- Кто ты? – сипло проговорил Бьякуя. Юноша моргнул несколько раз, не понимая вопроса. Потом эмоционально хлопнул себя по лбу.

- Вот дурак, я же не представился! Прости, пожалуйста! – он сделал шаг назад, вежливо поклонился. Поднял на капитана мерцающие глаза и четко выговорил: - Я – Такеши Соуджин, сын Такеши Хисаны и… Кучики Бьякуи.

И выложил на стол мамин цветок-канзаши. Все равно других доказательств у него не было.

***

Солнечный луч, отразившись от хрустальной бусины, рассыпался на сотни и тысячи ярких бликов, плеснул в глаза ослепительным светом. Бьякуя зажмурился. Но не от вспышки – от осознания того, что увидел. Что услышал. Сердце, больно и гулко стучавшее где-то в ушах, ухнуло в желудок. В горле застрял ком, руки похолодели. Этого. Не может. Быть.

Каша в голове булькала и пузырилась, не желая становиться чем-нибудь удобоваримым. Хисана… предательство… боль… Хисана… мальчишка… точная копия с фиалковыми глазами… бусина… мальчишка… Хисана… любовь всей его жизни… бусина… мальчик…

- Па-ап? – вклинился в эту мешанину образов чей-то взволнованный голос.

Бьякуя открыл глаза, чтобы увидеть перед собой размытое пятно. Пятно шевелилось и, кажется, приближалось. А еще говорило неуверенным голосом:

- Пап, ну ты чего? Нет, я понимаю, конечно, что все это несколько неожиданно, и я не собирался вот так падать тебе на голову, но тут такое дело… Понимаешь, дядья, разумеется, что-нибудь придумают, но из всей нашей родни у тебя единственного могут быть связи в Совете 46-ти. Ты не думай, я бы никогда не стал просить, но они ведь хотят убить тетю Рукию! Совсем убить! Насмерть!

Пришлось с силой смежить веки и потрясти головой, чтобы бесформенное пятно перед глазами стало юным студентом с очень встревоженным выражением на лице. Паренек стоял совсем рядом – Бьякуя чувствовал тепло, исходящее от его тела. Узкая ладонь с длинными тонкими пальцами легла ему на лоб.

- Хочешь водички? – заботливо спросил обладатель этой ладони. И исчез где-то в стороне. Через пару мгновений губ коснулось холодное стекло стакана. Даже странно, что посудинка не треснула под давлением реацу этого шинигами.

Бьякуя ощутил жуткую сухость во рту. Перехватил стакан дрожащей рукой, сделал несколько глотков. В голове прояснилось. Он осторожно прикоснулся к кривоватому лепестку – тому самому, который не очень получился у Хисаны, когда она делала это украшение. Глаза заволокло мутью, горло сдавливало, и чтобы не опозориться перед этим мальчиком, Бьякуя молчал, осторожно поглаживая кончиком указательного пальца шелковые лепестки.

Сомнений быть не могло. Конечно, это невозможно, но вот же – есть! Есть юноша, словно сошедший с портрета самого Бьякуи, скопировавший его реацу, носящий имя его отца, в движениях и мимике которого только слепой и глухой не найдет сходства с рокубантай-тайчо в переходном возрасте. Есть этот цветок – последнее воспоминание о потерянной любви и горькой боли. Мальчик с фиалковыми глазами Хисаны пришел просить за девушку по имени Рукия, чье имя ушедшая возлюбленная бормотала во сне много лет назад, вызывая у Бьякуи недоумение и отголоски ревности.

Теперь части мозаики становились на свои места: если Рукия – тетя этого юноши, значит, Хисане она приходится сестрой, и та искала ее упорно и долго, а молодому аристократу, ослепленному своей любовью, не пришло в голову спросить, зачем его нареченная все время возвращается в руконгайские трущобы. Видимо, кто-то другой, добрее и умнее, помог девушке найти сестру. И Рукия, став шинигами и встретив Бьякую, несомненно, узнала его – потому что не было шансов не узнать. Вот почему она говорила, что нельзя подставлять Кучики-тайчо: беспокоилась о репутации пусть и не кровного, но родственника. И Ренджи, тоже наверняка знавший историю своих сестер, все время таращился и ждал… Понятно теперь, чего он ждал.

Мысли текли сквозь Бьякую прозрачным потоком, смывая застарелые корки с заживших ран. Вот вам, господа гэнро, наследник клана! Вот вам, старые маразматики, неподходящая невеста! Вот вам, дедушка Гинрей, слабая душа, не способная родить!

