимаешь, помощи никакой, ну а Евсей... вообще в этих делах не волочет да и стар уже.
Ну да, больше вариантов не прослеживается, я тяжело вздохнул в знак согласия. Степан тут же приободрился, похоже, не ждал столь быстрого согласия, и тоном заправского воеводы проговорил.
- Жди здесь, я скоро.
Ну вот, началось, не было напасти - на тебе здрасте. Теперь от этого ни за что не отвяжешься, лишь бы не возомнил, будто я, как его батраки, по веревочке ходить буду. Ничего, если начнет, обломаем, опыт-то есть.
Как и обещал, торгаш вернулся быстро, одетый, словно к князю на поклон собрался. Белая расшитая рубаха, поверх тулуп из хорошо выделанной кожи, штаны заправлены в мягкие сапоги красного цвета. На макушку сдвинута шапка из какого-то пушного зверька, хорош, красавец писаный.
- Ты куда так вырядился?
- Не твое дело, - словно на пацана гаркнул купец.
Ща я тебе гонор-то подрежу.
- Не мое так не мое, пойду я, дела у меня, - одной рукой приоткрыл калитку, заорал, - расходись, честной народ, петух куриц топтать идет. Быстрее, быстрее, он под ноги смотреть непривычен, быстро в грязь втопчет...
Степан схватил меня за шиворот, резко втащил во двор.
- Ой, честной народ, погибаю, не успел я спастись, пока вас оповещал... - купечья шапка закрыла мое лицо, топя слова в себе.
- Ты что, охальник, делаешь? - чего больше в голосе Степана, злости аль страха, я не разобрал.
Оно-то понятно, народ завсегда клички приклеивать норовит, да такие, что вовек не отмоешься. А прозвище "петух" для купца по меньшей мере неприлично. Я так и слышу: "Ты у кого зерно брал? Да у Петуха заречного". Хе-хе, вот потеха будет, если прилипнет.
Я замолчал, но Степка шапку убирать не спешил, после моего вялого сопротивления он таки освободил мне рот.
- Ты что, охальник, делаешь-то, смерти моей захотел, - сейчас важный купец более походил на торгаша, пойманного на грязной сделке.
- А ты впредь думай, когда на односельчан свой гонор примеряешь.
Степка помялся с ноги на ногу, покусывая ус.
- Я сейчас, - утопал в дом.
Вернулся еще быстрее, чем в первый раз.
Не успели мы сделать и десятка шагов по раскисшей дороге, как из ближайшего забора донеслось:
- А где петух-то, Михайло?
- Да убег он, - я покосился на торгаша, - и, как мне думается, больше не вернется.
За деревянной оградой послышался вздох разочарования, затем малопонятное бурчание.
Дальнейший путь прошел без всяких злоключений в полном молчании и погружении в свои мысли.
Ненавистный подвал находился на пустыре, нет, село не обладало лишней землей, а скорей наоборот, все теснились. Но пустырь все-таки был, а причина тому проста. Там раньше стояла хата погорельца Ефрема, сгоревшая при первом моем появлении в селе. Понятно дело, сразу отстроили новую, не прошло и года, как и её постигла та же участь, и так каждый раз, изба года не стояла, чтобы не сгореть. Даже молитвы батюшки с освящением проклятого места ничуть не помогли. Хаты, все едино, горели по разным нелепым причинам. Даже когда через лет двадцать дед Степана додумался построить сарай, ничего не поменялось, сгорел он так же быстро, как и избы. С тех пор никто более и не строился на пустыре, вот подвал вырыли для охлаждения сильно горячих мужиков, гореть там нечему вот и стоит.
Около погреба, переминаясь с ноги на ногу, стоял Феакул, время от времени дергая поскубанную бороду. По всей видимости, зайти ему хотелось неимоверно сильно, но вот от чего-то боязно. Стоит уже времечко, землю втрамбовал аки дорогу до города. Увидев нас, каменщик с облегчением выдохнул и невнятно пробубнил, что-то вроде "будьте здоровы". Я кивнул в ответ, а Степан молча ухватился за ручку двери.
