Пит Саммерс вмешался в разговор с обвиняющим тоном. — Даже если вы не можете быть другом Зено, вы могли бы, по крайней мере, подумать о пользе для клуба и американских шахмат. У вас очень забавное отношение к этому.

— Но, конечно, вы не настоящий шахматист, — сказал Бобби Бейкер сочувственно. — У нас никогда не было казначея, который был бы шахматистом.

Ноттингем вздохнул. — Я предполагаю, что пора выбрать другого казначея.

— Хорошо, — сказал я холодно. — Я только задаюсь вопросом, что я должен сказать владельцу помещения на следующей неделе. Он тоже не шахматист. Я сказал серому человеку: — Пойдемте к столу, и я выдам вам чек.

Он нахмурился. Чек? От группы шахматистов? Никогда в жизни! Пойдемте, профессор.

Именно тогда произошла замечательная вещь. Один из большинства незначительных членов клуба заговорил.

— Я – сенатор Браун, один из друзей шахматиста господина Джонса. Я выпишу этот чек, если вы не возражаете.

И затем раздался отрывистый звук, и рядом с моим ухом пролетела пуговица. Я быстро повернулся и увидел обширный поток табачного дыма, законченного тремя совершенными кольцами табачного дыма. Наш железнодорожный магнат вынул свою сигару. — Я — Джонсон, компания «A. энд У.» Мы, шахматисты, поддержим друг друга по этим делам. Я тоже выпишу этот чек. И Ноттингем, не волнуйтесь об арендной плате. Сенатор и я позаботимся об этом.

Меня душило негодующее удушье. Я один волновался об арендной плате, не Ноттингем. Но конечно я был ниже их осведомленности. Я не был шахматистом.

Серый человек пожал плечами. — Хорошо, я возьму чек и рекомендую неограниченное продление визы.

***

Пять минут спустя я стоял вне здания, заглатывая свежий холодный воздух, когда представитель иммиграционных властей прошел мимо меня к своему автомобилю.

— Доброй ночи,— сказал я.

Он немного наклонился, и затем с почтением посмотрел. Когда он ответил, он, казалось, говорил больше себе, чем мне. — Это была самая забавная вещь. Сложилось впечатление, что там была маленькая крыса, бегающая вокруг тех шахматных досок и передвигающая фигуры своими зубами. Но конечно крысы не играют в шахматы. Только люди. Он всматривался в меня сквозь сумрак, как бы пытаясь сконцентрироваться. — Ведь там не было, действительно, никакой крысы, играющей в шахматы, не так ли?

— Нет, — ответил я. — Не было там никакой крысы. И никаких людей, также. Только шахматисты.

Конец