Бьякуя слегка нахмурился. Вообще-то, не обладающая реацу душа могла сильно пострадать, вынашивая ребенка от шинигами его уровня. Даже сейретейские принцессы, априори появлявшиеся на свет с духовной энергией, не всегда выдерживали такую нагрузку. Что же стало с его Хисаной?

- Она… - хрипло заговорил он, и собственный голос напомнил карканье простуженного ворона. Бьякуя прочистил горло. Повторил: - Она хранила его? – и снова погладил цветок.

- В шкатулке из сандала, - как-то тихо отозвался Соуджин. – Иногда доставала и гладила бусинки… вот как ты сейчас. Там еще мешочек с деньгами лежал, и мама всегда говорила, что это мое наследство.

Кучики-тайчо прикрыл глаза. Мальчик упоминал мать в прошедшем времени. Очевидно, ее больше нет на этом свете. Одинокая слеза сбежала по бледной щеке.

- Ты так легко называешь меня папой, - задумчиво проговорил он.

- Ну, я привык. Мама много о тебе рассказывала. Объясняла, почему не осталась с тобой.

- И почему же? – Бьякуя поднял на сына заинтересованный взгляд.

- Она должна была остаться в живых, чтобы найти тетю Рукию, а в Великом клане у руконгайки для этого было мало шансов, - парнишка пожал плечами. – Она рассказывала, что все были против, а ты так вспылил, что она и за твою жизнь испугалась. Вот и решила уйти. Ну а потом узнала, что у нее буду я, а потом я родился… Кстати, о тете Рукии. Ты поможешь?

Бьякуя глубоко вздохнул и встряхнулся. Потер руками лицо, немного рассеянно обвел глазами свой кабинет – вроде бы привычный, но ставший вдруг совершенно новым.

- Как?

- Ты отказываешься? – выражение лица у Соуджина стало обиженным и недовольным. Он выпятил челюсть, и Бьякуя узнал этот жест – точно так же делала Такеши Рукия, споря с Абараем.

- Нет, не отказываюсь. У тебя есть план?

- Вообще-то, я надеялся, что план будет у тебя, - с независимым видом заявил пацан. Бьякуя засмеялся.

В этот момент над Сейретеем грянули фанфары и задрожало небо. Соуджин вскинул голову, как будто мог что-то разглядеть сквозь потолок. Бьякуя поднялся, сжал кулаки.

- Что это? – шепотом спросил сын.

- Сокёку освободили, - помертвевшим голосом ответил отец. – Казнь началась.

- Ксо-о-о! – простонал ребенок.

Кучики-тайчо вспомнил, что он, на минуточку, капитан, обученный реагировать мгновенно.

- Ты владеешь шунпо? – деловито уточнил он.

- А то! – гордо заявил студент Такеши.

- Ну? Чего стоим, кого ждем?..

***

Вопреки ожиданиям Кучики-тайчо, читавшего в летописях о подобного рода событиях, на холме Сокёку было весьма многолюдно. У подножия эшафота столпились капитаны с лейтенантами, но далеко не в полном составе. Их полукольцом окружало несколько десятков шинигами разного ранга, от младших офицеров разных отрядов до… что здесь делает Куроцучи Маюри?!

Не позволяя себе тратить время на удивление, Бьякуя посмотрел вверх. С неба все еще осыпались искры – остатки смертоносного Сокёку. На одной половине разрубленной перекладины эшафота стоял рыжий риока, держа под мышкой Такеши Рукию в белом юката смертницы. Эти двое переругивались, словно у них под ногами ничего не происходило.

Куроцучи что-то вещал о процессуальных нарушениях во время расследования, преступном игнорировании фактов и подозрительной поспешности в вынесении приговора. Командор слушал, прикрыв глаза.

- Кучики? – проскрипел генерал, соизволив открыть левый глаз, да и то не полностью, когда джунибантай-тайчо умолк.

Бьякуя кивнул, но с места не сдвинулся. Происходящее ему не нравилось: попахивало расколом и последующим кровавым весельем.

Из-за спин ополчения, как Кучики про себя назвал противников казни, провинтился Ренджи, и Куросаки оживился, прокричал что-то ободряющее и запустил Рукией в Абарая. Неким чудом фукутайчо умудрился поймать девушку, пропахав при этом своей пятой точкой изрядную колею в жесткой земле.