Раздосадованный завхоз недобро прищурился, запоминая нахалку, но возразить ему было нечего и он ушел. А нахалка, поудобнее перехватив книги, которые она тащила из библиотеки, внимательно посмотрела на спасенного студента.

— Малфой, что ты тут делаешь?

— Отстань, Грейнджер, не твое дело.

Вот и весь разговор, как всегда. Драко Малфой не любил Гермиону Грейнджер, и весь Хогвартс был уверен — за то, что она магглорожденная, ведь это самый большой недостаток любого мага, так считали поколения предков Драко, так должен считать и он сам. По правде же, Драко до Гермиониного происхождения дела не было, просто он сильно недолюбливал ее дружков, Поттера и Уизли. Те отвечали ему полной взаимностью, и редкое общение молодых людей сводилось к обмену оскорблениями и злыми подначками. Счет был приблизительно равный, так как проехаться по Уизли было легче легкого, но Поттер неизменно портил вкус победы каким-нибудь невинным замечанием, от которого у Драко сводило челюсти и непроизвольно сжимались кулаки.

— Я хотела как лучше, — вздернув нос, холодно произнесла девушка. Окинув Малфоя надменным взглядом, она ушла, а Драко остался на подоконнике в пустом коридоре. Вообще-то, как ни стыдно было это признавать, Грейнджер появилась очень кстати: в родных слизеринских подвалах дым стоял коромыслом и заснуть не получалось, веселиться со всеми у Драко не было сил и желания, а ворчание подло подкравшегося Филча въедалось в мозг и не давало хотя бы сконцентрироваться на достаточно едком ответе. Так что Грейнджер его, можно сказать, спасла, иначе вскоре разболелась бы голова, как обычно во время грозы. Драко вздохнул и уставился в темноту за окном, изредка разрываемую молниями.

А на утро снова были занятия, и многие студенты, особенно те, кто накануне пробовал огневиски, начали подозревать, что Вальпургиевы гуляния дирекция разрешает с коварной целью проверить учеников на стойкость.

Зловредный Снейп отрывался на классе по полной программе, дав самостоятельную по авторским зельям. Похмельный и помятый Рон Уизли был так откровенно где-то вне занятия, что Снейп удостоил его чести варить зелье старения — плод антинаучной фантазии старших братьев. Некстати хихикнувший Драко пожалел об этом мгновенно: его поставили в пару к Уизли. И даже поспорить не дали. Пришлось двум старинным недругам работать сообща.

Выходило у них из рук вон плохо: Рон не помнил не только формулу, но даже то, спрашивал ли он ее вообще у Джорджа и Фреда, а если спрашивал, то поделились ли ею близнецы. Драко, не знавший об этом зелье вообще ничего, скрипя зубами, следовал указаниям Уизела, и только его дотошность и скрупулезность помогла им уложиться в отведенное время.

Почти час бок о бок с человеком, который тебя не переваривает — страшное испытание для нервов. Незадолго до конца занятия Рон и Драко сцепились, шипя друг на друга почище змееустов на конкурсе художественного шипения, и добрый профессор, демонстративно подтянув рукава, подошел к ним и ткнул лбами в стол. Рону было не привыкать, а Драко от неожиданности разинул рот — и со всей дури окунулся лицом в котелок с неизведанным варевом, стоявший аккурат перед ним.

Класс замер в ожидании. Снейп выпучил глаза и прижал локти к бокам — такого он не ожидал. Рон отодвинулся и опасливо пялился на соседа. Драко выпрямился, проморгался, вытер лицо и, слегка пошатываясь, молча вышел из кабинета. Ни учитель, ни студенты и не подумали его задерживать.

Конечно, Снейп не смолчал, и весь остаток урока Рон выслушивал мнение профессора о себе и своих умственных способностях. С Гриффиндора сняли пятьдесят баллов за невнимательность и коварную подставу конкурирующего факультета, образец зелья взяли на анализ, однокурсники похихикали над незадачливым Уизли, и никто не подумал узнать, что же стало с жертвой роновского зельеварения. Гермиона вопросительно глянула на профессора, но тот выглядел невозмутимым, потом на Гарри, но друг был занят своим заданием. Девушка пожала плечами и вернулась к котелку, в котором они с Пэнси Паркинсон готовили проявитель скрытых чернил.

Следующей у Гермионы была форточка, и она намеревалась посидеть в Большом зале и почитать не учебы ради, а для собственного удовольствия — редкая возможность немного разгрузить мозг, отвлечься. На пути к залу девушка остановилась завязать шнурок и услышала из ближайшей кладовки странный звук. Как будто котенок застрял за диваном и пытается выбраться. Никаких котов, кроме собственного Косолапа да завхозовской миссис Норрис, Гермиона в Хогвартсе не знала, а потому решила, что ей показалось. Но звук повторился, на этот раз более долгий и жалобный, и девушка распахнула дверь в чулан.

В темноте и пыли маленького помещения что-то шебуршало и тоненько попискивало. Призвав «Люмос», Гермиона вошла внутрь. И застыла с отвисшей челюстью. В самом дальнем углу, за щетками и швабрами, в ворохе неопознаваемой ткани, сидел маленький светловолосый мальчик и горько всхлипывал, размазывая по щекам слезы. Увидев Гермиону, он сжался в комочек и потянул на себя большую черную тряпку, в которой девушка с изумлением узнала ученическую мантию. Не раздумывая, Гермиона подошла к ребенку и присела на корточки. Мальчик подозрительно на нее уставился, стараясь не реветь.

— Привет, — как можно ласковее сказала Гермиона. — Что ты тут делаешь?

Ребенок выпятил нижнюю губу, скривился, из ясных серых глаз побежали слезы, но он ничего не сказал, только дернул голым плечиком. Что-то в этом жесте показалось Гермионе знакомым, и она внимательнее всмотрелась в детские черты. Если бы не искаженное от сдерживаемого плача личико, не покрасневший носик, она могла бы узнать его сразу, а так ей пришлось недоверчиво поворошить смятую вокруг ребенка одежду, чтобы обнаружить слизеринский зеленый галстук, щегольские лакированные туфли, белую рубашку с золотыми запонками… Все еще не до конца веря собственным глазам, девушка подняла взгляд на мальчика.

— Меня зовут Гермиона, — осторожно начала она. — А тебя?

Малыш всхлипнул и отвернулся.

— А сколько тебе лет? — предприняла еще одну попытку Гермиона.

Ребенок озадаченно поморгал, потом высвободил из ткани ручку, прижал большой палец к ладошке и предъявил ей четыре тоненьких розовых пальчика. Гермиона умилилась, но расследование не прекратила.

— Ты что, не умеешь разговаривать? — сочувственно спросила она, осторожно прикасаясь к детской ладошке.

— У-у… — мальчишка судорожно втянул воздух носом и не выдержал: — Умеююуууу! — он заревел.

Не слишком отдавая себе отчет в том, что делает, Гермиона обняла ребенка и подняла на руки. Маленькие и удивительно цепкие пальчики сжались на ее мантии, горячий лобик прижался к щеке. Мальчик плакал так горько и безнадежно, словно пережил нечто ужасное. Впрочем, так оно и было: ребенок, скорее всего, не понимал, как он оказался в пропахшем сыростью чулане, где его родители и что вообще происходит, и, конечно же, испугался.

Гермиона поглаживала узенькие дрожащие плечи, шептала успокаивающие слова и слегка покачивала прижавшееся к ней тельце, пока малыш на ее руках не успокоился.

— Так как же тебя зовут? — на всякий случай уточнила она.

— Драко.

— Ну, я так и знала, — прошептала Гермиона, а ребенку сказала: — А ты очень здорово справляешься с буквой «р»!

Мальчишка шмыгнул носом, но приободрился.

Гермиона погладила его по голове, думая, что же теперь делать. Пропади Рон пропадом с его неумением варить зелья и похмельем!

Директор Дамблдор и профессор МакГонагалл с ужасом взирали на лучшую ученицу седьмого курса. Та прожигала преподавателей взглядом и ласково прижимала к себе мелкого пацана, завернутого в ученическую мантию. На директорском столе лежали вещи, принесенные мисс Грейнджер, и принадлежали они взрослому ученику Хогвартса. Сам ученик, обхватив руками шею девушки, косил одним глазом на пожилых волшебников и шмыгал покрасневшим носом. И лет ему было — аж целых четыре.

Бледный больше обычного, с перекошенным лицом, профессор Снейп стоял немного в стороне и делал вид, что у него все под контролем. Красный и потный Рональд Уизли виновато пыхтел у дверей, тоскливо на них поглядывал, но сбежать не пытался. Гермиона сдержанно неистовствовала: